Я так и не поняла, зачем женщины роются в шкафах мужей. Может, инстинкт самосохранения? Или банальное любопытство? В тот вторник я искала зимние сапоги — октябрь выдался промозглый, а мои летние туфли совсем не грели ноги.
На верхней полке, за стопкой Артёмовых свитеров, лежала коробка. Глянцевая, дорогая. Я фотографией не увлекалась, но цифры на упаковке заставили сердце екнуть — такие объективы стоят как половина моей зарплаты. А может, и больше.
— Артём, — окликнула я мужа, когда он вернулся с работы. — Ты новый объектив купил?
Он замер, снимая куртку.
— Какой объектив?
— Ну, коробка на полке. Canon. Дорогой такой.
— А, это... — он почесал затылок. — Коллега дал на время. Для съёмок корпоратива.
Странно. Обычно Артём рассказывал обо всех своих фотопроектах до мельчайших подробностей. А тут — ни слова.
Утром он забыл телефон дома. Лежал на кухонном столе, мигал зелёным огоньком уведомлений. Я не из тех жён, что шпионят за мужьями, но экран светился так назойливо...
"Машенька" — написано в контактах. "Не забудь завтра карту на Сочи оформить. И купи солнцезащитные очки — там солнце жгучее даже в октябре. Целую".
Руки похолодели. Артём в командировки не ездил. Работал тренером в спортклубе, фотографом по выходным — никаких поездок в Сочи не планировал. По крайней мере, мне об этом ничего не говорил.
Я поставила телефон обратно и села за стол. Кофе остыл, а я так и не притронулась к бутерброду. В голове крутилось одно: "Машенька". Нежно так, домашне. Как я когда-то звала свою младшую сестру. Только Маша моя давно выросла, живёт в Москве, и уж точно не собирается с моим мужем в Сочи.
Вечером Артём вернулся поздно, усталый.
— Телефон забыл, — сказала я, протягивая трубку.
— Спасибо, дорогая. Клиенты названивали небось.
Он взял телефон, быстро пролистал сообщения. Лицо не изменилось, но я заметила, как напряглись плечи.
— Всё в порядке? — спросила я.
— Конечно. А что такого?
Ничего такого. Просто жена, которая пять лет прожила с мужчиной, вдруг поняла: она его совсем не знает.
Семейный блокнот
— Артём, у меня идея, — сказала я за вечерним чаем, когда мы сидели на кухне в тёплом свете настольной лампы.
Он поднял глаза от телефона. В последнее время он всё чаще уткался в экран, даже когда мы ужинали.
— Какая идея?
— Давай вести общий блокнот расходов. Записывать, кто сколько тратит, на что. Чтобы всё было честно между нами.
Артём поставил чашку на стол резче, чем обычно.
— Зачем?
— Ну как зачем? — я улыбнулась, стараясь говорить легко. — Мы же семья. Вместе планируем бюджет, покупки. Будет удобно видеть общую картину.
— Римма, — голос у него стал жёстким, — мы что, в колхозе живём? Каждую копейку учитывать?
— Почему колхоз? Просто организованность. Вот недавно ты говорил, что денег не хватает на новую вспышку для камеры. А я даже не знаю, сколько мы тратим в месяц на всякие мелочи.
— Мелочи? — он откинулся на спинку стула. — Римма, ты превращаешься в какого-то бухгалтера. Мне не нравится, что ты меня контролируешь.
— Я не контролирую. Я предлагаю быть открытыми друг с другом.
— Открытыми? — он встал, начал расхаживать по кухне. — Я что, закрытый? Я тебе всё рассказываю!
— Не всё, — тихо сказала я.
Он остановился, посмотрел на меня так, будто видел впервые.
— Что не всё?
— Про объектив, например. Сначала сказал, что коллега дал, потом я узнала, что ты его купил. Дорогой. А мне говорил, что денег нет даже на новые кроссовки.
— Римма, при чём тут объектив? Это рабочий инструмент. Без него я не могу нормально снимать.
— Тогда почему не сказал сразу? Почему соврал?
— Не соврал! — голос его повысился. — Просто не считал нужным отчитываться о каждой покупке. Я что, маленький? Мне разрешение спрашивать у жены?
Я молчала. В груди что-то сжалось, стало трудно дышать.
— Знаешь что, Римма, — продолжал он, — если ты хочешь быть бухгалтером, а не женой, то давай разойдёмся по углам. Заведи себе таблички, столбики. А я буду жить как нормальный человек.
Он вышел из кухни, хлопнув дверью. Я осталась сидеть за столом, глядя на остывший чай. Впервые за пять лет брака мне стало по-настоящему одиноко в собственном доме.
Перевод дочери
В банк я пошла оформлять справку для налоговой — работа фрилансера требует кучи бумажек. Очередь двигалась медленно, я листала журнал, когда услышала знакомый голос.
— Переводы на карту дочери оформляете? — спрашивал мужчина у операциониста.
Голос показался знакомым. Я подняла глаза и обмерла. За соседним окошком стоял Артём.
— Конечно, — ответила девушка-кассир. — На какую сумму?
— Сорок тысяч.
Сердце ёкнуло. Сорок тысяч. Именно столько я дала ему на прошлой неделе — якобы на пластиковые окна в спальню. Мы долго обсуждали, что старые рамы совсем прохудились, что нужно менять до холодов. Я сняла деньги с депозита, который копила два года.
— Фамилия получателя? — спросила кассир.
— Зуева Анастасия Артёмовна.
Настя. Его дочь от первого брака. Девочке восемнадцать, она учится в Москве в дорогом институте. Артём постоянно жаловался, что бывшая жена требует слишком много денег на содержание дочери, что он едва сводит концы с концами.
А тут — сорок тысяч. Моих денег. Тех самых, что должны были пойти на наши общие окна.
Я сидела как громом поражённая, пока Артём оформлял перевод. Он был в хорошем настроении, даже подшучивал с кассиром. Расплачивался моими деньгами за дочь, которая звонила ему раз в месяц и то только когда что-то нужно было.
Когда он ушёл, я подошла к своему окошку на ватных ногах.
— Вы в порядке? — спросила операционистка. — Вы очень бледная.
— Нормально, — соврала я. — Просто устала.
Домой я добиралась как в тумане. В голове крутилось одно: он взял мои деньги и отдал чужому человеку. Без спроса, без объяснений. Соврал про окна, чтобы выманить деньги на дочь.
Вечером он вернулся с работы радостный.
— Римочка, как дела? Окна когда будем заказывать?
Я стояла у плиты, помешивала суп и молчала.
— Что случилось? — подошёл он ближе.
— Ничего, — сказала я, не оборачиваясь. — Просто думаю, а нужны ли нам новые окна. Может, старые ещё послужат.
— Как это не нужны? Мы же договорились!
Я обернулась и посмотрела ему в глаза.
— Артём, а деньги на окна где?
Он растерялся на секунду, потом быстро ответил:
— В кошельке. А что?
— Покажи.
— Зачем?
— Покажи, Артём.
Долгая пауза. Он отвёл взгляд.
— Римма, я могу объяснить...
Конфронтация
Вечером я сидела на кухне и складывала Артёмовы вещи в коробку. Футболки, которые стирала пять лет. Носки, которые штопала. Бритву, которую покупала на свои деньги. Каждая вещь была пропитана ложью.
Ключи в замке повернулись ровно в половине десятого. Как всегда. Артём вошёл, снял куртку, прошёл на кухню.
— Что это? — спросил он, увидев коробку.
Я молча продолжала складывать его рубашки.
— Римма, что происходит?
— Твои вещи, — ответила я спокойно. — Собираю.
— Зачем?
Я подняла глаза. Странно, но впервые за много лет я чувствовала себя абсолютно спокойной. Никакого гнева, никаких слёз. Просто пустота там, где раньше была боль.
— Деньги на Настю перевёл?
Он побледнел.
— Откуда ты...
— Видела в банке. Сорок тысяч. Те самые, что я дала на окна.
Артём сел на стул, провёл рукой по волосам.
— Римма, я могу объяснить. У Насти проблемы в институте, нужно было срочно доплатить за семестр. Я не мог отказать дочери.
— Конечно, не мог, — кивнула я. — Только почему за твою дочь должна платить я?
— Ты же знаешь, у меня сейчас трудности с работой...
— Трудности? — я достала из ящика чек. — Объектив за семьдесят тысяч — это тоже из-за трудностей?
Он замолчал.
— А поездка в Сочи с Машенькой? Тоже для дочери?
Лицо его стало серым.
— Римма, это всё не то, что ты думаешь...
— А что я думаю, Артём?
— Ты думаешь, что я тебя обманываю.
— А разве не так?
Долгая пауза. Он смотрел в пол.
— Я не хотел тебя расстраивать, — сказал он наконец. — Просто не знал, как объяснить...
— Объяснить что? Что ты пять лет жил на мои деньги? Что я для тебя — удобный кошелёк с ногами?
— Не говори так!
— А как говорить? — я встала, взяла коробку. — Вот твои вещи. Завтра поменяю замки.
— Римма, подожди! Мы можем всё обсудить, найти решение!
— Нет, — сказала я тихо. — Не можем.
— Но ведь мы любим друг друга!
Я посмотрела на него и вдруг поняла: впервые за долгое время мне не хотелось плакать.
— Любишь? — спросила я. — Тогда скажи: сколько я зарабатываю в месяц?
Он растерянно молчал.
— Не знаешь. А сколько потратила на нашу квартиру за пять лет?
Молчание.
— Тоже не знаешь. Зато отлично помнишь, сколько нужно дочери на учёбу. И сколько стоит объектив для твоих фотосессий.
Я поставила коробку у двери.
— Мои деньги — мои, Артём. А теперь уходи.
Новая жизнь
Через месяц моя квартира преобразилась. Я убрала тяжёлые шторы, которые нравились Артёму, поставила мольберт у окна, развесила по стенам репродукции картин. Место, где раньше стоял его компьютерный стол, заняла большая рабочая поверхность для реставрационных работ.
В среду у меня был мастер-класс по восстановлению старых фотографий. Пять женщин сидели за столом, внимательно слушали, как правильно удалять пятна с дагерротипов. Лица у всех были увлечённые, сосредоточенные.
— А теперь попробуйте сами, — предложила я. — Помните: главное — терпение и аккуратность.
Зазвонил домофон.
— Извините, сейчас вернусь, — сказала я женщинам и вышла в прихожую.
— Кто там?
— Римма, это я. Артём. Открой, пожалуйста.
Сердце не ёкнуло, как раньше. Просто констатировало факт: звонит бывший муж.
— Что тебе нужно?
— Поговорить. Римма, я понял свои ошибки. Хочу всё исправить.
— Поздно, — сказала я в трубку домофона.
— Как поздно? Мы же любили друг друга!
— Ты любил мой кошелёк, Артём. А я... я просто привыкла быть нужной.
— Римма, открой! Я изменился!
— А я — нет, — ответила я. — Я просто наконец стала собой.
Я положила трубку и вернулась к женщинам. Они делали вид, что не слышали разговор, но я видела сочувствие в их глазах.
— Всё в порядке? — тихо спросила одна из них, пожилая учительница истории.
— Да, — улыбнулась я. — Всё отлично.
И это была правда. Впервые за много лет я не врала ни себе, ни людям. Мне было хорошо в моей квартире, с моими деньгами, с моей работой. Хорошо без человека, который считал меня не женой, а источником финансирования своих желаний.
За окном шёл дождь, но в комнате было тепло и светло. Женщины склонились над старыми фотографиями, возвращая им первоначальный вид. Точно так же, как я возвращала к жизни саму себя — терпеливо, аккуратно, без спешки.
Домофон больше не звонил.