Марина торопилась домой, сжимая в руке пакет с лекарствами для свекрови. Опять голова разболелась у Нины Петровны. Опять «скорую» вызывала. Опять Юрий весь на нервах.
Ключ повернулся в замке тише обычного. В прихожей — тишина. Странно. Юра должен был уже вернуться с работы, а свекровь вроде как плохо себя чувствовала.
Марина сняла туфли, прислушалась. Из кухни доносились приглушённые голоса. Говорили вполголоса, почти шёпотом.
— Паша ведь без жилья совсем, — слышался голос Нины Петровны. — А у вас две квартиры есть. И дача та...
Марина замерла у порога кухни, крепче сжав пакет с лекарствами.
— Дача-то с Маришиной стороны, мам, — неуверенно откликнулся Юрий.
— Ну и что? — свекровь говорила настойчиво, но тихо. — Семья же одна. Подарил бы ему дачу эту. Она всё равно от её родителей. А они уже как сколько лет покойные?
Сердце Марины ухнуло куда-то вниз.
— Надо как-то с Мариной поговорить, — Юрий звучал растерянно.
— Да что с ней говорить-то! — Нина Петровна вздохнула. — Паша — брат твой родной. Квартиру снимает, денег на неё нет. А дачка та простаивает. Ну съездите вы туда пару раз за лето — и всё.
Марина почувствовала, как руки начинают дрожать. Пакет с лекарствами выскользнул и упал на пол с глухим стуком.
В кухне замолчали.
— Маришка? — позвал Юрий.
Но Марина уже разворачивалась и шла обратно к выходу. Быстро, почти бегом.
Дача от её родителей. Простаивает.
Как будто двадцать лет она не ездила туда каждые выходные. Как будто не сажала яблони собственными руками. Как будто не красила забор, не меняла крышу, не превращала родительский участок в маленький рай.
— Марина! — Юрий выскочил в коридор. — Ты что...
Она обернулась. Посмотрела на мужа — растерянного, виноватого, со всклокоченными волосами.
— Поговорим завтра, — сказала она тихо.
И вышла.
На лестничной площадке Марина достала телефон, набрала номер подруги:
— Ленк, можно к тебе на ночь?
Потом выключила телефон. И пошла вниз, не оборачиваясь на хлопнувшую за спиной дверь.
Завтра она скажет всё, что думает.
Ночь откровений и холодного душа
Лена встретила подругу в халате и с маской на лице.
— Ты выглядишь так, будто тебя переехал каток, — констатировала она, впуская Марину в квартиру.
— Примерно так и есть, — Марина плюхнулась на диван. — Только каток оказался семейный.
За чаем и печеньками вся история вылилась наружу. Лена слушала, периодически качая головой и бормоча что-то про «мужиков-тряпок» и «свекровей-вампиров».
— А ты уверена, что правильно поняла? — спросила она в конце. — Может, он просто...
— Лен, я двадцать лет с ним живу! — Марина размахивала руками. — Знаю, как он звучит, когда соглашается. Вот это было именно соглашение.
Телефон разрывался от звонков. Юрий названивал каждые полчаса. Потом начал слать сообщения:
«Марин, ну поговори со мной!»
«Это всё не то, что ты подумала!»
«Мама просто переживает за Пашу!»
— Ага, — фыркнула Марина, читая очередное послание. — А за меня никто не переживает, видимо.
Утро неопределённости и горьких истин
Утром Лена заварила крепкий кофе и села напротив подруги.
— Слушай, а что если он действительно просто не знал, как сказать матери «нет»? — осторожно предположила она. — Знаешь же, какой он... мягкотелый.
Марина помешала сахар в чашке, глядя в одну точку.
— Лен, мы с ним эту дачу вместе восстанавливали. Он своими руками веранду пристраивал. Помнишь, как гордился? А теперь — «с Маришиной стороны»... Как будто я для них чужая.
— Может, стоит вернуться и выяснить? — Лена говорила мягко. — Не для примирения. Для ясности.
Марина долго молчала, потом кивнула.
— Да. Поеду. Но не мириться. А ставить точки над «и».
Возвращение блудной жены с боевым настроем
Домой Марина вернулась в обед. Юрий сидел на кухне с потухшими глазами, свекровь — рядом, с видом оскорблённой невинности.
— Ну вот и хорошо, что пришла, — начала Нина Петровна. — А то убежала, как девчонка какая-то.
— Нина Петровна, — перебила её Марина, — давайте сразу без прелюдий. Вчера вы обсуждали мою дачу. Хотите её подарить Паше.
— Это не твоя дача, — свекровь выпрямилась. — Это семейная собственность.
— Семейная? — Марина присела на край стула. — А кто двадцать лет туда ездил? Кто сад сажал? Кто крышу менял?
— Юра тебе помогал! — возмутилась Нина Петровна.
— Помогал мне. На моей даче. Которая досталась мне от моих родителей.
Юрий молчал, глядя в стол.
— Юр, — Марина повернулась к мужу. — Скажи что-нибудь. Это же твоя идея была?
— Я, — он поднял глаза. — Мама сказала, что Паше негде жить. А у нас дача пустует.
— Пустует?! — Марина вскочила. — Мы туда каждые выходные ездим! Ты там душ строил всё лето!
— Но это же не дом, — начал было Юрий.
— Не дом? — Марина почувствовала, как внутри что-то обрывается. — Двадцать лет для тебя это был дом. А теперь — не дом?
Момент истины и первая победа
Нина Петровна встряла в разговор:
— Марина, ну что ты как на пожаре! Паша — семья. А ты что, жадная какая-то?
И тут что-то щёлкнуло.
— Жадная? — Марина медленно повернулась к свекрови. — Двадцать лет я вам готовлю. Двадцать лет по аптекам для вас бегаю. Двадцать лет слушаю, какая я неправильная жена. А теперь ещё и жадная?
— Марина, — попытался вмешаться Юрий.
— Нет! — она подняла руку. — Сейчас говорю я. Нина Петровна, вы можете считать меня кем угодно. Но мою дачу никому не отдам. Это память о моих родителях. И это моё.
Свекровь открыла рот, но Марина продолжила:
— А ты, Юрий, — она посмотрела на мужа, — если хочешь подарить брату недвижимость — дари свою квартиру. Вон ту, что от твоей бабушки досталась.
В кухне повисла тишина.
Юрий медленно поднял голову:
— Ты... права. Это твоё наследство. Прости.
Великое противостояние на кухонном фронте
Нина Петровна покраснела так, будто её окунули в борщ.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?! — голос у неё дрожал от возмущения. — Я тебе — свекровь! Старшая в доме!
— Старшая в своём доме, — спокойно ответила Марина. — А это — наш дом. С Юрием. И здесь решаем мы.
— Юрочка! — свекровь повернулась к сыну с театральным отчаянием. — Ты слышишь, как она со мной?!
Юрий сидел, изучая рисунок на скатерти. Молчал.
— Юрочка! — Нина Петровна повысила голос. — Я твоя мать! Неужели ты позволишь этой... этой...
— Этой женщине, на которой ты женат двадцать лет, — подсказала Марина. — Которая тебе рубашки гладит и супы варит.
— Юра, скажи ей! — свекровь была уже на грани истерики.
Сын делает выбор века
Юрий поднял голову. Посмотрел на мать, потом на жену.
— Мам, — сказал он тихо. — Марина права.
— Что?! — Нина Петровна подскочила, как ошпаренная.
— Дача — её наследство. Я не имею права им распоряжаться.
— Но Паша! — закричала свекровь. — Твой брат! Родная кровь!
— Паша пусть сам зарабатывает на жильё, — Юрий встал. — Как мы зарабатывали. Как все нормальные люди.
Марина смотрела на мужа и не верила своим ушам. Неужели это тот самый Юрий, который двадцать лет не мог матери в мелочах перечить?
— Ты что, с ума сошёл?! — Нина Петровна размахивала руками. — Я тебя воспитала! Ночами не спала!
— И за это я тебе благодарен, — Юрий говорил всё увереннее. — Но это не значит, что я должен отдавать чужое имущество.
Свекровь наносит удар ниже пояса
— Чужое?! — свекровь перешла на визг. — А кто эту дачу в порядок приводил? Кто крышу чинил? Кто веранду строил? Не одна же жена там пахала!
— Именно! — Марина хлопнула ладонью по столу. — Не одна! С мужем! Вместе! На моей даче.
— Да что ты к этой даче прилипла, как банный лист! — Нина Петровна окончательно сорвалась. — Подумаешь, родители оставили! У меня тоже родители были, но я не носилась с их барахлом!
Марина медленно встала.
— Барахлом? — голос у неё был тихий, но очень опасный.
— Ну... я не то хотела сказать... — свекровь попятилась.
— Нет, именно то. — Марина шагнула вперёд. — Для вас память о моих родителях — барахло. Понятно.
— Марин, она не хотела, — начал Юрий.
— Хотела! — Марина не сводила глаз со свекрови. — Двадцать лет я слушала намёки, что родители мои были «простые люди». Что отец — слесарь, не директор. Что мать — учительница, не бизнес-леди. А теперь и дача их — барахло.
Марина переходит в наступление
— Знаете что, Нина Петровна? — Марина выпрямилась во весь рост. — Хватит. Достаточно я выслушивала ваши замечания.
— Какие замечания? — свекровь попыталась изобразить невинность.
— О том, что готовлю не так. Убираю не так. Одеваюсь не так. О том, что внучку вам не родила. О том, что работаю много, а семьёй мало занимаюсь.
С каждым словом голос Марины крепчал.
— О том, что на дачу «таскаю» вашего сына. О том, что деньги «транжирю» на ремонт. О том, что вообще не такая жена, какую вы для него хотели.
— Я только хотела как лучше... — пролепетала Нина Петровна.
— Как лучше — для кого? — Марина подошла вплотную. — Двадцать лет я стараюсь быть хорошей для этой семьи. Хорошей женой, хорошей снохой. А в итоге оказывается, что даже наследство моих родителей не моё!
Финальный аккорд великой битвы
— Но я же не хотела обидеть, — свекровь уже практически шептала.
— Хотели! — отрезала Марина. — И знаете что? Хватит мне быть удобной. Хватит молчать, когда мне неприятно.
Она обернулась к Юрию:
— А тебе, муж дорогой, скажу прямо. Если ещё раз услышу, что мою собственность обсуждают за моей спиной — уйду насовсем. И не важно, сколько лет мы прожили.
Юрий кивнул, как школьник, получивший выговор.
— И последнее, — Марина взяла сумочку. — Я еду на дачу. Одна. На неделю. Подумать. А когда вернусь — хочу видеть здесь только мужа. Без советчиков и вдохновителей семейной политики.
Она направилась к выходу, обернулась на пороге:
— Юр, если хочешь брату помочь — помоги деньгами. Работой. Связями. Но не моим наследством.
Дверь хлопнула.
В кухне повисла тишина.
— Юрочка, — жалобно начала Нина Петровна.
— Мам, — тихо сказал Юрий. — Собирайся домой.
Дача как лучший психотерапевт
Неделя в родительском доме прошла как один день. Марина копалась в грядках, перебирала мамины фотографии, сидела на веранде с чаем и думала.
Странно, — размышляла она, поливая помидоры. — Двадцать лет боялась конфликтов. А оказалось — не так это и страшно.
Юрий приезжал каждый день. Молча чинил забор, косил траву, пропалывал морковку. Говорить пытался только вечером.
— Марин, прости меня, — сказал он в субботу, когда они сидели на крыльце. — Я правда не хотел тебя обидеть.
— Знаю, — кивнула она. — Ты никогда не хочешь обижать. Но получается.
— Мама уехала к Паше, — добавил он. — Сказала, что больше к нам не приедет.
Марина усмехнулась:
— До первого насморка. Или до того момента, как поймёт, что теперь борщи варить некому.
Новые правила старой игры
В воскресенье они вернулись в город вместе.
— Вот что, — Марина посмотрела в окно. — Я больше не буду играть роль идеальной снохи. Если мне что-то не нравится — скажу прямо.
— А если маме не понравится?
— Пусть привыкает, — пожала плечами Марина. — Или ищет себе другую невестку.
Дома их ждал букет роз и записка от свекрови: «Прости глупую старуху. Твоя дача — святое место».
Марина показала записку мужу:
— Смотри, как быстро «барахло» в «святое место» превратилось.
Юрий обнял её:
— Ты изменилась.
— К лучшему?
— Определённо к лучшему. Мне нравится, когда у тебя есть зубы.
Марина рассмеялась. Впервые за долгое время — искренне и легко.
Вот такой вот бунт на корабле произошел. Жаль правда, что зубы только у жены оказались. Юрию бы они тоже не помешали. Как считате?
Каждый день - новая интересная история. Подписывайтесь, чтобы не пропустить!
Рекомендую почитать: