Хлеб крошился в руках Нинель, когда она услышала, как в гостиной дядя Федор объясняет своим детям, где найти документы на дом. Документы на её дом.
— Вот тут, в этом секретере, Нинель твоя тетка все бумажки держит, — гудел его басовитый голос. — А завтра с утра пойдем к нотариусу. Чего зря тянуть?
Нинель замерла у кухонного окна. За стеклом догорал сентябрьский день, а в доме... в доме творилось что-то немыслимое. Словно ураган ворвался в их тихую жизнь с Игорем и перевернул все вверх дном.
Четыре дня назад они с мужем мирно ужинали, когда во дворе загрохотал старый "УАЗик". Из него как горох посыпались люди — дядя Федор, его жена Ксения, трое взрослых детей с семьями, даже собака дворняжка. Двенадцать человек. Приехали из деревни якобы на похороны дальней родственницы, но сразу стало ясно — похороны лишь повод.
— Милочка! — кричала тетя Ксения, обнимая Нинель липкими от дороги руками. — Родненькая моя! Вот и приехали к тебе погостить!
Погостить. Нинель усмехнулась горько, вспоминая это слово. Они не гостили — они захватывали территорию, как варвары захватывают цивилизованный город.
В первый же вечер дядя Федор уселся в кресло Игоря и заявил:
— Ну что, Нелька, пора бы и старшим в семье передать хозяйство. Ты ж не по летам умная, но дом-то большой, тебе с Игорьком не потянуть.
Игорь тогда еще пытался спорить, объяснять, что дом они купили на свои деньги, что никому ничего не должны. Но дядя Федор только махнул рукой:
— Да ладно тебе, зять! Семья есть семья. Поделим по справедливости.
А дети дяди Федора уже расселись по комнатам, словно хозяева. Старший сын Роман с женой заняли спальню, младшая дочь Оксана расположилась в кабинете Игоря, а средний, Степан, вообще заявил, что диван в гостиной ему нравится больше любой кровати.
За четыре дня они съели все припасы, которых Нинель с Игорем хватило бы на месяц. Опустошили морозилку, выпили все домашние заготовки. Тетя Ксения, грузная женщина с хитрыми глазками, не вылезала из кухни, готовила немыслимые количества еды и жаловалась:
— Ой, Нинель, а у вас продуктов-то мало! В деревне у нас всего вдоволь, а тут... Сбегай в магазин, а?
Сбегай. Будто Нинель их служанка.
Хуже всего было по ночам. Дом, привыкший к тишине, трещал от храпа, детского плача, громких разговоров до рассвета. Собака выла во дворе, а дядя Федор орал на нее матом, будя всю округу.
Но самое страшное происходило днем, когда родственники думали, что Нинель не слышит. Они делили их дом. Обсуждали, кому какая комната достанется, спорили о том, продавать ли участок или оставить под огород.
— Нелька бездетная, — рассуждала тетя Ксения, вязав носок и качаясь в кресле-качалке, которое притащила из спальни. — Чего ей столько места? Отдаст нам дом, а сама пусть комнатку снимает. Или к нам в деревню переедет, поможет по хозяйству.
— Да она еще повозмущается, — хмыкнул Роман, сын дяди Федора. — Но мы ж по закону имеем право. Дядя Паша ей дом завещал, а дядя Паша наш родной брат. Значит, и мы наследники.
Нинель сжала кулаки. Дядя Паша... Добрый, одинокий старик, который жил в этом доме до них. Когда он умер, дом действительно перешел к ней по завещанию — она была единственной, кто навещал его, ухаживал в старости. А эти... эти даже на похороны не приехали.
Но потом они с Игорем дом выкупили у наследников, заплатили всем положенное. Все честно, все по закону. Только родственники из деревни об этом, видимо, не знали. Или знали, но им было плевать.
— Нинель! — голос тети Ксении ворвался в кухню. — А что у нас на ужин? А то детки проголодались!
Детки. Взрослые мужики под сорок, которые каждый день требовали еды, как малые дети. Нинель обернулась. В дверном проеме стояла тетя Ксения — рыхлая, с жирными волосами, в засаленном халате. За четыре дня она так и не удосужилась переодеться.
— Ужин будет, — сказала Нинель тихо.
— А давай котлетки сделаем! — оживилась тетя. — У тебя в морозилке фарш видела.
— Нет фарша.
— Как нет? Я сама видела!
— Вы его вчера съели.
Тетя Ксения нахмурилась, но не отступила:
— Тогда курочку достанем. Или рыбку. Что-нибудь да найдется!
— В морозилке пусто, — повторила Нинель.
— Да ладно тебе жадничать! — вспыхнула родственница. — Семья же!
Семья. Это слово стало для Нинель проклятием. Семья — значит, можно прийти и забрать чужое. Семья — значит, можно хамить и требовать. Семья — значит, твое мнение не важно.
Из гостиной донесся голос дяди Федора:
— Так, Степка, завтра утром идешь в архив, берешь справку о том, что дом построен на нашем семейном участке. А ты, Оксана, к юристу сходи, пусть документы подготовит.
Нинель выронила хлеб. Он упал на пол, раскрошившись на мелкие кусочки. Как ее жизнь. Как ее покой.
В прихожей послышались шаги — это Игорь вернулся с работы. Бедный Игорь... Он уже четвертый день ночевал в гараже, не выдерживая хаоса в собственном доме. Приходил только поесть и переодеться.
— Игорек! — загремел дядя Федор. — Как дела, зятек? Ну что, решил уже, когда дом переписывать будешь?
— Никогда, — четко произнес Игорь.
В доме повисла тишина. Даже дети перестали орать в спальне.
— Как это никогда? — опасно тихо спросил дядя Федор.
— Так и никогда. Это наш дом. Мы его честно купили.
— Купили? — засмеялся Роман. — У кого купили? У самих себя?
— У всех наследников дяди Паши. И с вашей долей тоже расплатились.
— Врешь! — взвизгнула тетя Ксения. — Нам никто ничего не платил!
— Платили. Вашему доверенному лицу, Борису Петровичу. Он ваш племянник, кажется?
Нинель слышала, как переглядываются родственники. Знают, конечно, знают. Но признавать не хотят.
— Все равно! — заорал дядя Федор. — Семья важнее всяких бумажек! Мы тут хозяева по праву старшинства!
Что-то хрустнуло в душе Нинель. Словно тонкая нить, которая до сих пор связывала ее с этими людьми, лопнула окончательно.
Она вошла в гостиную. Родственники расселись по креслам и диванам, как коршуны на падали. Дядя Федор развалился в любимом кресле Игоря, тетя Ксения вязала носок, дети играли в телефоны, внуки носились по комнате, переворачивая все вверх дном.
Игорь стоял посреди этого бедлама, бледный, с опущенными плечами. Он выглядел чужим в собственном доме.
— Вы знаете что? — сказала Нинель тихо, но голос ее прозвучал так отчетливо, что все обернулись. — Хватит.
— А? — не понял дядя Федор.
— Хватит, — повторила Нинель громче. — Я больше не могу этого выносить.
— Чего не можешь? — нахмурилась тетя Ксения.
— Вас. Ваше хамство. Ваши планы на мой дом.
— Нелька, ты что? — начал дядя Федор. — Мы же семья...
— Нет! — крикнула Нинель так, что даже дети замолчали. — Мы не семья! Семья — это когда друг друга уважают, помогают, любят. А вы... вы просто воры!
— Ты что себе позволяешь? — вскочил Роман.
— Позволяю? Я в собственном доме позволяю себе говорить правду! Вы приехали сюда не в гости — вы приехали грабить! Четыре дня вы едите мою еду, спите в моих кроватях, планируете, как отнять у меня дом!
— Нелька, успокойся, — попытался урезонить дядя Федор. — Мы же не чужие...
— Именно чужие! — Нинель почувствовала, как внутри поднимается волна ярости, которую она копила четыре дня. — Когда дядя Паша болел, где вы были? Когда ему нужна была помощь, кто к нему приезжал? Я! Одна я! А вы даже на похороны не явились!
— Мы не знали... — пробормотала Оксана.
— Врете! Все знали! Просто вам было наплевать на старика! А теперь, когда дом перешел к нам, вдруг вспомнили о родственных связях!
Дядя Федор встал с кресла, лицо его налилось краской:
— Ты как с старшими разговариваешь?!
— Как с ворами разговариваю! — не отступила Нинель. — Вы думали, мы дураки? Думали, мы не понимаем, что вы задумали? Четыре дня я слушала, как вы делите наш дом, планируете выставить нас на улицу!
— Да мы хотели по-хорошему! — взвизгнула тетя Ксения.
— По-хорошему? — Нинель горько рассмеялась. — Это по-хорошему — нажраться в чужом доме, загадить все вокруг, а потом заявить, что дом теперь ваш?
— Нелька, ты обнаглела совсем! — рявкнул дядя Федор. — Мы старше, мы решаем!
— Ничего вы не решаете! — выкрикнула Нинель. — Это мой дом! Мой и Игоря! И вы отсюда уйдете! Прямо сейчас!
Повисла мертвая тишина. Даже собака во дворе перестала выть.
— Что? — переспросил дядя Федор.
— Собирайте вещи и убирайтесь. Все. Немедленно.
— Ты с ума сошла? — заорала тетя Ксения. — Мы твоя семья!
— Вы мне больше не родственники! — крикнула Нинель. — Уходите восвояси! Живо!
Родственники ошарашенно переглядывались. Они явно не ожидали такого поворота.
— Нелька, — попробовал мягко дядя Федор, — ты подумай хорошенько. Мы же добром хотели...
— Добром? — Нинель засмеялась истерически. — Добром называется отнять у людей дом? Да вы бандиты обыкновенные!
— Не смей нас оскорблять! — вскочил Роман.
— А что, правда глаза колет? — не отступала Нинель. — Четыре дня вы здесь хозяйничаете, жрете мою еду, гадите в моих туалетах, а теперь еще и дом хотите отнять! И это не оскорбление, а констатация факта!
— Мы никуда не уйдем! — заявила Оксана. — У нас здесь права есть!
— Никаких прав у вас нет! — Нинель достала из сумочки документы. — Вот! Договор купли-продажи! Видите? Мы этот дом купили! Законно! И расписались все наследники дяди Паши, включая вас!
— Мы не подписывали! — завопила тетя Ксения.
— Ваш доверенный подписывал! Борис Петрович! И деньги получал! А куда он их дел — это ваши проблемы!
Родственники замолчали. Теперь они точно знали, что Нинель говорит правду.
— Ну и что? — пробурчал дядя Федор. — Все равно семья важнее бумажек.
— Какая семья?! — взорвалась Нинель. — Вы за двадцать лет ни разу не позвонили! Ни на день рождения, ни на праздники! А когда понадобился дом — сразу вспомнили о родственниках!
— Мы занятые были... — промямлила тетя Ксения.
— Занятые? А сейчас свободные стали? Знаете что, хватит врать! Убирайтесь из моего дома! И чтоб духу вашего здесь не было!
Игорь подошел к жене, обнял за плечи:
— Нинель права. Собирайтесь и уезжайте.
— А если не уедем? — угрожающе произнес Роман.
— Вызову милицию, — спокойно ответил Игорь. — У меня есть документы, подтверждающие, что дом наш. А у вас есть только наглость.
Дядя Федор медленно поднялся с кресла. Лицо его почернело от злости:
— Ну, Нелька, припомним мы тебе это. Рано или поздно припомним.
— Припоминайте, — равнодушно ответила Нинель. — Только подальше от моего дома.
— Мы в деревню напишем! — взвизгнула тетя Ксения. — Всем расскажем, какая ты неблагодарная!
— Рассказывайте. Мне все равно, что обо мне думают люди, которые двадцать лет даже не здоровались со мной.
Родственники нехотя стали собираться. Ворчали, хлопали дверьми, демонстративно громко складывали вещи. Дети плакали, внуки требовали остаться.
— А собаку куда? — спросила Оксана.
— В машину, — коротко ответила Нинель.
— Она может описаться...
— Ваша собака — ваши проблемы.
Через час дом опустел. "УАЗик" с грохотом выехал со двора, оставив за собой облако пыли и выхлопных газов.
Нинель стояла у окна и смотрела, как машина скрывается за поворотом. Игорь подошел сзади, обнял.
— Правильно сделала, — тихо сказал он.
— А вдруг они правда вернутся? Отомстят как-нибудь?
— Пусть попробуют. Мы к этому готовы.
Нинель обернулась, посмотрела на мужа. Четыре дня назад он казался сломленным, растерянным. А сейчас... сейчас его глаза снова горели решимостью.
— Знаешь, что самое противное? — сказала она. — Они так и не поняли. До конца не поняли, что поступили подло.
— Поймут. Когда дома, в деревне, будут рассказывать соседям, как их "неблагодарная племянница" выгнала. И кто-нибудь спросит: "А с чего вы решили, что дом ваш?" Вот тогда и поймут.
Нинель улыбнулась. Первый раз за четыре дня.
— Пойдем уберемся в доме, — сказала она. — Нужно проветрить, помыть... Вернуть ему прежний вид.
— Пойдем, — согласился Игорь.
Они вошли в гостиную. Дом показался им огромным после того, как в нем толпились двенадцать человек. Тихим. Своим.
— А знаешь что? — сказала Нинель, собирая окурки, которые дядя Федор швырял в горшки с цветами. — Я не жалею.
— О чем?
— Что выгнала их. Не жалею ни капельки.
— И правильно. Семья — это не те, кто имеет с тобой общую кровь. Семья — это те, кто рядом в трудную минуту.
Нинель кивнула. Игорь был прав. За четыре дня она поняла главное — настоящая семья не приезжает с целью ограбить. Настоящая семья защищает, а не нападает.
А эти... эти так и остались чужими людьми. Чужими и далекими, как тот сентябрьский вечер за окном, который медленно растворялся в наступающей ночи.