Звонок в дверь прозвучал как выстрел. Люда замерла с тряпкой в руке — на столе еще дымился кофе, а на подоконнике качались от сквозняка белые занавески. Десять утра субботы. Кто это может быть?
— Гриша! — раздался знакомый голос за дверью. — Открывай, это мы!
Люда почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Мы — это значит вся родня Гриши из Петровки. Без звонка, без предупреждения, как всегда.
— Да иду же! — проворчал муж, шаркая тапочками по коридору.
Дверь распахнулась, и в квартиру ворвался ураган. Первой влетела Зинаида — сестра Гриши, женщина крупная, как боевой корабль, с сумками в обеих руках и взглядом завоевателя.
— Ой, Гришенька! — она повисла на брате, расплескав по полу содержимое одной из сумок. — Как же мы по тебе соскучились!
За ней протиснулся ее муж Василий — молчаливый мужик с редкими волосами и привычкой хрустеть суставами. Следом — их сын Игорь, парень лет двадцати с пустыми глазами и постоянно открытым ртом, и дочь Вера — девица с крашеными волосами и маникюром цвета крови.
— Людочка! — Зинаида уже неслась к кухне. — Как дела, родная? Ой, а у вас тут красота какая! Вот это ремонт!
Люда стояла как статуя, наблюдая, как чужие люди расползаются по ее дому. Вера уже устроилась на диване, включив телевизор на полную громкость. Игорь рылся в холодильнике. Василий молча изучал книжные полки.
— Мы в город по делам приехали, — объясняла Зинаида, не переставая двигаться. — Думаем, заедем к родственникам! А чего им зря пропадать?
Пропадать, — подумала Люда. — Как будто мы продукты в магазине.
— Зин, может, сначала... — начал было Гриша.
— Давай, корми гостей, хозяйка! — перебила его Зинаида, уже командуя парадом. — И побольше клади, мы голодные! С дороги же!
— Но я не готовила... — попыталась возразить Люда.
— Да что там готовить! — махнула рукой Зинаида. — Яичницу наверчу, картошечку. Где у вас сковородки?
И она принялась рыться в шкафах, словно это была ее собственная кухня. Люда почувствовала, как внутри нее что-то сжимается в тугой комок.
— Мам, а где Wi-Fi? — заныла Вера с дивана.
— Ой, да какой Wi-Fi! — отмахнулась Зинаида. — Лучше помоги картошку почистить!
— Я не для того крашусь, чтобы картошку чистить! — фыркнула дочь.
Игорь между тем уже опустошил половину холодильника, методично поедая все, что попадалось под руку. Сначала колбасу, которую Люда покупала на завтрак Грише. Потом сыр — дорогой, импортный. Затем взялся за йогурты.
— Игорь, может, не стоит... — слабо протестовала Люда.
— Да ладно тебе! — вмешалась Зинаида. — Парень растет, кушать хочет! У нас дома такого добра нет.
А здесь есть, — подумала Люда с горечью. — Потому что мы работаем, экономим, себе во многом отказываем.
Но вслух она ничего не сказала. Просто стояла и смотрела, как рушится ее субботнее утро, ее покой, ее мир.
Зинаида тем временем нашла сковороду и принялась готовить. Но готовила она так, словно устраивала в чужой кухне диверсию. Масло брызгало во все стороны, картофельные очистки летели мимо мусорного ведра.
— Ой! — вдруг вскрикнула она.
Люда обернулась и увидела, как на плиту падают осколки. Зинаида каким-то образом умудрилась смести локтем горшок с геранью, который стоял на подоконнике.
— Да ничего страшного! — засмеялась она, наступая на осколки. — Это же просто цветочек!
Просто цветочек, — эхом отозвалось в голове у Люды. — Который я растила три года. Который поливала каждый день. Который был единственным живым в этой кухне.
— Зин, осторожнее... — попытался вмешаться Гриша.
— Да я аккуратная! — возразила сестра, одновременно роняя крышку мультиварки.
Крышка упала на пол с металлическим звоном. Зинаида подняла ее, покрутила в руках.
— Ой, а что это такое? — спросила она с любопытством.
— Мультиварка, — тихо ответила Люда.
— А-а-а! — протянула Зинаида. — Эти ваши городские штучки! А как она работает?
И не дожидаясь ответа, принялась нажимать на кнопки. Что-то щелкнуло, что-то затрещало.
— Ой! — снова вскрикнула Зинаида. — Кажется, я что-то сломала!
Дисплей мультиварки мигнул и погас. Люда закрыла глаза. Эта мультиварка была подарком на день рождения. Дорогая, многофункциональная. Она экономила столько времени по утрам...
— Да ладно, — махнула рукой Зинаида. — Обойдемся без нее! Руками готовили, руками и будем!
Василий тем временем обнаружил коллекцию дисков Гриши и принялся их изучать. Брал в руки, крутил, клал не на место. Игорь, наевшись, переключился на изучение квартиры. Открывал шкафы, заглядывал в спальню.
— Мам, а у них какая классная ванная! — крикнул он. — Можно я душ приму?
— Конечно, сынок! — отозвалась Зинаида. — Освежись с дороги!
Люда хотела сказать, что полотенца в стирке, что горячую воду отключили до вечера. Но язык словно прилип к небу.
Игорь грохнул дверью ванной. Через минуту послышался шум воды. Вера переключила канал и сделала звук еще громче.
— Что-то я проголодалась, — объявила она. — Мам, когда будет готово?
— Щас, щас! — суетилась Зинаида на кухне.
Но тут раздался новый треск. Она облокотилась на стол, чтобы дотянуться до специй, и старый кухонный стол, который служил верой и правдой двадцать лет, не выдержал и подломился.
— Ой, мамочки! — всплеснула руками Зинаида. — Да что ж такое!
Стол покосился набок, все, что на нем стояло, покатилось на пол. Соль, сахар, банка с вареньем — все смешалось в липкую кашу.
Люда смотрела на это и чувствовала, как внутри нее растет что-то страшное. Не гнев — гнев был бы проще. Что-то более глубокое и разрушительное.
— Да ничего, — успокаивал всех Гриша. — Стол старый был, сами хотели поменять.
Мы хотели, — подумала Люда. — Мы копили на новый. Три месяца откладывали по тысяче.
— Игорь, быстрее! — крикнула Зинаида в сторону ванной. — Там очередь образуется!
Из ванной доносились звуки, словно там шел водопад. Люда представила свой счет за воду и поежилась.
— А у вас во дворе что, самокат стоит? — спросила Вера, глядя в окно.
— Да, это наш, — ответил Гриша. — На дачу ездим.
— Можно покататься?
— Конечно! — разрешил Гриша, не глядя на жену.
Вера радостно вскочила и помчалась во двор. Василий, который до сих пор молчал, вдруг заговорил:
— А клубника у вас хорошая. Вон какая красная.
— Где клубника? — оживилась Зинаида.
— Да там, в огороде, — махнул рукой Василий.
— Ой, а можно попробовать? — запрыгала Зинаида. — Я так люблю клубничку!
— Да конечно, — снова разрешил Гриша.
Люда хотела крикнуть, что это не просто клубника. Что она сажала каждый кустик, поливала, пропалывала. Что ждала эти ягоды целый год. Что хотела сварить варенье для внуков...
Но вместо крика из горла вырвался только хрип.
— Люда, ты как? — обеспокоился Гриша.
— Нормально, — прошептала она.
Зинаида уже неслась во двор, таща за собой Василия. Игорь наконец вышел из ванной — мокрый, довольный, в одном полотенце.
— Во классно! — объявил он. — Давно так не мылся!
На полу ванной, как увидела потом Люда, стояли лужи. Все полотенца были мокрые. Мыло превратилось в кашу. А шампунь — хороший, дорогой — закончился полностью.
Во дворе тем временем творилось что-то невообразимое. Вера каталась на самокате, явно не рассчитывая свой вес. Самокат скрипел и гнулся под ней. Зинаида с Василием методично поедали клубнику, срывая не только спелые ягоды, но и зеленые.
— Ой, кислятина! — морщилась Зинаида, но продолжала есть.
Люда стояла у окна и смотрела, как уничтожается ее труд. Как топчутся грядки, как ломаются кусты. Как Вера, не справившись с управлением, врезается в забор и самокат с треском ломается пополам.
— Упс! — засмеялась девица. — Что-то он хлипкий у вас!
Хлипкий, — повторила про себя Люда. — Как и мы. Как и я.
Она повернулась к мужу. Гриша сидел в кресле и делал вид, что читает газету. Но газета дрожала в его руках.
— Гриша, — позвала его Люда.
— Что? — не поднимая глаз, отозвался он.
— Посмотри на меня.
Он поднял глаза. И она увидела в них то же, что чувствовала сама. Усталость. Бессилие. Желание спрятаться.
— Что я могу сделать? — тихо спросил он. — Это же моя семья.
— А я? — спросила Люда. — Я что?
Он не ответил. Только опустил глаза.
В этот момент в дом ворвалась вся компания. Зинаида — с земляными руками и довольной улыбкой. Василий — с набитым клубникой ртом. Вера — с испачканными джинсами и виноватым видом.
— Ой, какая вкуснота! — восклицала Зинаида. — Люда, ты золотые руки! Такую клубнику вырастить!
— Правда, классная, — согласилась Вера. — Жаль, что кончилась.
— Кончилась? — переспросила Люда.
— Ну да, мы всю съели, — пожала плечами девица. — А что, нельзя было?
Люда посмотрела в окно. Грядка была пуста. Кусты поломаны. Земля перекопана ногами.
— Ой, а самокат случайно сломался, — добавила Вера. — Но он и так старый был, правда?
Люда села на край дивана. Села и заплакала. Тихо, без рыданий. Просто слезы текли по щекам.
— Людочка, что с тобой? — забеспокоилась Зинаида. — Ты чего плачешь?
— Устала, наверное, — вмешался Гриша. — Работает много.
— Ах, работа! — махнула рукой Зинаида. — Это не работа — это так, баловство! Вот у нас в деревне работа — это работа! С утра до ночи в поле, скотину кормить...
Люда слушала этот поток и чувствовала, как что-то внутри нее окончательно переламывается. Не гнев, не обида — что-то более важное. Понимание.
Понимание того, что это не закончится никогда. Что завтра, или через неделю, или через месяц они снова приедут. Снова ворвутся в ее дом, в ее жизнь. Снова будут брать, ломать, уничтожать. И муж снова будет молчать, потому что "это же семья".
А она снова будет стоять и смотреть. Молчать и терпеть. Собирать осколки и варить борщ.
— Знаете что, — сказала она вдруг, и голос ее прозвучал странно твердо. — Мне нужно в магазин.
— А, за продуктами! — обрадовалась Зинаида. — Правильно! Надо же чем-то ужинать. Мы с тобой, а?
— Нет, — сказала Люда. — Одна.
Она встала, взяла сумочку и направилась к двери.
— Люда, — окликнул ее Гриша. — Когда вернешься?
Люда остановилась на пороге. Обернулась. Посмотрела на мужа, на его родственников, на развалины своего дома.
— Не знаю, — сказала она. — Может, не вернусь.
И вышла.
За спиной остались крики, возмущение, топот ног. Но она шла дальше, по лестнице, прочь от дома, в котором больше не было места для нее.
На улице светило солнце. Где-то пели птицы. Где-то росла новая клубника, которую никто не съест за один день. Где-то стояли столы, которые не ломаются от одного прикосновения.
Люда шла по улице и впервые за много лет чувствовала себя свободной.
Может, и правда не вернусь, — подумала она. — Может, пора начать жить.
И солнце светило ей в спину, словно подталкивая вперед, туда, где ее никто не знает как "хозяйку" и "кормилицу". Туда, где она просто Люда — женщина, которая имеет право сказать "нет".
***
Прошло три часа. Люда сидела в кафе на другом конце города, медленно пила кофе и смотрела в окно. Телефон разрывался от звонков — сначала Гриша, потом Зинаида. Она не отвечала.
За окном жизнь текла своим чередом. Мамы катали коляски, дети играли в песочнице, парочки держались за руки. Обычная суббота. А у нее... что у нее?
Телефон снова зазвонил. На этот раз номер был незнакомый.
— Алло? — неуверенно ответила Люда.
— Людмила Сергеевна? — послышался мужской голос. — Это адвокат Петров. Мне нужно встретиться с вами по очень важному вопросу.
— Какому вопросу? — удивилась Люда. — Я ни к кому не обращалась...
— Дело касается вашей тети Анфисы Романовны Дроздовой. Она умерла месяц назад в Германии.
Люда едва не выронила телефон. Тетя Фиса! Мамина младшая сестра, которая уехала в Германию еще в девяностые. Они переписывались первые годы, потом связь прервалась. Люда даже думать забыла о ней.
— Но... я не понимаю, — пробормотала она.
— Анфиса Романовна оставила завещание. Вы являетесь единственной наследницей. Можете подъехать в мою контору? Адрес я вам продиктую.
Через полчаса Люда сидела в кресле напротив седого мужчины в очках. На столе лежали документы с гербовыми печатями.
— Ваша тетя, — объяснял адвокат, — всю жизнь работала переводчиком в крупной немецкой компании. Детей у нее не было, мужа тоже. Она помнила о вас. Очень помнила.
Он протянул Люде письмо — обычный белый конверт с ее именем, написанным знакомым почерком.
«Людочка, моя дорогая! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Прости, что так долго не писала. Я всегда помнила о тебе, моя хорошая. Ты всегда была доброй и смелой. Помню, как ты защитила котенка от соседских пацанов.
Оставляю тебе свой дом в Баварии и все сбережения. Не из жалости — из любви. И еще потому, что знаю: ты сумеешь этим правильно распорядиться. Ты всегда была умной.
Живи для себя, Людочка. Ты это заслужила.
Твоя тетя Фиса»
Люда читала письмо, и слезы капали на бумагу. Адвокат терпеливо ждал.
— Дом в деревне Обераммергау, — продолжил он, когда она закончила читать. — Красивое место, туристическое. И счет в банке... — он назвал сумму.
Люда побледнела. Эти деньги... на них можно купить три квартиры в их районе.
— Что мне делать? — прошептала она.
— Оформить документы. Это займет неделю. Потом сможете решить — продавать дом или переезжать.
Переезжать. В Германию. Начать новую жизнь в пятьдесят два года. Это казалось фантастикой.
Люда вышла из конторы в каком-то тумане. Телефон снова звонил — Гриша. На этот раз она ответила.
— Люда! — кричал он в трубку. — Где ты? Мы волнуемся!
— Кто — мы? — спросила она.
— Ну... я. И родня тоже волнуется.
Конечно, — подумала Люда. — Кто же им борщ варить будет.
— Я... — начала она и осеклась. — Гриша, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Говори, слушаю.
— Не по телефону. Встретимся завтра. Одни.
— А родня?
— Пусть родня в гостинице переночует. Или домой едет. Как хочет.
— Но Люда...
— До свидания, Гриша.
Она отключила телефон.
На следующий день Гриша сидел за кухонным столом — новым, купленным утром в спешке. Родня действительно уехала — Зинаида еще долго возмущалась "неблагодарностью", но в конце концов собрала свои пожитки.
— Что ты хотела сказать? — спросил он, когда Люда вошла в кухню.
Она молча положила перед ним документы. Завещание, справку о наследстве, фотографии баварского дома.
— Теперь ты богатая, — сказал Гриша.
— Да, — кивнула Люда. — Богатая и свободная.
— И что теперь?
Люда села напротив мужа. Посмотрела ему в глаза — серые, усталые, знакомые.
— А что теперь хочешь ты, Гриша?
Он молчал долго. Потом тяжело вздохнул:
— Я вчера понял... когда ты ушла... — он запнулся. — Я понял, что я тебя потерял. Давно уже. Просто не хотел признавать.
— Да, — согласилась Люда. — Потерял.
— Можно ли что-то исправить?
Люда покачала головой:
— Поздно, Гриша. Слишком поздно. Я уезжаю.
— В Германию?
— В Германию. Там красиво. И там никто не знает, что я должна всех кормить и всем угождать.
Гриша кивнул. Он понимал.
— А квартира?
— Оставляю тебе. И деньги на ремонт — пусть будет красиво. Только... — она помолчала. — Только больше не пускай сюда родню без приглашения. Научись говорить "нет".
— Научусь, — пообещал он.
Гриша стоял молча и смотрел на жену грустными глазами.
— Людочка, — позвал Гриша.
— Что?
— Я любил тебя. По-настоящему. Просто... не умел показать.
— Знаю, — кивнула она. — И я любила. Но любовь — это не только чувства. Это еще и поступки.
Гриша кивнул. Он понял.
Через три недели Люда стояла на перроне немецкого вокзала. В руке — чемодан, в кармане — ключи от нового дома. Вокруг звучала немецкая речь, пахло кофе и выпечкой.
Она сделала первый шаг в новую жизнь. Шаг за шагом, как когда-то училась ходить.
В кармане завибрировал телефон — сообщение от Гриши: "Починил самокат. И клубнику посадил новую. Спасибо тебе за все".
Люда улыбнулась и убрала телефон. Впереди была дорога в горы, где ждал дом с видом на Альпы. Дом, где можно жить для себя.
Где можно сказать "нет" — и это будет нормально.
Где можно начать заново — в пятьдесят два года.
Поезд тронулся, и за окном поплыли леса и поля. Новая страна, новая жизнь, новая Люда.
Та самая, которая когда-то защищала котенка от чужой жестокости.
Смелая Люда, которая наконец-то вспомнила, кто она такая.