Марина ехала на работу, как всегда — автобусом от своей остановки до пересадки на метро. В салоне пахло мокрой одеждой и утренним кофе. Люди зевали, кто-то стоял с сумками, кто-то — с пакетом. Никто не разговаривал, каждый был в своём полусонном коконе.
Она села на свободное место у окна и, как обычно, достала наушники. Хотелось дослушать подкаст, пока автобус трясётся по колдобинам окраины.
Марина не была чересчур доброй или неотзывчивой — просто нормальной. Если видела пожилого — вставала. Если надо — помогала.
Но в тот день её «если надо» сыграло против неё самой.
Мама с характером
На очередной остановке в автобус вошла молодая женщина с ребёнком лет трёх. Мальчик держался за её пальто, хныкал, теребил капюшон. Женщина была с виду уставшая — тёмные круги под глазами, волосы собраны кое-как, в одной руке — тяжёлая сумка, в другой — детская игрушка.
Она быстро оглядела салон, заметила Марину и остановилась рядом.
Марина подняла глаза, на секунду встретилась взглядом с женщиной и почти автоматически встала.
— Присаживайтесь, — коротко сказала она, убирая наушники и отступая в сторону.
— Ну хоть одна нормальная, — пробормотала та и села, усаживая ребёнка на колени. Даже не глядя на Марину, не кивнув, не поблагодарив. Просто — как будто, так и должно быть.
Марина на секунду опешила. Потом села чуть дальше — на подножку у двери. Стоять было неудобно, но места больше не было.
«Ладно, — подумала она. — Может, человек не выспался. С маленькими детьми всякое бывает».
Но с каждой минутой становилось понятно — дело не в усталости.
Спасибо? Нет, не слышала
Марина ехала, сжавшись на краю подножки, прижав сумку к коленям, чтобы не мешать проходу. Автобус трясло, тормозило, но она старалась не качаться и не жаловаться. Молодая мама удобно устроилась на её месте, ребёнок задремал у неё на плече.
Казалось бы — ну и хорошо. Но минут через десять женщина начала громко говорить по телефону.
— Да я в автобусе! Нет, он орал как ненормальный. Ужасно устал, не выспался. Какой там садик, мы ещё не ели. Конечно, никто не уступил, одна вот… — она кивнула в сторону Марины, — хоть совесть у девушки нашлась. А остальные — как звери.
Марина повернулась, удивлённо посмотрела на неё. Женщина продолжала, будто её не замечала:
— Представь, бабки сидят — и нос воротят! Я уже орала на одного, что с ребёнком стою! Все в телефоны уткнулись. Хорошо, хоть одна уступила. А то бы я им сейчас такое устроила…
Марина почувствовала, как у неё полыхнули уши. Вся доброта сжалась внутри от раздражения. "Орала", "устроила", "все звери" — и это при ребёнке, который только что заснул.
Автобус гремел, пассажиры смотрели в окна, делая вид, что ничего не слышат. Но было слышно всем.
Марина сглотнула. Она всё ещё не пожалела. Пока.
Но всё изменилось через несколько остановок, когда поступило новое требование.
А вот и второе требование
Автобус продолжал трястись по разбитым улицам, становилось жарко — окна запотели, воздух стал тяжёлым, люди начинали раздражаться от влажности и духоты. Ребёнок на руках у женщины начал крутиться, ныл, тёрся щекой о её плечо.
Марина вытерла ладонью лоб и сжалась в своём углу ещё сильнее, чтобы не мешать проходу. Осталось ехать минут десять, и она уже надеялась, что просто дотерпит до своей остановки, выдохнет на свежем воздухе и забудет эту поездку.
Но тут женщина снова повернулась к ней:
— Девушка, а вы не могли бы немного подержать моего Ванечку? Я сейчас сумку переберу, а то он что-то совсем вертится…
Марина замерла. Несколько секунд она просто смотрела в лицо женщины — в это серьезное и требовательное лицо. Та уже передвигала рюкзак себе на колени, не дожидаясь ответа.
— Я… Простите, но… — начала было Марина.
— Он не кусается! — с раздражением отмахнулась женщина. — Просто подержите, что вам сложно, что ли?
Ребёнок в это время протянул к Марине ручки и, шатаясь, встал между сиденьем и стенкой. Марина, рефлекторно, присела рядом, чтобы тот не упал. Женщина этим воспользовалась моментально:
— Вот и молодец! Подержите, а я тут гляну, где у меня вода, он пить хочет…
Мальчик был тёплым, немного вспотевшим, и совершенно не понимал, кто эта девушка. Он держался за Маринину руку, как за поручень.
— Эм… — Марина уже не знала, что сказать. Она чувствовала, как взгляд всех, кто до этого делал вид, что ничего не происходит, теперь скользит по ней с любопытством.
Она не хотела конфликта. Не хотела устраивать сцену. Но внутри у неё уже всё кипело.
И когда мама, не глядя, бросила: «А ещё потом с ним на выходе помочь спуститься, а то у него ботинки скользят», — Марина поняла, что больше не может молчать.
Она медленно подняла ребёнка, бережно передала его обратно:
— Забирайте. У меня нет ни желания, ни обязанности быть вам няней.
Женщина вспыхнула:
— Вот как? Добро сделала — теперь уже плевать, да?
— Добро — это не подписка на бесплатный сервис, — тихо сказала Марина. — Я место уступила. А не подписывалась быть вашей помощницей. Тем более без «спасибо».
В салоне повисла гробовая тишина. Кто-то кашлянул. Кто-то смущённо отвёл взгляд. Женщина прижала к себе ребёнка и отвернулась к окну. И больше не сказала ни слова.
Когда доброта заканчивается
Автобус проехал ещё пару остановок. Женщина с ребёнком больше не говорила ни слова, лишь рассеянно укачивала сына, глядя в запотевшее окно. Марина стояла у двери, чувствуя напряжение в спине — не от ребёнка, а от молчаливой злости, оставшейся после этой сцены.
Люди в салоне стали понемногу оживать, возвращаться к разговорам, к телефонам. Кто-то украдкой поглядывал на Марину с чем-то похожим на одобрение, но, как всегда, никто не вмешался. Ни в момент, когда на неё повышали голос, никогда ей спихнули ребёнка, никогда она отказалась «помогать дальше».
На очередной остановке женщина с ребёнком встала, взяла сумку, поправила капюшон сына и, не оглядываясь, шагнула к выходу. На прощание она бросила короткое:
— Бывает, что добро возвращается злом. Удачного дня.
Марина ничего не ответила. Лишь посмотрела ей вслед — не с обидой, а с сожалением.
Когда автобус тронулся, пожилой мужчина с сиденья напротив тихо ей сказал:
— Вы правильно сделали, что поставили границу. А то сейчас, если уступил — считай, должен до конца маршрута.
Марина кивнула. У неё внутри всё ещё дрожало — от напряжения, от недоумения, от чувства, что добро часто используют, как само собой разумеющееся.
Иногда встать — значит наступить на себя
Когда Марина вышла из автобуса, воздух обдал её морозной свежестью. Она остановилась на минуту, вдохнула глубоко.
Тот неловкий осадок, который остался внутри, всё ещё скребся, как непрошеный кот. Не оттого, что ей было жалко уступить место — нет. Просто неприятно было почувствовать себя обязанной. Её доброту использовали, как должное, а когда она отказалась быть удобной — её выставили виноватой.
На входе в метро она увидела молодую маму, уже без ребёнка, говорящую по телефону. Та подняла глаза, встретилась с Мариниными — и тут же отвернулась.
Марина не чувствовала злобы. И не чувствовала торжества. Она поправила шарф, включила музыку в наушниках и пошла по ступенькам вниз — в метро, навстречу обычному дню. Только уже с другой собой внутри.