Наш автор Старый Шахтёр продолжает знакомиться с русской провинцией. Очередная его остановка – Череповец
Особая прелесть провинциальных аэропортов состоит в том, что, непосредственно до здания аэропорта – небольшой кирпичной коробочки – ты порой идёшь пешком. Это так мило! Уютно и по-домашнему. И самолёт, на котором я летел, был маленький и домашний. Трапа не было, просто откидывалась дверь со ступеньками, а в салоне ты шёл пригнувшись, голова упиралась в потолок. Последний раз я летел на таких самолётиках балтийской кампании в Латвию – бедную, нищую страну, где срывают свою злобу на русских, которые ранее обеспечивали её достаток.
А теперь, выйдя из самолёта, я направился к кирпичной коробочке на которой неоновыми буквами было написано: «Череповец».
…Череп, скольких овец?… Вспомнился отрывок из русского гангста-рэпа.
Под надписью «Череповец» горит надпись «Северсталь», ей принадлежит авиакомпания, самолётом которой я прилетел, да, наверное, и сам аэропорт «Северсталь», насколько я понял, кроме «Северстали» сюда никто не летает. Причём, Череповец – это даже не областной центр, к стыду своему, я узнал, что нет Череповецкой области, Череповец принадлежит к области Вологодской. Но город имеет свой аэропорт, свои самолёты. Точнее имеет «Северсталь» – градообразующее предприятие. Её бюджет того же разряда что и бюджет упомянутой Латвии, он измеряется в тех же единицах, в млрд.€. Ну а если продолжать сравнение, то прибыль точно уж больше всей латышской прибыли, потому что у Латвии убыток. Латвия – это страна-убыток. Всякая русофобия ведёт к убытку. Впрочем, причём здесь Латвия, что я к ней прицепился? Не будем о ничтожном.
Соответсвенно, у такой крупной организации, как «Северсталь», есть и профсоюз. Он и пригласил меня выступить с лекцией о военкорах. Профсоюз в провинции, который провинциальным не назовёшь, интересует не только мир, труд, май, но и война и СВО. Это правильный профсоюз.
Меня встречали Татьяна и Иван, одетые в фирменную одежду профсоюза с его эмблемой, как будто члены масонской организации, циркуля и мастерка только не хватает, вольные каменщики. В нашем случае – независимые металлурги. Мне просто нравятся тайные организации, поэтому я часто фантазирую. Череповецкая масонская ложа – это же звучит? «Череп, скольких овец…»
Надо думать, профсоюз «Северстали» не бедный, как и само предприятие, и может позволить такие семинары – я не один выступающий. С сейчас с администрацией, как я понял, профсоюз особо не конфликтует, почти все предложения профкома принимаются, но по дороге мы вспомнили «святые» 90-е, и нам было о чём поговорить.
Дело в том, пусть я никогда не был в Череповце, но о нём слышал не раз. Я родился в Инте (Республика Коми), и работал на шахте в 90-е, и уголь, который мы добывали, шёл в том числе для доменных печей Череповецкого металлургического комбината – основного предприятия «Северстали». И с профсоюзами я знаком и что такое протестная борьба знал смолоду – в 1998-ом я стал участником рельсовой войны, которая началась именно с моего родного города. У нас в 90-е чёрт знает-что творили с шахтёрами (впрочем как и со всей страной), сегодняшнее поколение не понимает, но тогда зарплату выплачивали с большими задержками, по три месяца могли задерживать, а где-то по полгода, давали отоваркой, по которой можно было получить, например, ящик шампанского – наверное, это бы устроило шахтёров, мы как гусары глушили шампанское из горла на городских площадях и скверах, но потом и шампанское прекратили давать. Аванс стал похож на подачку – помню я стоял час, чтобы преодолеть в очереди лестничный пролёт к кассе и получить эквивалент двумстам долларам. Но, если честно, я был молод и эти деньги меня не сказать что совсем устраивали, но я ими вполне довольствовался, и на рельсовую войну я пошёл, наверное, больше из интереса, чем из убеждений – как молодому нереализованному авантюристу мне был интересен любой кипеш. Причём, идти на рельсы было необязательно, достаточно просто не пойти в шахту, но я, единственный из своего рабочего звена, поехал на станцию в профсоюзном автобусе, остальные воспользовались забастовкой, чтобы отправится домой спать – это была ночная смена. Вернулся я домой утром пропахший костром и угоревший бензином, ночи стояли холодные – шахтёры, дежуря на рельсах грелись у костра или поменявшись, спали в заведённом автобусе, где выхлопы проникали в салон.
Эх, молодость, святые 90-е… Череп, скольких овец?..
Сейчас же ситуация в профсоюзной сфере изменилась кардинально. За перекрытие дорог тебя могут посадить и надолго. Время отмороженных профсоюзов прошло – по дороге мы вспомнили профсоюз «Форд» во Всеволожске, созданный, несмотря на препятствия чинимые администрацией, снизу, непосредственно рабочим коллективом, а не оставшийся в наследство рабочим со времён Советского Союза. Те были полные отморозки, чуть-что – забастовка. Интересно, что с ними сейчас? Разогнали? А ещё, вот, СВО началось, и пока что «народ и партия – едины». Пока что…
В отличии от моего шахтёрского городка, где закрыли все шахты, Череповец – вполне благополучный город. Население – около 300 тысяч. Средняя зарплата – около 90 тысяч. Это средняя, специалисты получают больше. Жить можно, Череповец – не Москва. У металлургов так, вообще, самая высокая зарплата по отрасли, сказал Иван.
Прилетел я поздно. Да и на один день, завтра улетать, но организаторы оказали мне услугу – провели небольшую экскурсию по центру, в ходе которой я продолжал собирать сведения и знакомиться с городом.
Что узнал. Череповец – первый в России город по славянскому населению (если ты националист и меряешь черепа, – езжай жить в Череповец – каламбур). Он самый большой город в Вологодской области, Вологды он больше, так что моё заблуждение насчёт Череповецкой области имеет свои основания. Но так как Череповец входит в Вологодской область, то здесь действуют новые, скандальные для русского человека, законы нового губера по продаже алкоголя – его продают в магазинах только с 12:00 до 14:00.
Новую власть здесь недолюбливают. Не то, чтоб череповчане много употребляли алкогольных напитков, нет, ажиотажа в обозначенные часы никакого нет, но людям просто не нравятся, когда ломают привычный уклад.
Да, любые запреты непопулярны, но действенны. Как бы не возражали, что желающий всегда найдёт, что выпить, ограничения работают. Ну, да, кто очень хочет, всегда найдёт. Запрет же ориентирован не на них. А вот неискушенный может и не совратиться. Я, кончено, за народ, но мне лично импонирует и кажется полезным такое нововведение. Пожалуй, единственное, что сделал хорошего Горбачёв в своё время, – это антиалкогольная кампания. Чтобы там ни говорили, что всё равно пили, и пили суррогат, варили самогон, продавали из-под полы, статистика говорит сама за себя – смертность в те, пока ещё советские годы упала, пить стали гораздо меньше.
Вообще, как я понял, налицо антагонизм с областным центром. Похоже на противостояние Мариуполь – Донецк, мариупольцы тоже недолюбливают донецких, есть такое. Может, потому что они тоже металлурги?
Несмотря на поздний вечер, в городе полно молодёжи. Вообще это хороший признак, признак что город живёт, когда на улицах видишь много молодых лиц. Мы прошлись по центру. Центр благоустроен – фонари, газоны, деревья, брусчатка, скамейки, велосипедные дорожки. Прошлись до набережной. Река Шексна дрожит вдали огнями микрорайона на другом берегу. Виден мост. В парке на набережной установлены памятники выдающимся череповчанам.
Во-первых, это памятник монахам Афанасию и Феодосию, которые основали здесь в 14 веке Череповецкий монастырь, город нарос поселениями вокруг него. На улице Ленина мы прошли памятник купцу Ивану Милютину (1829 – 1907), одному из градоначальников, который управлял городом около 50 лет и много что для него сделал – построил гавань, при нём провели в Череповец железную дорогу и телефонную связь, было создано несколько учебных заведений, открыта аптека, библиотека, типография, музей и прочие культурные и административные учреждения.
Фигуры двух монахов и купца Милютина вытянутые, как на иконах. Эти уважаемые люди в доброй каменной памяти преобразились в святых и почитаемых людей.
В послевоенное время Череповец получил второе рождение, в связи со строительством Череповецкого металлургического комбината. В районе Череповца нет полезных ископаемых, но он удобно стоит на пересечении рек Шексна и Суда и железнодорожных дорог. Руду доставляют с Карельского полуострова, а уголь для топки печей из Коми Республики. Через водные пути выплавленная сталь транспортируется на север и на юг к Балтийскому и Белому, Чёрному и Каспийским морям.
У набережной стоят ещё памятник братьям Верещагиным, Василию и Николаю – оказывается великий баталист, тот который Василий, родился в Череповце. О Василии Верещагине (1842 – 1904), авторе «Апофеоза войны», я уже писал – можно его назвать военкором-живописцем. Ненавидя войну, он не пропустил ни одну военную кампанию, в которой участвовала Россия в его время, и сам погиб в бою, причём в морском. А вот насчёт знаменитого старшего брата Николая я не знал. Оказывается он основал и развивал молочную промышленность, и мы ему обязаны за вкус того самого вологодского масла. На постаменте братья стоят вместе: оба бородачи – один в папахе и военном сюртуке, другой в цилиндре и пальто. Кровь и молоко.
Добрым словом в Череповце вспоминают металлурга и академика Ивана Бардина. Хотя он сам город, который мы имеем сейчас, не видел, но фактически это он придумал современный Череповец, это он убедил Сталина построить на месте, где нет полезных ископаемых, металлургический комбинат. Город возник здесь только благодаря удачному расположению для логистики.
Ещё одна достопримечательность Череповца, которая однозначно возникает у меня при упоминании города – это Александр Башлачёв. Сопровождающие были удивлены, что я про него сразу спросил, как только сел в автомобиль, а я был удивлён, что им знакомо это имя – современные российские гении, как правило, неизвестны на своей малой родине. Нет, оказывается, Башлачёва, русского поэта и барда, чтят в Череповце. В здании, где он репетировал, открыт музей и установлена памятная доска с его бюстом, мы прошлись до неё. «Нет тех, кто не стоит любви» – выгравировано на ней и на подставке лежат свежие цветы. Оказывается, я прилетел как раз в день рождения Башлачёва, да ещё и юбилей – 65 лет прошло со дня, когда он родился. Судьба всегда делает знаки. Мы договорились, что завтра мне покажут музей.
Ещё одну современную и чисто русскую историю я услышал в тот вечер. До СВО в Череповце несколько лет промышляла банда, в которую входил бывший действующий полицейский(!) из уголовного розыска(!). Она выносила ювелирные магазины, взрывала банкоматы, грабила торговые точки, аптеки, кафе, – всего около десятка эпизодов. В 2018 году всех взяли, а в 2020 и осудили. Сроки соответствующие содеянному, самый большой в 14 лет – уже бывшему полицейскому. Но отсиживать его он не стал, после начала СВО записался в «Вагнер», отслужил, был тяжело ранен, но зато вернулся домой. Прекрасный русский хэппи-энд. Это Россия, детка, – страна возможностей. Солдат, удачи! Череп-череп, скольких овец?..
***
Моя лекция с участниками семинара прошло бодро, мне было, что рассказать о профессии военного журналиста, а в провинции, это замечено и доказано, больше переживают за ход СВО, чем в праздных столицах.
Ко мне подошла мама мобилизованного, спросила, когда уже мобилизованных отпустят домой. Это насущная проблема. Ну, а что мне сказать? На мой взгляд, с мобилизованными, поступили несправедливо. И народ эту несправедливость чувствует, доверия к власти по этому вопросу нет. Поэтому, конечно же, необходима постепенная ротация. Воевать мы можем долго, и контрактники постепенно должны заменять мобилизованных. Тогда и доверие восстановится. Это как в йоге, чтобы расслабиться, нужно напрячься. Я тепло пообщался с этой женщиной.
После лекции у меня оставалось много времени до экскурсии в музей Башлачёва, куда мы с Иваном записались, поэтому он прокатил меня и показал город, чтобы у меня сложилось пусть и поверхностное, но какое-то представление о нём.
Несмотря на присутствие рядом металлургического комбината, река Шексна богата рыбой.
– …Мы эту рыбу сами ловим и едим, заверяет профсоюзник Иван, многие думают, что Череповец – грязный в плане экологии город, но у нас тут равнина, всё это сдувает, разносит. Вот я был в Кемерово, там да, город окружён холмами, всё оседает…
Оказалось, что мнение о том, Череповец – грязный город – это уже неверный стереотип. Мы пообщались на тему экологии. Она значительно улучшилась в последнее время, благодаря изменению технологии выплавки стали. Раньше снег был чёрный, но потом цех, от которого больше всего гари и копоти было, снесли, и стали больше выплавлять электростали и стали конверторной. Систему охлаждения сделали замкнутой, а используемая вода перед сбросом проходит через очистные.
– …там бобры, цапли живут, фильм о природе можно снимать. Зайцы по территории завода бегают, птицы краснокнижные… – ну, тут уж мой экскурсовод из любви к своему городу и комбинату, наверное, приукрашивал, чуть ли не музыка из передачи «в мире животных» играла.
Мы ехали по проспекту Победы, его протяжённость которого от одного конца города до другого – 10 км. Город несколько вытянутый вдоль Шексны, город всегда вытягивается вдоль рек. Проспект широкий, пробок нет. За окном эшелонами шли многоэтажки, повсюду зелёные фигурки деревьев. Потом не доезжая конца проспекта свернули и через некоторое время появился рогатый мост – над головой потянулись вверх рога на тросах.
– Это Архангельский мост, его недавно построили, три года назад. А другому мосту, Октябрьскому 49 лет, он 1976 года.
Так как мост недавний, другой берег не застроен, за окном потянулись лесные массивы. Потом на круге, где установлен патриотический памятник СУ-37 – они частно пролетали в зоне СВО над моей головой – мы повернули снова направо и спустя пару минут въехали в новый микрорайон.
– Это Черёмушки от ЧРМК. В своё время здесь десять тысяч металлургов получили квартиры по низкой цене. Вообще, предприятие заботится о рабочим. Квартиры предлагает, проценты от ипотеки гасить. Пусть не всем, по конкурсу, но всё-таки…
Потом в разговоре выяснилось, что все знаковые городские стройки проходят при участие «Северстали». Благоустройство набережных, скверов, парков, за окном проплыл аквапарк, ледовый дворец – всё строила Северсталь. «А чьи это владения? Маркиза-маркиза-маркиза Карабаса».
По пути записал ещё одну рассказанную историю, тоже чисто русскую. 50-летняя череповчанка вышла замуж за 32-летнего африканского принца (нет, тем, кто любит измерять черепа не стоит ехать в Череповец). Он переехал к ней из Африки, она родила ему близнецов. Он работал трактористом в подсобном хозяйстве профсоюза, первый свой трактор утопил в луже. Правда конец не очень счастливый – принц умер на танцполе, сердце остановилось. Это, Россия, детка. Череповец.
Поговорили и об СВО. Одна женщина из профсоюза, у которой сын воюет в зоне СВО, организовала волонтёрский центр. Каждый вечер женщины собираются после работы и плетут маскировочные сети. Всего уже 5 тыс. квадратных метров сделали. Вся Россия плетёт, плетёт и Череповец. Это занятие имеет не только практическую цель, но и символическую. Таким образом, женщины (и не только женщины, и дети, и мужчины) выражают сопричастность с бойцами, которые воюют на фронте. «Мы ткём, ткём, ткём, ткём» – упрямо повторяют валькирии в Старшей Эдде, когда ткут флаги. А мы плетём. И мы обязательно победим.
За разговорами подъехали к комбинату. Он стал виден ещё с Октябрьского моста, на который мы выехали повернув в Черёмушках снова направо, таким образом совершая круг, а точнее квадрат по городским дорогам.
– Вот там порты видны, краны разгрузочные. Как только открывается судоходный сезон стараются больше по воде пускать грузы, так дешевле.
Слева с моста, действительно, были видны железные цапли кранов, клюющих грузы.
А справа возле реки открылся взору парк, точнее, рядом с мостом находился сначала закутанный в зелёную шубу листвы больничный городок, углы его зданий торчали из деревьев, а потом уже тянулся вдоль набережной городской парк для отдыха, прогулок и развлечений – с моста было видно колесо обозрения, которое, как сказал Иван, построили совсем недавно.
По дороге к комбинату остановились на площади Строителей. Рядом одноимённый Дворец Культуры –пантеон-сарай советских времён эпохи сталинского ампира с характерными колоннами, треугольным портиком, балконами с балясинами. Стены чумазые, штукатурка местами обвалилась, обнажив мясо кирпичей. Но всё равно чувствуется в здании, пусть и потускневшее, величие советского прошлого.
Напротив ДК в центре площади – глобус Череповца, это не шутка. По окружности плиты-диурны с вехами. В 1955 запустили металлургический завод, в 1974 – химическом, в 1979 открыли мост через Шексну, построили тот район, другой – надо двигаться почему-то против часовой стрелки.
С момента начала стройки Череповецкого комбината, население Череповца увеличилось в 10 раз, 50 тыс.людей непосредственно задействовано на производстве стали, потом сократилось в связи с изменениями в технологии, стало около 24 тысяч плюс 5 тыс. работают на «аутсорсе», то есть на вспомогательных производствах. Комбинат выплавляет 12 млн.тонн стали в год. Из пяти работают всегда четыре печи, одна печь поочерёдно находится на ремонте. Печь №5 называется «Северянка» – это самая большая печь в Европе (и почему-то я при упоминании всего большого всё время вспоминаю злобного карлика Латвию)
– … Ну ещё «химиков» 5 тысяч работают, – добавляет Иван про «ФосАрго», которое производит в Череповце удобрения и химикаты.
Если поделить глобус Череповца на два полушария, то промышленные площади займут одно из них. Череповецкий комбинат – это промышленный Ватикан Череповца с улицами, дорогами, ж/д путями, портами. Примерно, как сказал Иван, 4 км в одну сторону и 10 в другую, перпендикулярную. Только отдел кадров занимает здесь целое здание. Оно-то и понятно население череповецкого «Ватикана» около 30 тыс. с приезжими. Если не больше.
Мы поехали вдоль забора. Проехали цеха по производству метисов и фурнитуры.
– …А это кузнечно-прессовый цех. Здесь делают различные детали, необходимые в хозяйстве. Даже мостовые краны собраны здесь. Там огромные молоты…
Мне нравится всё огромное и большое…
– … В ремонтном комплексе задействовано тысячи 4 людей…
Справа появилась доменные печи с такими кранчиками. А слева – бочки-охладители, их непосвященные путают с доменными печами, потому что они выглядят повнушительней и внушительней дымят, когда мы проезжали из них текли вверх струи белого дыма. Потом справа появились знакомые красно-белые трубы. Эти трубы до сих пор можно увидеть на всём постсоветском пространстве, даже в Латвии, много раз здесь упомянутой. Это памятники СССР. Где увидишь эти полосатые башни, там значит когда-то был Советский Союз.
– …это ТЭЦ, здесь огромные турбины стоят. Часть пара отапливает четверть города и ещё вырабатывается электроэнергия…
Мы проехали ещё немного и завернули к музею металлургической промышленности – продолговатому двухэтажному промышленному зданию из красного кирпича. Некоторые экспонаты были вынесены на улицу, ввиду того, что разместить их было невозможно. Например БелАЗ – огромный квадратный грузовик. Он перевозит шлак, известь и другие грузы, необходимые для производства или, наоборот, ненужные отходы. На рельсах непосредственно напротив музея стояла платформа и пассажирский вагон. На платформе зажатой красным обручем стояла большая и массивная чёрная чаша.
– … Это шлаковоз. Шлак – это такая пена, которая остаётся, когда сталь варят, как от борща. А это пассажирский вагон, который у Паулюса затрофеили под Сталинградом. В нём академик Бардин жил и работал, когда строили комбинат…
Я знаю, что после пленения германского фельдмаршала отправили в Суздаль, из ада войны он попал в чистилище Спасо-Евфимьевого монастыря. А его вагон оказывается доехал аж до Череповца и послужил советскому академику в мирных целях. Вот так история причудливо связала Паулюса с Череповецом.
– … а это ковш, который сталь наливает, после того, как её в конверторе выплавили, – Иван указал ещё на одну массивную чёрную чашу, установленную на двух подставках за вагоном, – если это ковш, то можно себе представить размер самой «кастрюли».
За чёрной чашей уже опять на рельсах стояла серая чаша, из информационной таблички я узнал, что она используется до транспортировки жидкого чугуна внутри производственного цеха. Эта чашка была с закреплёнными на железнодорожной основе ручками и выемкой наверху, через которую, если чашу наклонить, и лился огненной плазмой расплавленный жидкий металл.
Зашли в музей, но в него надо было записываться заранее, поэтому мы продолжили свою экскурсию по Череповцу в автомобильном формате, я разглядывал город из окна автомобиля.
Мы снова проехали памятник «Штыки», как я узнал от Ивана, установленный в 60-е годы ко дню Победы на деньги металлургов. Памятник очень концептуальный – гроздь из пяти сомкнутых белых штыков, на которой установлена Георгиевская лента с орденом Победы.
– ...Это женская гимназия – престижное учебное заведение для девушек… Это здание газеты «Коммунист», там где Башлачёв работал… Это стадион, которые рабочие сами, в свободное время построили…
Страна труда и строек… Советские люди взяли, собирались после работы в выходные и построили себе целый стадион.
Мы ехали по улицам со знакомыми мне названиями – улица Строителей, Сталеваров, проспект Металлургов. По всем этим дорогам я ездил, правда, при весьма специфических обстоятельствах, так как это было в Мариуполе весной 2022 года.
– Нас с Мариуполем очень много связывает, мой шеф начинал свою карьеру на заводе имени Ильича. В «Северстали» работает сейчас много мариупольцев. А там тоже есть памятник Металлургу? – наша следующая экскурсионная точка памятник, установленный в честь череповецких металлургов.
– Да, он стоит на въезде в город, – объясняю, – там завязались первые бои за город. А потом слева, когда дальше едешь и будет как раз завод Ильича…
Как выяснилось, концепция монумента в Мариуполе отличается от памятника в Череповце. На въезде в Мариуполь стоит советский Гефест, ветхозаветный бог-отец металла он гордо сжал дланью и выставил вперёд свой посох-кочергу. А в Череповце главный персонаж архитектурной композиции – сын металлурга. Он надел папину каску и шагает. А отец скромно сидит на краю. Мальчику, который стал натурщиком для скульптора, было 3 года. Прошло уже 20 лет и сейчас ему, соответсвенно, 23.
А позади сына и отца-сталевара стоит прямоугольная стела, и на неё накинуто мятое полотно пока неоформленного металла. Жидкая Материя! Льющая! Огненная! Вопящая сталь! И её под силу обуздать человеку. Мы созданы по божьему образу и подобию, и главная черта, которую мы унаследовали от Создателя, – это способность творить. Мы плавим, мы мнём материю, мы придаём ей форму, мы вкладываем в неё смысл и идею.
Памятник Металлургам расположен на одноимённой площади. Здесь на праздниках организовывают гуляния и концерты. На этой же площади в начале Комсомольского парка стоит Ленин – в каждый советский город есть свой Ильич. Этот Ленин аккуратный, немного задумчивый – я сфоткал его в свою коллекцию.
После я увидел совсем уже свежий памятник – возвращаясь в центр, мы заехали в Парк Победы. Там установлен памятник воину, погибшему уже на СВО. Это молодой череповчанин-контрактник, лейтенант Александр Шестаков, он погиб в самом начале кампании, в апреле 2022 года в Харьковской области. Он запечатлён в бронзе с автоматом в полном снаряжении, одна рука сняла шлем, Александр улыбается, видимо, на отдыхе. Этот памятник сделан на частные деньги, по инициативе неравнодушной женщины-предпринимателя. Памятник из бронзы, вес 1,7 тонны.
Ещё что увидел оригинального в Парке Победы – это Стена памяти. На чёрных полосах монументальной Георгиевской ленты из гранита выгравированы фото родственников череповчан, которые воевали в ВОВ или трудились в тылу. Каждый житель мог принести фотографию, Иван с гордостью показал мне фото своего деда. Ленты ещё не заполнены, акция продолжается, в ней может принять участие любой желающий. Таким образом наши предки живут с нами и среди нас.
Моё вчерашнее знакомство началось с вопроса, а как тут у вас с Башлачёвым, и конечной точкой нашей импровизированной программы стал его музей.
Творчество Башлачёва незаслуженно недооценено в России. Он достоит войти в учебники литературы как самобытный русский поэт. Его, наверное, не совсем правильно причислять к рок-музыке, хотя он и вырос в среде рок-музыкантов. Но эта среда слишком мелка и вторична для него. И он больше, чем бард. Авторская песня в России как явление, на мой взгляд, переоценена, (как и рок-музыка, кстати), многие становятся бардами по принципу «поэтом можешь ты не быть, а музыкантом быть не можешь». А у Башлачева не только стихи, но и музыка, и манера исполнения была оригинальной. Вообще, талантливые и гениальные люди всегда не вмещаются в те рамки, которые уготовили им критики.
В юности я увлекался роком и одно время слушал Башлачёва. Не сказать, что сейчас я часто его слушаю, слушать его тяжело, его творчество не для развлечения. Иногда вспоминаешь или тебе попадает случайно какая-то песня и ты её крутишь. Последний раз меня пробивало от песни «Чёрные дыры» – несколько раз её переслушивал. Когда появляются такие люди, как Башлачёв, и когда они так трагично и скоропостижно погибают, от них остаются чёрные дыры, и оттуда сильно сквозит.
Музей Башлачёва находится в центре города на пересечении Советского проспекта и улицы Ленина в одном из четырёх зданий 100-летней давности, стоящих по углам перекрёстка. Чтобы посетить музей, надо записываться, в определённое время авторскую программу ведёт экскурсовод. Сначала он нам рассказывал о Башлачёве на улице, мы сидели на улице за столиками кафе, а потом только прошли в музей. Весь рассказ касался жизни поэта именно в Череповце, как здесь проходило его становление, как он рос, где учился, работал, чем занимался. Учёба в Свердловске, ленинградский период, который окончился его гибелью, упоминался вскользь.
Что интересного узнал. Оказывается Артём Троицкий, сейчас иноагент, а тогда рок-критик, первый раз услышав Башлачёва на квартирнике, стал безумно хохотать, чем вызвал недоумение у присутствующих, смех при песнях Башлачёва явно неуместен. Это поведение он объяснял, как своеобразное выражение сильных эмоций, но по мне так есть другое объяснение – это бесы в нём хохотали, песни Башлачёва послужили катализатором для экзорцизма.
Башлачёв оказывается помогал Шевчуку записать альбом «Компромисс». Всё записывалось в здании, где и располагался музей, здесь находилась репетиционная точка группы «Рок-сентябрь», участником и автором песен был СашБаш. Потом они вместе с Шевчуком выступали в Питере. В Питере, кроме могилы, ну может котельной, «Камчатки», куда Башлачёв был устроен, чтобы не попасть под статью за тунеядство, и памятных мест нет – Башлачев толком нигде постоянно не жил, жил по впискам.
Сам музей удивил, это не только помещение с вещами, как-то связанными с поэтом, оно ещё представляет собой инсталляцию в рамках которой посетителям сначала показывают фильм о Башлачёве, а потом знакомят с экспонатами, самый ценный из которых представляется в конце – это его гитара, она располагается в глубине небольшой комнаты, как в алтаре. Оказывается, с Башлачёвым похоронена не та гитара, на которой он долгое время играл. Та не держала строй и за несколько месяцев до гибели поэта её заменили новой, аналогичной из Малого драмтеатра в Ленинграде, гитару попросту заменили. Только недавно её нашли и передали в музей.
Помимо гитары на стендах за стеклом можно увидеть его вещи, детские фотографии, документы, записи, рисунки – он ещё неплохо рисовал.
Более распространены фото, где Башлачёв выглядит тревожным готическим юношей. На моей пластинке из детства «Время колокольчиков», он рукой сжимает подбородок, указательный палец направлен вверх. Но если смотреть документальные кадры, то ты увидишь юродивого, блаженного человека. Этот железный зуб, этот азиатский прищур, эта изогнутая натянутая вверх бровь… Но наверное, только юродивому могла открыться русская глубина, в которую и прыгнул поэт.
С мыслями о русском поэте мы вышли из полумрака музея на свет. О Башлачёве и Череповце я думал и по дороге в аэропорт. До самолёта я снова шёл пешком.
Дмитрий Селезнёв (Старый Шахтёр) специально для @wargonzoya
