Тогда тоже была жара и летел тополиный пух. Город задыхался, но не пустел – если у детей настали каникулы, то взрослым приходилось ходить на работу. Но те родители, кто мог, старались отправить своих ребят в пионерлагеря. Все-таки, лес, все-таки Волга…
Иван ездил в лагерь каждое лето, с тех пор, как пошел в школу. И лагерь был один и тот же, «Солнечный».
Они тянулись вдоль лесной трассы цепочкой - эти мини пионер-городки.
«Морской» был ближе всех к яхт-клубу, там у ребят имелось даже свое учебное судно - предмет острой зависти других пионеров. Кто в этом возрасте не мечтал стать капитаном корабля… Да и просто выйти под руководством наставника «на большую воду», в водохранилище – дорогого стоило.
В «Зеленом островке» - без сомнения, был самый красивый лес, сосны, которые достают небо. В «Звездном» вообще всё богато – и корпуса красивые, и спортивная площадка, свой бассейн, а уж кормят – на уб-ой…
«Солнечный» на этом фоне смотрелся скромно, но Иван привык к нему и воспринимал, как второй дом. Родители чаще всего брали ему путевки на две смены подряд.
Мальчика не тяготил ранний подъем, и необходимость весь день держаться всем вместе, всем отрядом. Конечно, трудно придумать что-нибудь зануднее, чем «Смотр строя и песни», с его муштрой, речёвками и песнями, навязанными вожатыми. Да и ежедневные линейки тоже не вызывали восторга. Но хватало и веселых минут.
Тот же «День Нептуна», когда можно несколько часов не вылезать из Волги, или «Зарница», увлекавшая ребят от мала до велика. И дискотеки, проходившие три раза в неделю, когда можно до отрыва головы скакать под наилюбимейшую «Малиновку».
Малиновки заслыша голосок,
Припомню я забытые свиданья….
В три жердочки березовый мосток,
Над тихою речушкой без названья….
По дому скучали только малыши, из младших отрядов. Находился кто-то, кто уже в первые дни сле-зно взывал к родителям, и его забирали. Но остальные привыкали. И Иван весь учебный год знал, что лето проведет в «Солнечном», и здесь же соберутся несколько его друзей, так что скучно не будет.
В отличие от многих других ребят девчонками Иван не интересовался, а единственная претензия воспитателей к нему заключалась в том, что мальчик мог иногда исчезнуть на короткий срок. Ненадолго хотелось ему– забраться в какой-нибудь тихий уголок. Посидеть на камне на берегу Волги или побродить по лесу. Надо же человеку хоть немного побыть наедине с собой! В старших отрядах эту привычку ему не то, что простили – вожатые с ней смирились, зная, что мальчишка скоро вернется. Голова на плечах у Ивана была всегда.
Не то, что малышня… Эти малявки устроили как-то раз переполох. Две девочки решили сбежать домой, и каким-то образом едва не осуществили свое намерение. Перебрались на рассвете через ограду, нашли тропинку, по которой можно было подняться до трассы… А потом им что-то померещилось, воображение дополнило картину, девчонки бегом вернулись обратно, и днем из вожатской позвонили домой.
- Мама, мама, - торопилась одна из них, - Тут по лесу бегают го-л-ые, пья-ные зак-лю-че-нные…
Как мама на том конце не упала в обморок, Бог весть… Тут же примчалась проверка от завода, которому принадлежал лагерь, окрестный лес прочесали с милиционерами, вожатым отряда нагорело за то, что девочки смогли сбежать….
Словом, был треш.
…А та смена выдалась не лучше и не хуже других. Уже прошло открытие лагеря, уже возили пионеров на «Омике» кататься по водохранилищу. Предстоял «Вечер дружбы народов», отряды репетировали песни и танцы союзных республик, готовили костюмы. Ивана послали к старшей вожатой, та должна была выдать цветную бумагу, краски и клей.
Стоял жаркий день, пахло соснами и близкой водой, и Алла Пугачева пела из громкоговорителя, - как она хочет, чтобы лето не кончалось и за нею мчалось.
…Внезапно Иван увидел эту девочку. Она сидела на одной из боковых аллей, на скамейке, под кустом отцветшей уже сирени. И читала книгу. Как будто не было вокруг лагеря, где все ходили строем. И сидящие в стороне от всех дети с книжкой в руках категорически не поощрялись.
Еще Иван заметил, что девочка была очень хорошенькой. Вот никогда он не обращал внимания на чью-то внешность, а тут с ним что-то произошло. Девочка была… ну, как в песне, которую мурлыкала себе под нос вожатая Галя Горячева (слуха у Гали не было, и петь по-настоящему она стеснялась)
- Всё косы твои, да бантики, - мурлыкала Галя,
Да прядь золотых волос,
Глаза голубей Атлантики,
Да милый курносый нос.
Только не в книжку смотрела девчонка, голубые глаза были явно на мокром месте.
Иван остановился как вкопанный. И вовсе не потому, что не переносил женских слез. Опыта в этом вопросе у него не было, мама при нем никогда не плакала.
Просто сердце как-то нехорошо защемило – и потребовало что-то сделать.
- Что читаешь? – спросил Иван наугад.
Надо же было что-то сказать… И еще Иван подумал, что девочка, похоже, его ровесница, только отчего-то к ним во второй отряд не попала.
Незнакомка не огрызнулась, не послала его подальше. Молча вывернула голубую с черным обложку книжки – мол, читай сам. «Александр Беляев «Голова профессора Доуэля. Человек-амфибия».
Иван давно хотел прочесть эту вещь. Когда-то, когда он еще учился в начальной школе, их учительницу Нину Васильевну вызвали куда-то, и посидеть с малышами пришла преподаватель литературы Мария Александровна. Она и пересказывала им роман про отре-занную голову, а они слушали, открыв рты. Чем дело кончилось – не удалось узнать, звонок прозвенел.
Когда в старших классах Иван спросил в библиотеке томик Беляева, ему сказали, что «Голова» есть только в читальном зале, а там книжки на вынос не дают.
Оттого, что девочка владела вожделенным романом, она заинтересовала Ивана ее больше. Вот только он не знал – можно ли намекнуть, что он заметил ее слезы, или лучше сделать вид, что все в порядке?
- У тебя … это… нормально всё? – не выдержал Иван.
- Не нормально! – девочка в сердцах уронила книгу на колени, - Меня сюда сослали! Как мне тут может быть хорошо?!
- Чего тебя?... – не понял Иван.
- Папа на меня разозлился. Сказал, что я избалованная и не умею быть благодарной. И вот - решил наказать. Мы должны были поехать на море в Болгарию. А папа сказал: «Лиля живет в своем мире и хочет, чтобы все создавали ей сказочную жизнь. Ей уже и шмотки не те, и за столом птичье молоко подавай. Пусть примерит на себя жизнь обычных детей.» И меня засунули меня вот! Я даже сбежать не могу, потому что наша квартира стоит – запертая. Папа с мамой уехали к морю. И на родительский день ко мне никто не приедет. А я тут не выдержу, я тут ум-ру до конца смены!
Лиля отвернулась, она не хотела, чтобы мальчик увидел, как она плачет. А Иван не знал, что сказать. Вроде бы взрослая уже девчонка, а ведет себя и правда, как избалованный ребенок. До конца смены осталось две недели. Что с ней станется за это время?
- А в каком ты отряде? – спросил Иван, опять-таки, чтобы отвлечь девочку от слез.
- Я ни в каком отряде. Я в санаторной группе. Считается, что нас там оздоравливают. А нас просто возят в соседний санаторий и там дают кислородный коктейль. Вот и всё. Зато в нашей группе только одна девочка Люда Тихонова – мне ровесница, а остальные ребята – все младше. Вот весело! С ума сойти, какой интересный отдых!
…Иван сам не понял, как это получилось, что оставшаяся часть смены прошла для него «под знаком Лили». Он не поставил на девочке крест, решив, что она «капризница» и «вредина». Иван решил сделать жизнь в лагере для Лили, не привыкшей к дисциплине и муштре – легче, переносимее.
Это из-за Лили он стал вести себя иначе, чем прежде.
Девчонки в его отряде заплетали мелкий косички – на вечере Дружбы народов они должны были представлять Узбекистан.
Иван же, никого не предупредив, нарядился индейцем, и привлек к себе всеобщее внимание, все на него глазели – словно и вправду был «последним из могикан».
Потом ему удалось улизнуть от своих, и Лилю он вытащил из ее санаторной группы. Они вместе выстояли очередь в палатку, где должны были показывать «чудеса». Пускали туда по одному, а выпускали черным ходом.
Когда дошла очередь до Ивана – толстый мужик, сидевший внутри палатки с загадочным видом, указал ему на что-то, скрытое под тонкой тканью.
- Что это?
Иван пожал плечами.
- Понюхай, - предложил дядька.
Иван наклонился, вдохнул слабый запах пыли и сладких духов.
- Не догадался?
- Не-а…
- Смотри, что ты нюхал, - сказал дядька и откинул ткань.
На листе ватмана черным фломастером грубо, по-детски была нарисована фига.
Иван вспыхнул.
- Глупая шутка!
Он был уверен, что Лилю, которая входила в палатку перед ним, такой розыгрыш должен был оскорбить. Не ее это уровень!
продолжение следует