Мария всегда составляла списки. Список продуктов на неделю, список дел на завтра, список книг, которые обязательно прочтёт этим летом. Но тот список, который она писала сейчас, дрожащей рукой выводя буквы на белом листе, был особенным. Он должен был уместить в себе всю оставшуюся жизнь.
За окном кабинета доктора Соколова моросил октябрьский дождь, стекая по стеклу неровными дорожками. Точно такими же неровными были и слёзы на её щеках. Диагноз всё ещё звучал в голове эхом: "Рак поджелудочной железы, четвёртая стадия. К сожалению, Мария Александровна, времени у нас не так много..."
Не так много. Восемь месяцев, может быть год, если повезёт.
Двадцать семь лет жизни, и она так ничего и не успела. Работа в рекламном агентстве поглощала дни один за другим, отношения с Павлом зашли в тупик три года назад, но они всё тянули из привычки, а мечты... мечты лежали где-то глубоко, под грудой отговорок "потом", "когда-нибудь", "после тридцати".
Теперь "потом" больше не существовало.
Мария смотрела на чистый лист и вдруг почувствовала странное, почти забытое ощущение — решимость. Впервые за много лет она точно знала, что должна делать.
Первая строчка далась легко:
1. Написать книгу. Ту самую, о которой она думала с университета, историю девочки, которая разговаривала с ветром. Рука задрожала снова, но уже не от страха — от предвкушения.
2. Увидеть все континенты. Антарктида, Австралия, Южная Америка — места, которые раньше казались недостижимо далёкими, теперь стали частью плана.
3. Влюбиться по-настоящему. Не так, как с Пашей, по инерции и удобству, а так, чтобы сердце выпрыгивало из груди при звуке шагов на лестнице.
4. Сделать что-то великое. Пока не знала что, но чувствовала — это должно быть что-то, что останется после неё, что-то важное для других людей.
Дождь за окном усилился, но Мария больше не замечала его. Она видела только список, который превращался из набора букв в карту сокровищ, в компас, который укажет направление для каждого из оставшихся дней.
Доктор Соколов говорил о химиотерапии, о том, как важно не сдаваться. Но Мария уже знала — она не собирается сдаваться. Просто теперь борьба будет не только за жизнь, но и за то, чтобы эта жизнь что-то значила.
Она сложила список пополам и убрала в сумочку, рядом с блистером обезболивающих и направлением на анализы. Выходя из больницы, Мария впервые за три недели улыбнулась.
У неё было восемь месяцев. Может быть, год.
И четыре самых важных дела в жизни.
***
Утром Мария проснулась с ощущением, что мир изменился. Не снаружи — за окном всё тот же серый московский октябрь, та же маршрутка под окнами, те же голоса соседей за стеной. Изменилась она сама, как будто вчерашний разговор с доктором стёр с неё один слой кожи, обнажив что-то новое, незнакомое.
Первым делом она открыла ноутбук и создала новый документ. Курсор мигал на пустой странице, как сердцебиение. "Девочка, которая разговаривала с ветром" — название пришло само собой, из тех глубин памяти, где хранились студенческие мечты.
"Лина всегда знала, что ветер умеет говорить. Остальные этого не понимали..."
Слова текли легко, будто сами просились на бумагу. Мария печатала, не останавливаясь, и вдруг поняла — это не просто история о девочке. Это история о ней самой, о всех тех, кто перестал слушать ветер, увязнув в ежедневной рутине.
Через два часа на экране было уже пять страниц. Мария откинулась на спинку стула и улыбнулась. Когда последний раз она писала просто так, для себя, не отчёты, не презентации, не письма коллегам?
Телефон пиликнул — сообщение от Паши: "Как дела? Может, кино сегодня?"
Мария долго смотрела на экран, а потом набрала: "Паш, нам нужно поговорить. Приезжай, пожалуйста."
Пока ждала его, она открыла банковское приложение. Накопления за семь лет работы, депозит, который копила на квартиру, остатки на карточках. Сумма получилась внушительная — почти два миллиона рублей. Раньше эти деньги казались началом взрослой жизни, залогом стабильности. Теперь они превратились в билет к свободе.
Страховая компания удивила оперативностью. Представитель обещал выплату по страховке жизни в течение месяца после подтверждения диагноза. Ещё полтора миллиона. Мария с горькой иронией подумала, что никогда не была такой богатой.
— Что случилось? — Паша ворвался в квартиру с пакетом суши и встревоженным лицом. — Ты выглядишь странно.
Они сидели на кухне, суши остывали на столе, а Мария рассказывала. О диагнозе, о списке, о планах. Паша слушал, и лицо его менялось — от шока к непониманию, от непониманию к попыткам отговорить.
— Ты с ума сошла! — он вскочил, начал ходить по кухне. — Химиотерапия, лечение в Германии, в Израиле! А ты хочешь тратить деньги на какие-то путешествия!
— Паш...
— Нет, серьёзно! Мы поженимся, я буду рядом, будем бороться вместе. Нельзя сдаваться!
Мария смотрела на него — взлохмаченного, искреннего, готового спасать. И понимала, что больше не любит его. Может быть, никогда и не любила по-настоящему.
— Я не сдаюсь, — сказала она тихо. — Я начинаю жить.
Паша ушёл, хлопнув дверью. Мария знала, что он вернётся завтра, послезавтра, будет убеждать, просить, умолять. Но решение уже было принято.
Вечером она сидела с ноутбуком на диване, планируя маршрут. Антарктида — в декабре, во время их лета. Потом Австралия и Новая Зеландия. Южная Америка к февралю. Африка весной. Азия летом. И наконец, Северная Америка — к осени, если её хватит до осени.
На экране мелькали сайты турагентств, цены на билеты, описания туров. Антарктический круиз — 12 тысяч долларов. Раньше такая сумма показалась бы безумной. Теперь это была просто цифра в таблице расходов.
Мария заказала круиз на декабрь и почувствовала, как что-то внутри неё окончательно сдвинулось с места. Завтра она подаст заявление об увольнении. Послезавтра начнёт оформлять визы. А пока...
Пока она открыла документ с книгой и продолжила писать о девочке, которая умела слышать ветер.
"— Куда ты меня зовёшь? — спросила Лина, стоя на краю обрыва.
— Туда, где ты найдёшь себя настоящую, — ответил ветер. — Но путь будет нелёгким.
— А лёгких путей я и не ищу, — улыбнулась девочка и шагнула в неизвестность."
Мария печатала до трёх утра, и впервые за годы заснула счастливой.
Продолжение здесь