Ольга заметила, как слетела петля на шкафчике в прихожей. Пятнадцать лет шкаф верно стоял на своём месте, но теперь, видно, и он устал держаться. Она машинально дотронулась до шатающейся дверцы, будто извиняясь, и прошла дальше, в кухню. Дом был её. Наследство от бабушки. Старый, но тёплый. Ольга бережно его ремонтировала, меняла по чуть-чуть — сначала окна, потом проводку, новые обои в спальне.
Андрей жил с ней уже второй год. Женаты официально, но прописан он по-прежнему у своей матери — Тамары Григорьевны. На первых порах Ольга не придавала этому значения. Мало ли что — бумаги, очередь на жильё, не хотел менять больницу, какие-то долги, о которых он вяло упоминал. Но теперь её раздражало всё: от его тапок, оставленных посреди коридора, до ночных разговоров с матерью.
— Что ты хотела, мама? — шептал он в телефон. — Нет, я не ел ещё... Да, у неё всё хорошо, просто замоталась на работе... Нет, пока не прописывался.
Он и не собирался. Не просил, не предлагал, не интересовался. И Ольга, конечно, не настаивала, но такие разговоры за её спиной уже начали раздражать. Но ощущение, что он здесь временно, как будто остановился на пару недель, поселилось у неё в голове. Бесил ещё один момент, если что-то починить нужно, неделю напоминать приходится.
В этот вечер Андрей вернулся позже обычного. Пахло табаком и дешёвыми духами.
— На работе задержали, — бросил, скидывая куртку.
— Пахнешь, как будто не на работе был, — заметила Ольга.
Он вздохнул и пошёл в душ, не споря.
Когда он вышел, Ольга уже накрыла на стол. Её раздражало, что он не помогает, не спрашивает, не интересуется — просто живёт.
— У тебя завтра выходной? — спросила она, когда он сел напротив.
— Ага, — отозвался он. — Хочу к маме заехать. Она просила повесить полку.
— Уже месяц просит, — сухо заметила Ольга. — А у нас в кладовке розетка торчит, как после "бомбёжки".
— Я же не электрик.
— Я думала у меня есть мужик в доме.
Он промолчал.
На следующее утро Андрей действительно уехал к матери. Вернулся только к вечеру — с банкой маринованных грибов и пакетом пирожков.
— Мама передала.
— Пусть мама сама ест, — сказала Ольга и пошла в спальню.
Прошла неделя. В воскресенье утром в дверь позвонили. Ольга, в халате, босиком, открыла. На пороге стояла Тамара Григорьевна. Сухая, прямая, как деревянная линейка, в пальто с меховой отделкой и накрашенными губами.
— Андрей дома? — спросила она без приветствия.
— Дома, — ответила Ольга. — Но он ещё спит.
— Разбуди. Я на минуту.
Ольга не двинулась с места.
— Проходите, — процедила, отступая.
Тамара Григорьевна прошла в кухню, оглянулась. Села за стол, выпрямив спину.
— У тебя тут тесно, — заметила она. — На моей кухне и стол больше, и окна светлее.
— Да, у вас просторно, — кивнула Ольга.
Андрей вышел сонный, в футболке и спортивных штанах.
— Мам, ты чего?
— Ты же обещал вчера приехать. Я тебя ждала весь день. Смеситель на кухне посмотреть нужно, капает. А ты где был?
Андрей замялся.
— У нас тут розетку переделывал.
Ольга усмехнулась. Ни розетки, ни желания что-либо делать вчера у него не было.
— Ладно, мама, — сказал он. — Поеду на неделе. Сейчас не могу.
— Не пускает — так и скажи. А не ври. Я тебе, между прочим, жильё оставила, прописка твоя там. А ты тут...
— Тут он живёт, — холодно сказала Ольга. — Со мной.
— Но не прописан! — воскликнула Тамара Григорьевна. — И в любой момент может вернуться ко мне!
Повисла тишина. Ольга уставилась на свою чашку с остывшим кофе. Андрей молчал.
— Так, — вдруг поднялась Тамара Григорьевна. — Мне нужно с тобой поговорить, Андрей. Без посторонних.
— Что? Без посторонних? — переспросила Ольга. — Это вы сейчас обо мне?
— А о ком ещё? — воскликнула свекровь. — Ты ему кто? Хозяйка квартиры? Он твой муж, а не квартирант!
— Так значит, хорошо будет по вашему. Он прописан у вас. А значит, здесь он — гость, — спокойно сказала Ольга. — И вы тоже.
— Вот как? — Тамара Григорьевна вспыхнула. — Ну, тогда посмотрим, кто кого выставит первым.
Она развернулась и вышла, оставив дверь открытой.
Андрей подошёл к окну.
— Что ты ей наговорила? Можно же было помягче...
— Я? — Ольга подошла ближе. — Она меня назвала посторонней. В моём же доме. За человека меня не считает, а я должна была, может, стол ей накрыть?
— Мама просто переживает. Ты знала, что я не прописан. Знала с самого начала.
— Да, — кивнула она. — Но не думала, что ты и дальше будешь жить, как будто заехал на время.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Чтобы ты выбрал. Или ты здесь — и тогда не мамин мальчик. Или едешь обратно.
Он молчал.
— Подумай, — сказала Ольга и пошла убирать кухню.
Мелко звякнули чашки в раковине, когда она небрежно поставила туда тарелку. Мыть не хотелось. Хотелось побыть одной. Но Андрей не ушёл. Он стоял у окна, спиной к ней, будто искал в пейзаже за стеклом ответы на вопросы, которые не решался задать вслух.
— Я ведь не специально, — пробормотал он. — Просто всё как-то так сложилось.
Ольга молчала. Сложилось. Удобно сложилось. Для него, для мамы, для всех, кроме неё.
— Понимаешь, у нас с мамой была договорённость. Она квартиру на меня переписала, а я обещал, что буду помогать. А теперь боится, что ты, захочешь свою продать и переехать туда, раз меня не прописываешь у себя. Думает эта квартира "временная". Чтобы не возникло проблем, пришла поговорить, если вдруг… ну, если что.
— Если я окажусь той самой «если что»?
Он не ответил. Только развёл руками.
— Мы живём вместе, Андрей. У нас семья, вроде бы. Я каждый месяц плачу за коммуналку, покупаю еду, ремонтирую, чиню. Я не собираюсь никуда переезжать. А ты со мной не разговариваешь, только с мамой шушукаешься? Для тебя это место не дом?
— А я что? Я работаю. Деньги же какие-то приношу...
— Работаешь. Возвращаешься поздно. Пахнешь чужими духами. А потом говоришь, что я тебе не доверяю?
Он стиснул зубы, отвернулся.
— Ничего такого не было.
— Я больше не прошу объяснений, — спокойно произнесла Ольга. — Просто не хочу быть временной. Ни в собственном доме, ни в собственной жизни.
Он повернулся к ней, устало опустился на стул.
— Ты хочешь, чтобы я прописался?
— Я хочу, чтобы ты сделал хоть один шаг. В мою сторону. Не в сторону своей мамы. Не в сторону удобства.
— Подумаю, — буркнул он.
Ольга кивнула. Только теперь знала — это «подумаю» ни к чему не приведёт.
Всю следующую неделю он был как шелковый. Рано приходил, помогал мыть посуду, даже купил новые полотенца на кухню. Ольга смотрела на это со странным ощущением — будто актёр разучивает роль. Слишком старательно, слишком поздно.
В субботу утром он сказал, что уезжает к маме на пару дней.
— Помочь с документами. Там какая-то история с налогами.
Ольга только кивнула. Не спросила, когда вернётся. Не спросила, поедет ли один.
Он уехал. А она осталась.
Дом наполнился странной тишиной. Без его ботинок у двери, без его бормотания в душевой. Она сварила себе кофе, села за ноутбук и села считать. Всё, что было потрачено, всё, что было вложено в этот дом за последние два года.
И чем больше она считала, тем яснее становилось: он в это ничего не вложил. Ни рубля. Ни плитки. Ни ответственности.
К вечеру она набралась духу и позвонила юристу.
— Мне нужно уточнить, какие у меня права, если человек проживает в квартире, но не прописан и не участвует в её содержании.
Юрист всё объяснил. Спокойно, уверенно. С юридической точки зрения Андрей был гостем. И в любой момент его могли попросить уйти.
Она положила трубку и пошла на кухню. Холодильник был пустой. Обычно Андрей закупал продукты по пути с работы. В голове всплыли сцены — как она ругалась, что он берёт колбасу категории В, а он смеялся, ставил всё на полку.
Сейчас не смешно. Сейчас — спокойно.
Воскресенье к вечеру Андрей не вернулся. Не звонил. Не писал.
Ольга проснулась в понедельник одна. Сделала себе омлет, кофе, собралась на работу. И лишь в обед пришло сообщение: «Задержусь ещё на пару дней. У мамы проблемы».
Она не ответила.
Вечером, сидя на диване, она перебирала старые фото. На одной из них — их первая поездка на озеро. Смеются, греются у костра. Тогда всё казалось лёгким. Тогда он был другой. Или казался?
Ольга не заметила, как задремала.
Проснулась среди ночи от звонка в домофон. Андрей.
— Забыл ключи? — спросила она, открывая дверь.
Он не ответил. Прошёл мимо, усталый, но почему-то с бутылкой вина в пакете.
— Привёз. Помириться.
— Что?
Он помолчал. Потом сел за стол.
— Я подумал. Можно прописаться. Если ты на этом настаиваешь.
— Я уже не настаиваю.
Он нахмурился.
— Что значит?
— Это должен быть твой выбор, Андрей. А не уступка. И не компромисс с мамой. И уж точно не сделка за бутылку вина.
— Ты хочешь, чтобы я ушёл?
Она не ответила сразу.
— Я хочу жить с человеком, который считает наш дом — своим. А не гостиницей.
Он смотрел на неё долго. Потом встал.
— Я пойду лягу. Мы поговорим утром?
— Мы можем поговорить. Но многое уже изменилось.
Он кивнул. Ушёл в спальню.
А Ольга осталась на кухне. Впервые — с чувством, что скоро ей станет легче. Она поднесла ладони к лицу, задержала дыхание. Не плакала. Просто дышала. Привыкала к тишине. К одиночеству, в котором не было тревоги. Только покой. Странный, непривычный, но по-своему обнадёживающий.
Утро началось с непривычной лёгкости. Андрей встал позже неё. Молча оделся, налил себе чай, ел медленно, почти вяло. Слов не было. Даже взглядов было меньше. Как будто два чужих человека просто случайно оказались в одной кухне.
— Я уеду к маме на пару дней, — сказал он, когда надел куртку. — Подумать.
— Хорошо, — только и ответила Ольга.
Дверь захлопнулась, и в тот же вечер он прислал сухое сообщение: «Буду у мамы. Пока не знаю, когда вернусь».
На третий день пришла свекровь. Без звонка. Без предупреждения. Стучала громко, словно была уверена, что ей обязаны открыть.
— Ты Андрея выгнала? — спросила сразу с порога.
— Он сам уехал, — ответила Ольга.
— Вот и славно, — сказала свекровь. — А теперь скажи мне честно: ты собираешься продавать свою квартиру?
Ольга рассмеялась.
— Что за бред вы несёте? Нет, конечно.
— А прописывать сына будешь?
— Он не настаивает. И мне уже не хочется.
— Ну и правильно! — всплеснула руками Тамара Григорьевна. — Мой сын не должен терять свою единственную регистрацию. А то потом, не дай бог, судись с вами, дели квартиру…
— С вами? — переспросила Ольга. — Тамара Григорьевна, может, хватит ходить вокруг да около? Вы не хотите, чтобы Андрей жил здесь. Так и скажите.
— Я не хочу, чтобы мой сын был приживалой, мечется между мной и тобой, — резко ответила свекровь. — Не хочу, чтобы ты потом выкинула его, как котёнка.
— Но он и сейчас не участвует ни в чём, — спокойно сказала Ольга. — Ни в оплате, ни в ремонтах, ни в решениях.
— Он мой сын! — вскричала свекровь. — И он имеет право жить как хочет!
— Тогда пусть живёт у вас, — кивнула Ольга. — У него ведь там прописка. Там и место.
— Ах вот как! — глаза Тамары Григорьевны сверкнули. — Так ты хочешь его выгнать!
— Он сам ушёл.
— Потому что ты его довела! Ты вся такая самостоятельная, гордая, со своей квартирой… Только мужика не удержишь!
Ольга выпрямилась.
— А я и не обязана никого удерживать. Если человек не хочет быть рядом — пусть идёт.
— Ты всё испортила, девочка! — процедила свекровь. — Он для тебя пустое место. Я всегда знала, что ты ему не подходишь.
Ольга пристально посмотрела на неё.
Тамара Григорьевна резко поднялась, схватила сумку.
— Ты поймёшь, кого потеряла. Но будет поздно.
— Может, и так, — кивнула Ольга. — Но я точно знаю, чего потеряла бы, если бы осталась.
Дверь захлопнулась. На этот раз — навсегда.
Прошло три недели. Андрей не возвращался. Иногда писал что-то уклончивое: «не до конца разобрался», «всё ещё думаю», «мама болеет». Ольга не отвечала. Она занялась делами, которые давно откладывала: переставила мебель в зале, заказала мастера для розетки, наконец починила шкафчик в прихожей.
Дом задышал иначе. Тише. Чище. Без чужого запаха табака. Без взгляда в спину.
И только через месяц он снова появился.
— Ты изменилась, — сказал Андрей, стоя в коридоре.
— В лучшую сторону, надеюсь.
— Я всё обдумал. Давай начнём сначала. Всё-таки… Мы муж и жена.
— Муж и жена — это не штамп в паспорте, — ответила Ольга. — Это про поддержку. Про доверие. Про совместные решения.
— Я готов. Всё исправить. Хочешь — хоть сейчас пойдём, подадим на прописку.
— А что изменится? — спокойно спросила она. — Ты станешь помогать? Делить ответственность? Или всё закончится тем, что вы с мамой станете обсуждать, как продать квартиру и разделить имущество?
Он нахмурился.
— Я ведь ничего плохого тебе не сделал.
— Ты сделал всё, чтобы я почувствовала себя одинокой в своём же доме.
Он опустил глаза.
— Я не знал, что тебе так тяжело.
— Я говорила. Просто ты не слушал.
Он постоял, потом шагнул ближе.
— Значит, всё?
Ольга вздохнула.
— Да, Андрей. Всё.
Он ещё стоял минуту. Потом повернулся и ушёл. На этот раз — без скандала. Без последнего слова. Только лёгкий звук шагов по ступенькам.
Ольга стояла у закрытой двери, не чувствуя ни радости, ни боли. Просто тишина. Не гнетущая — свободная. Дом, наконец, стал только её. Без скрытого ожидания, что кто-то будет вечно в нём временным жильцом, но претендовать — как хозяин.
Андрей подал заявление на развод. Без дележа имущества, без требований. Молча, как и ушёл. Видимо, понял, что возвращаться некуда. Или просто не захотел больше бороться.
Развод оформили быстро. Подписи, печати, две копии — и всё. Жизнь официально разделилась на «до» и «после».
И однажды, возвращаясь с работы, она встретила на лестнице соседку снизу. Та, как обычно, заглянула через плечо.
— А муж твой где? Всё не видно. Уехал, что ли?
Ольга улыбнулась.
— Домой уехал.
Соседка кивнула, ничего не поняла, но не переспросила.
А Ольга поднялась на этаж выше, открыла дверь ключом, вошла — и впервые почувствовала, что это не просто её квартира. Это её жизнь. Без чужих теней, без намёков на временность. Просто её. И никто больше не крикнет ей: «Он твой муж, а не квартирант!». Потому что она сама больше не будет чужой в собственной судьбе.