Катя стояла у окна ресторана и улыбалась, глядя на огни вечернего города. Ни один фотограф в мире не смог бы поймать ту лёгкость, что жила в ней сейчас: лёгкость женщины, которая наконец нашла своё «да».
В зеркале отражались крупные серёжки, аккуратно уложенные волны волос, платье цвета шампанского — не свадебное, но уже почти. Это была вечеринка по поводу помолвки, устроенная её женихом Михаилом. Идеальный вечер. Идеальный мужчина.
— Ты просто сияешь, — раздался позади голос Саши.
Катя обернулась: её младшая кузина, в коротком топе и юбке, держала два бокала. Саше было двадцать три. И хоть формально она приходилась ей двоюродной племянницей, Катя растила её после смерти родителей — почти как мать.
— Это всё ты. Сама меня нарядила, накрасила, — улыбнулась Катя, беря бокал. — Саша, ты волшебница.
Та чуть склонила голову:
— Ты правда счастлива, Катюш?
— Очень. Хотя и страшно. В таком возрасте замуж в первый раз — это уже как на вершину без страховки.
— У тебя будет всё хорошо. Михаил — надёжный. — Саша вдруг уставилась в пол. — Он ведь никогда тебя не обманывал?
Катя нахмурилась:
— С чего ты это взяла?
— Да ни с чего… Просто спрашиваю.
Позвали к тосту, Катя едва пригубила шампанское. А потом — головокружение. Вечер заструился, как вода в раковине: лица, тосты, музыка, улыбки. Всё будто стало липким, замедленным.
— Кать, ты в порядке? — Саша держала её за плечи.
— Кажется… да. Просто немного закружилась голова.
— Может, переутомилась. Ты же почти всё сама организовала.
— Угу. Я в туалет на минуту.
Она дошла до зеркала, уцепившись за стену. Вода с лица не смывала нарастающую тревогу. Сердце стучало в ушах. Ноги подкашивались.
Когда она вышла, Михаил был с кем-то из партнёров, смеялся, уверенно хлопал по плечу. А Саша сидела одна, глядя в телефон. На лице — ни следа беспокойства.
Катя вдруг почувствовала: что-то не так.
---
Катя проснулась рано утром в своей квартире. Голова гудела, в горле — сухость. Саша уже суетилась на кухне, как ни в чём не бывало: варила кофе, жарила яйца, ставила на стол аккуратно нарезанный тост.
— Доброе утро! Как ты, Катюш? Вчерашний вечер был огонь!
Катя села за стол. В глазах снова потемнело на секунду.
— Не помню, как добралась домой. Это странно.
— Ты просто переутомилась. Ничего криминального, — Саша усмехнулась. — Миша сам тебя довёз. Сказал, ты вырубилась прямо в машине.
Катя нахмурилась. В голове звенело тревожное: «вырубилась»?
Она сделала глоток кофе.
— Саш, ты же знаешь, я почти не пью. Тот бокал шампанского — и всё. Но я чувствовала себя так, как будто меня вырубили на час.
Саша пожала плечами:
— Может, стресс? Это же не просто вечеринка, это вся жизнь переворачивается. Да ещё и ты всё сама тащила — декор, гостей, ресторан.
Катя кивнула, но осадок остался.
Саша жила с ней последние шесть лет. После смерти родителей её определили в интернат, но Катя тогда приехала, оформила опеку, забрала её домой. Вырастила как дочь. Обувала, одевала, плакала на выпускном. Любила — без оговорок.
Младшая была сложной. Чувствительной. Упрямой. Слишком рано повзрослевшей. Но Катя верила: любовь всё вытянет.
Теперь всё должно было измениться. Михаил — серьёзный мужчина, пятьдесят, дважды разведён, дети от прошлых браков. Он звал Катю к себе: просторная квартира, охраняемый дом, море путешествий, совместный бизнес.
— Саш, я… — Катя замялась. — Мы с Мишей переезжаем через месяц. Я надеюсь, ты поймёшь.
Саша замерла с кружкой в руках:
— А я?
— Я помогу тебе снять квартиру, оплачивать учёбу, даже машину купим. Ты же знаешь, что я тебя не брошу.
Саша кивнула, но взгляд стал стеклянным.
— Всё меняется. Раньше мы с тобой — вдвоём. А теперь ты уходишь туда, где мне места нет.
— Саша… это не так.
— Нет, именно так.
Катя почувствовала, как будто внутри щёлкнуло что-то неприятное. В этот момент зазвонил телефон. Михаил.
— Котёнок, ты как? — его голос был нежным. — Я волновался. Ты вчера совсем исчезла.
— Мне стало плохо. Голова. Давление, наверное.
— Надо бы тебя проверить. Я пришлю врача.
— Не нужно. Я справлюсь.
Они говорили ещё пару минут, но Катя слышала, как Саша моет чашки с какой-то озлобленной энергией. На лице — сдержанная маска. Но руки дрожат.
В тот вечер, пока Саша спала, Катя заглянула в её ноутбук. Не ради слежки. Просто что-то тревожило. Она увидела в истории браузера имя: «Михаил Бронский до свадьбы», «бывшие жены Михаила», «Бронский дети». Но один запрос выбил почву из-под ног:
«Михаил Бронский + дизайнер Екатерина» — и дата... до их знакомства.
---
Катя не сразу осознала, что именно её так встревожило. Запрос в поисковике с её именем и Михаилом… сделанный ещё до их знакомства? Она пересмотрела историю снова. Дата не вмещалась ни в какую логику.
Она пошла дальше: открыла Сашину электронную почту. Не ради подглядывания — а от паники. И тут — ещё одна вспышка тревоги.
В папке «Отправленные» — десятки писем, адресованных одному человеку. Почти все — с пометкой: «неотправлено». Черновики. Михаил.
Письма были личные. Некоторые — романтические. Другие — гневные. Третьи — отчаянные. Катя читала, как Саша признаётся в любви, потом — проклинает, потом снова пишет: «если не ты — я никого не смогу любить».
Письма датировались двумя годами раньше. За год до того, как Катя встретила Михаила.
Она закрыла ноутбук. Лёгкая дрожь прошла по рукам. В голове всплыло: Саша тогда говорила, что исчезала в отпуск на «море». А потом вернулась сломанная, закрытая. Катя тогда не лезла — решила, что разбитое сердце, юношеский кризис. Но теперь… теперь всё сдвигалось.
Она позвонила подруге — Кате Лихачёвой, общему знакомому:
— Ты ведь знаешь Сашу с института. Скажи честно, у неё был кто-то… взрослый, влиятельный? Два года назад.
Подруга замялась.
— Катя… ты уверена, что хочешь знать?
— Да.
— Да, был. Он приезжал на машине с московскими номерами. Возил её в рестораны, в Сочи на выходные. Кажется, его звали Михаил. Только… она сама всё оборвала. Он тогда начал с кем-то другим встречаться. Она потом сломалась.
Катя сидела в машине напротив магазина и слушала голос, гудевший как в бочке. Значит, всё началось до неё. Значит, Михаил знал, чья она. И всё равно… выбрал её.
Но главное — Саша знала тоже. Всё время. И жила рядом. Улыбалась. Помогала выбирать платье.
На следующее утро она позвонила знакомому частному детективу. Его звали Лавров. Немногословный, хмурый мужчина. За два дня он нашёл то, чего Катя боялась больше всего.
— Они действительно были парой, — сказал он. — Есть переписка, есть фотки. Причём Михаил был инициатором. Девочка тогда ещё студентка.
— А сейчас?
— Сейчас — нет. Он отстранился. Но с вашей стороны… след остался. Она ищет, мониторит, пишет под другими именами.
— Спасибо.
Катя повесила трубку и села. На коленях лежали два бокала. Она взяла один, тот, из-под шампанского. Остатки перелила в пробирку, отдала знакомому химику. Через день пришёл результат: психотропное вещество в слабой концентрации.
Не яд. Но достаточное, чтобы дезориентировать, вызвать обморок, спутанность сознания.
Вечером Катя вошла в комнату Саши. Девушка листала Netflix, укутанная в плед.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Катя.
— Нормально. Немного устала.
— Я хотела сказать… — Катя замялась. — Я думала, ты рада за меня. А теперь не знаю, что думать.
Саша посмотрела в сторону, потом — прямо в глаза:
— А ты знаешь, что чувствуешь, когда тебя предают?
Катя не ответила.
— Знаешь, каково это — быть рядом с кем-то, кого любишь, и видеть, как он улыбается другой?
Катя села на край кресла:
— Ты подсыпала мне что-то?
Пауза.
— Я просто хотела, чтобы ты задумалась.
Катя стиснула зубы:
— Это не «задуматься», Саша. Это преступление.
— Ты забрала всё. Его, жизнь, даже свет. Я просто хотела вернуть себя.
В горле у Кати пересохло. Перед ней сидела не девочка, которую она растила. А женщина, израненная и яростная.
---
Катя не спала всю ночь. Она металась между спальней и кухней, то заваривая чай, то забывая про него и снова кипятя воду. Мысли крутились, как в водовороте. Предательство. Ложь. Саша. Михаил. Где правда?
Утром она приняла решение. Заставила себя накраситься, одеться строго — в белую рубашку и серый костюм. Позвонила Михаилу:
— Нам нужно встретиться.
— Конечно. Ты в порядке?
— Узнаешь лично.
Он пригласил её в ресторан, где у них был первый ужин. Ирония.
Михаил пришёл в идеальном виде: подтянутый, уверенный, с лёгким запахом дорогого одеколона. Но в глазах — тревога. Он понимал.
— Катя… — начал он, но она подняла ладонь:
— Скажи мне, когда ты узнал, кто я?
Он опустил глаза. Пауза.
— С самого начала. Саша… она показала мне твою фотографию в тот день, когда всё оборвалось между нами.
— Значит, ты знал, что я её опекун, и всё равно подошёл?
— Я… хотел забыть её. Ты была совсем другой. Тёплая, спокойная. Я думал, это знак.
Катя сжала руки на коленях:
— Ты использовал меня как перевязку для своей старой раны.
— А потом полюбил. По-настоящему.
— Но не сказал. Ни слова.
— Я боялся всё испортить. Да и Саша тогда исчезла. Я не думал, что вы так близки.
Катя откинулась на спинку стула. Слова звучали правдоподобно. Даже честно. Но внутри было только опустошение.
— Она подсыпала мне препарат, Миша. Я сдала остатки на анализ. Ты знал, что у неё крыша поехала?
— Не смей так говорить о ней! — Михаил резко поднял голос. — Она сломана, но не сумасшедшая. Ей больно. А ты… ты теперь хочешь её добить?
Катя побледнела.
— Значит, ты на её стороне?
Он не ответил. Только отвернулся.
В этот момент к их столику подошёл официант с подносом. На нём стояли два бокала шампанского. Катя посмотрела на них — и вдруг улыбнулась. Совсем тихо.
— Нет, Миша. Я больше не хочу, чтобы кто-то выбирал между нами. Я выбираю сама. Я — не чей-то компромисс.
Она встала. Пальто лежало на спинке стула. Взяла его, пошла к выходу. Михаил окликнул:
— Катя! Не уходи вот так. Я люблю тебя!
Она остановилась у двери. Повернулась.
— А ты когда-нибудь по-настоящему любил себя, чтобы не путаться в чужих жизнях?
Через день она вернулась домой. Саша сидела в коридоре — чемодан у ног.
— Я ухожу, — тихо сказала девушка. — Я поняла всё. Я проиграла.
Катя кивнула. Долгое молчание.
— Я не буду мстить, Саша. Но я не смогу жить рядом.
Саша подняла глаза:
— Я не прошу прощения. Я просто хочу исчезнуть. Чтобы не мешать.
Катя открыла дверь:
— Беги, пока можешь.
В последней сцене она сидела у окна в тихом прибрежном кафе Порту. Волосы развеваются на ветру. Перед ней — блокнот. Она пишет:
"Я не знаю, что было правдой. Но знаю, что от боли можно сбежать только в себя. Теперь — это моя земля. Моя жизнь. Моя тишина."
---
Катя вернулась в Россию только спустя полгода. Сразу в родной город — без звонков, без предупреждений. Сняла небольшую квартиру на окраине, устроилась работать в дизайн-студию на полставки. Она больше не хотела многого. Только — тишины.
О Михаиле она не слышала с той самой встречи. Ни сообщений, ни писем, ни цветов. Возможно, он понял: это был конец. А может — выбрал Сашу. Это уже не имело значения.
Саша тоже исчезла. Последнее, что Катя о ней узнала — через третьих лиц: девушка уехала в Петербург, поступила на магистратуру, работает в книжном магазине. Никаких попыток выйти на связь.
Поначалу это жгло. Потом стало привычным. Как рубец, который не болит, но помнишь о нём при каждом движении.
Катя нашла удовольствие в маленьких вещах: утренний кофе у окна, звук дождя по крыше, запах краски от новой серии открыток, которые она рисовала для издательства.
Она снова научилась быть одна. Не как раньше — из необходимости. А теперь — из выбора.
Однажды она нашла в ящике старую фотографию: трое на кухне — она, Саша и Михаил. Все улыбаются. Но теперь эта улыбка казалась катастрофой.
Катя положила снимок в коробку и запечатала её скотчем.
— Я не забуду, — сказала она себе вслух. — Но больше не вернусь.
На улицах уже лежал первый снег. Катя вышла на балкон, закутанная в плед. В небе кружили редкие снежинки. В руке — кружка горячего чая.
Она долго смотрела вдаль, на белые крыши, и думала: а что, если бы она тогда простила? Или осталась?
Но внутри было уверенное: нет. Всё, что случилось, нужно было пережить. Чтобы наконец стать собой.
А вы бы простили? Или тоже выбрали бы одиночество, лишь бы не жить во лжи?
Подписывайтесь на канал и читайте другие мои рассказы.