— Пятьдесят пять лет... — я смотрю на свое отражение в зеркале туалетной комнаты ресторана. Губная помада чуть размазалась. Руки дрожат.
Вот так, Света. Сегодня твой день. Не его — твой.
Возвращаюсь к столику. Юра поднимает бокал, улыбается той самой улыбкой — белозубой, обаятельной. Та же, что покорила меня тридцать лет назад в институтской столовой.
— За нашу счастливую семью! — провозглашает он, и гости дружно поддерживают тост.
Я пью. Шампанское горчит.
— Юрочка, — тянет Лера, его сестра, — а помнишь, как ты Светочку из общежития забирал? На мотоцикле своем дребезжащем!
Смеются все. А я вспоминаю другое. Как три месяца назад случайно открыла его телефон, когда искала номер сантехника. Переписка с «Солнышком моим». «Скучаю, дорогой. Когда увидимся?»
Солнышко... У меня в животе что-то переворачивается.
— Света, ты чего такая бледная? — Юра наклоняется ко мне. Пахнет его дорогим одеколоном и... еще чем-то. Чужими духами.
— Все нормально, — отвечаю и встаю. — Извините, схожу освежусь.
В туалете достаю телефон. Пишу Жене, нашей дочери: «Все готово. Ключи под ковриком.»
Через минуту приходит ответ: «Мама, ты уверена? Может, стоит поговорить с ним?»
Поговорить... А о чем говорить? О двадцати годах молчания? О том, как я делала вид, что не замечаю чужую косметику в его машине? Записки в карманах пиджаков? Задержки на работе по выходным?
«Поздно говорить», — печатаю в ответ.
Выхожу из туалета. За нашим столом уже подают торт — трехъярусный, с золотыми свечами. Юра что-то рассказывает про новый проект, размахивает руками. Его деловые партнеры кивают, жены партнеров вежливо улыбаются.
— А вот и наша красавица! — кричит он мне. — Светочка, иди сюда!
Я иду. Но не к столу.
— Куда ты? — недоумевает Юра.
— Домой, — говорю громко, чтобы все слышали. — За вещами.
— Как это за вещами? — Он встает, стул с грохотом падает. — Света, что происходит?
— Сюрприз, дорогой. — Я разворачиваюсь к нему лицом. Гости замерли с кусками торта на вилках. — Я ухожу.
— Что?! — Юра хватает меня за руку. — Ты спятила? Сегодня мой юбилей!
— Вот именно. — Я освобождаю руку. — Поэтому и сегодня. Чтобы запомнил.
— Света... — Лера тянется ко мне через стол. — Деточка, что случилось? Может, просто устала?
— Тридцать лет устала, — отвечаю ей. — Устала быть удобной. Устала закрывать глаза.
— На что глаза? — Юра становится красный. — О чем ты говоришь?
Я достаю телефон, включаю диктофон и ставлю на стол.
— «Скучаю, дорогой. Когда увидимся? Твоя Инесса.» — Мой голос звучит странно спокойно. — Это твоя последняя, Юра? Или уже новая появилась?
Тишина. Только где-то капает вода из крана в баре.
— Откуда... — шепчет он.
— Ты телефон оставил. Когда душ принимал. — Я убираю телефон в сумочку. — А я искала номер мастера. Помнишь, у нас кран на кухне тек?
— Света, послушай... — Юра тянет руку ко мне, но я отступаю. — Это не то, что ты думаешь...
— Что я думаю? — Интересно, как чужой звучит мой голос. — Что ты уже двадцать лет водишь меня за нос? Что я дура, которая верила в командировки по выходным? В срочные проекты до полуночи?
— Света... — Лера встает. — Может, не стоит при людях...
— При людях? — Я смеюсь. — А он при людях думал, когда гулял? Когда в нашей постели с ними спал?
— Света! — рявкает Юра. — Хватит! Ты позоришь нас!
— Я позорю? — У меня вырывается смех — истерический, противный. — Ты тридцать лет позорил наш брак, а я позорю?
Гости переглядываются. Кто-то встает, собирается уходить.
— Сидите, сидите, — машу им рукой. — Торт доедайте. Праздник же.
— Света, прекрати этот спектакль! — Юра хватает меня за плечи. — Идем домой, поговорим нормально!
— Поговорим? — Я смотрю ему в глаза. Карие, с желтыми крапинками. Помню, как когда-то в них тонула. — О чем поговорим, Юра? О Светке из твоего офиса пять лет назад? О Верочке с курсов английского? О той рыжей, что подарки тебе на работу присылала?
Он бледнеет.
— Ты думал, я слепая? — продолжаю я. — Думал, не замечаю? Замечала. Все замечала. Просто молчала.
— Почему молчала? — шепчет он.
— Дочь была маленькая. Работы не было. Боялась остаться одна. — Я пожимаю плечами. — А теперь не боюсь.
— Света, милая... — Он пытается обнять меня. — Давай все забудем. Начнем сначала. Я изменюсь, клянусь!
— Поздно, — говорю тихо. — Слишком поздно, Юра.
Достаю из сумочки конверт, кладу на стол рядом с тортом.
— Это что? — спрашивает он.
— Заявление на развод. И документы на раздел имущества. — Я застегиваю сумочку. — Квартира пополам. Дача тоже. Машину оставь себе — она все равно пахнет чужими духами.
— Ты серьезно? — Юра хватает конверт, вскрывает. — Ты уже к адвокату ходила?
— Два месяца назад. — Я иду к выходу. — Хороший адвокат, кстати. Женщина. Понимает проблему.
— Света! — кричит он мне вслед. — Куда ты идешь? Где жить будешь?
Останавливаюсь в дверях, оборачиваюсь.
— У Жени пока. Потом снимем что-нибудь. Или куплю на свою долю от квартиры. — Улыбаюсь. — Не волнуйся за меня, дорогой. Переживу как-нибудь.
— Мам! — это Женя. Она ждет меня возле ресторана, стоит у своей машины. — Как все прошло?
— Нормально. — Сажусь в машину. — Довези до дома, возьму вещи.
— Папа не пытался остановить?
— Пытался. — Я смотрю в окно. — Поздно.
Дома я хожу по комнатам, собираю самое необходимое. Женя помогает, молчит. Только когда мы выносим последний чемодан, она спрашивает:
— Мам, а ты не жалеешь?
— Очень жалею, что не сделала этого раньше! — говорю честно.
Запираю дверь, кладу ключи под коврик. Как и обещала.
В машине Женя включает радио. Играет какая-то веселая песня. Я откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза.
— Мам, — тихо говорит дочь, — я тебя уважаю.
— За что? — удивляюсь.
— За то, что наконец отстояла себя.
Молчу. А потом говорю:
— Знаешь, Женечка... Впервые за много лет я чувствую себя... свободной.
— И как это?
— Как будто проснулась после долгого сна. — Я открываю глаза, смотрю в окно. — Страшно. Но хорошо.
Мой телефон звонит. Юра. Я сбрасываю звонок.
Звонит еще раз. Сбрасываю.
На третий раз Женя говорит:
— Может, ответишь?
— Зачем? — Я выключаю телефон. — Сказать больше нечего.
Мы подъезжаем к дому Жени. Она помогает мне внести вещи.
— Мам, — говорит она, когда мы ставим чемоданы в гостиной, — а что теперь будет?
— Не знаю. — Я сажусь в кресло. — Впервые в жизни не знаю, что будет завтра. И знаешь что? Это не пугает. Это... интригует.
Женя садится рядом, берет меня за руку.
— Мам, я горжусь тобой.
— И я собой горжусь. — Я сжимаю ее ладонь. — Наконец-то.
За окном темнеет. Где-то в ресторане, наверное, все еще сидят гости. Едят торт. Шепчутся. Обсуждают скандал.
А я сижу в кресле у дочери и думаю о завтрашнем дне. О том, что он будет мой. Только мой.
И это лучший подарок, который я могла себе сделать на пятьдесят пятый день рождения.
Сюрприз удался.
Неделя прошла тихо. Слишком тихо. Я уже начала привыкать к этой странной легкости — просыпаться и не думать, где он провел ночь. Готовить завтрак только для себя. Смотреть те фильмы, которые мне нравятся.
Но Юра молчал. И это настораживало.
— Мам, он даже не звонил? — спрашивает Женя, когда мы сидим на ее кухне с утренним кофе.
— Ни разу. — Я помешиваю сахар в чашке. — Странно как-то.
— Может, понял наконец, что все кончено?
— Не похоже на него. — Я качаю головой. — Юра не из тех, кто сдается просто так.
И я оказалась права.
В понедельник мне звонит Анна Сергеевна, наш адвокат.
— Света, у нас проблема. — Голос у нее встревоженный. — Ваш муж подал встречный иск.
— Какой иск?
— Он требует полную компенсацию за квартиру. Утверждает, что она была куплена на его деньги, а вы не вносили свой вклад.
У меня в животе все сжимается.
— Как это не вносила? Я тридцать лет вела хозяйство, воспитывала дочь, экономила каждую копейку!
— Знаю, знаю. Но юридически... — Анна Сергеевна вздыхает. — Он предоставил справки с работы, что зарплата была только у него. И еще...
— Что еще?
— Он требует возмещения морального ущерба. Утверждает, что вы опозорили его в ресторане, нанесли урон его деловой репутации.
— Что?! — Я встаю так резко, что чашка падает на пол. — Какой урон? Я только правду сказала!
— И еще он заявляет о ваших тратах. Мол, вы транжирили семейные деньги на дорогую косметику, одежду.
— Я всегда экономила! — кричу я в трубку. — Покупала себе самое дешевое!
— Света, успокойтесь. Мы это оспорим. Но это затянет процесс и... это будет непросто.
Вечером звонит телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Светочка, — знакомый голос, только слишком сладкий. — Как дела, дорогая?
— Юра? Откуда номер?
— У меня много друзей. — Он усмехается. — Ты думала, все так просто? Собрала чемоданчик и ушла в закат?
— О чем ты говоришь?
— О том, что игра только начинается. — Голос становится жестким. — Ты меня опозорила, Света. При людях. Думаешь, я это забуду?
— Это ты себя опозорил. Своими любовницами.
— Мои любовницы — мое дело. А твое дело было молчать. Как тридцать лет молчала.
— Больше не буду молчать.
— Посмотрим. — Он смеется противно. — Знаешь, что я тебе скажу? К концу этого развода ты останешься ни с чем. Без квартиры, без денег, без репутации.
— Ты не сможешь...
— Смогу. У меня связи, деньги, влияние. А у тебя что? Справедливость? — Он хохочет. — Справедливость не работает, когда против тебя хороший адвокат и нужные документы.
Я молчу. Сердце колотится.
— Подумай, Светочка. Может, вернешься? Забудем все. Будем жить, как раньше.
— Никогда.
— Тогда готовься к войне. — Гудки.
Я сижу на кухне у Жени и дрожу. Не от страха — от ярости.
— Мам, что случилось? — Женя входит с пакетами из магазина. — Ты вся белая.
Рассказываю ей о звонке.
— Сволочь, — тихо говорит дочь. — Настоящая сволочь.
— Женя...
— Мам, не сдавайся. Мы что-нибудь придумаем.
На следующий день я иду к Анне Сергеевне с папкой документов.
— Вот справки с моих работ, — выкладываю на стол. — Я работала и до замужества, и после рождения Жени. Переводчиком на дому, репетитором. Всегда официально.
Анна Сергеевна изучает бумаги.
— Хорошо. Это поможет доказать ваш вклад в семейный бюджет.
— А что с его обвинениями о тратах?
— Я проверила ваши банковские выписки. — Она откидывается в кресле. — Интересно получается. Все крупные покупки одежды и косметики совершались не вами.
— То есть?
— То есть карточкой пользовался кто-то другой. И я думаю, мы знаем кто. — Она показывает мне распечатки. — Смотрите: покупки в дорогих бутиках всегда в рабочее время, когда вы были дома. А геолокация показывает, что карточка использовалась рядом с офисом вашего мужа.
— Он покупал подарки любовницам на мои деньги?! — У меня перехватывает дыхание.
— Судя по всему, да. И теперь пытается обвинить в этом вас.
Юра явно не ожидал такого поворота. Через три дня он снова звонит. Голос уже не такой уверенный.
— Света, давай встретимся. Поговорим спокойно.
— Мне нечего с тобой обсуждать.
— Ты понимаешь, что делаешь? Мы можем потерять все. Адвокаты заберут половину.
— Пусть заберут. Зато я буду свободна.
— Света... — Он вдруг говорит почти жалобно. — Неужели тридцать лет ничего не значат?
— Значат. — Задумываюсь. — Значат, что я тридцать лет была дурой. Но больше не буду.
На суд я прихожу в новом костюме — темно-синем, строгом. Женя идет со мной.
— Мам, ты красивая, — шепчет она, когда мы поднимаемся по ступенькам.
— Спасибо, дочка.
Юра уже сидит в зале с адвокатом — молодым наглым мужчиной в дорогом костюме. Видит меня, кивает холодно.
Судья — женщина лет пятидесяти, с умными серыми глазами — внимательно изучает документы.
— Итак, — говорит она наконец, — по поводу обвинений в нецелевых тратах семейного бюджета. Банковские выписки показывают интересную картину.
Адвокат Юры что-то быстро шепчет ему на ухо.
— Ваша честь, — встает он, — покупки совершались по общей карте семьи...
— Верно, — кивает судья. — Но геолокация показывает, что все дорогие покупки женской одежды и косметики совершались в рабочее время истца, в районе его офиса. В то время как ответчица находилась дома, что подтверждают свидетели.
Юра краснеет.
— Более того, — продолжает судья, — суммы этих покупок значительно превышают стоимость одежды и косметики, которые использовала ответчица. Складывается впечатление, что истец приобретал подарки для третьих лиц за счет семейного бюджета.
Она листает дело.
— Кроме того, свидетели подтверждают, что именно супруга вела домашнее хозяйство, воспитывала ребенка, ухаживала за больными родителями мужа...
— Ваша честь... — пытается встать адвокат Юры.
— Я не закончила. — Судья строго смотрит на него. — Попытка возложить на супругу ответственность за траты, которые совершал сам истец, является попыткой введения суда в заблуждение. Суд это учтет при вынесении решения.
Через час все кончено. Квартира делится пополам. Дача — тоже. Плюс Юра должен выплатить мне компенсацию за неправомерные траты семейного бюджета.
Выходим из здания суда. Юра догоняет меня на ступенях.
— Света, постой.
Оборачиваюсь. Он выглядит усталым, постаревшим.
— Что тебе нужно?
— Прости меня. — Он опускает глаза. — Я не хотел... так получилось...
— Ты хотел все у меня отобрать и ещё отомстить! — закричала я.
— Я был зол...
— Ты был подлым. — Поправляю сумку на плече. — Но знаешь что, Юра? Я тебе благодарна.
— За что? — удивляется он.
— За то, что показал свое настоящее лицо. Теперь я точно знаю — ухожу от правильного человека.
Разворачиваюсь и иду к машине, где меня ждет Женя.
— И как? — спрашивает дочь.
— Победили. — Сажусь в машину. — Полностью.
— А папа?
Оглядываюсь. Юра все еще стоит на ступенях, смотрит нам вслед.
— Папа получил урок. — Пристегиваю ремень. — Поздно, но получил.
Едем молча. Потом Женя говорит:
— Мам, а ты счастлива?
Думаю. В окно светит солнце. Впереди новая жизнь — неизвестная, но моя.
— Знаешь, дочка... Я впервые за тридцать лет чувствую себя сильной. И это лучше счастья.
— Почему лучше?
— Потому что счастье может кончиться. А сила — остается.
Прошел год
Я живу в небольшой квартире в новом районе. Работаю переводчиком в фирме — впервые в жизни официально, с полным рабочим днем. Коллеги меня уважают, начальник ценит.
Юра женился на своей Инессе. Говорят, она на двадцать лет моложе. Пусть теперь она следит за его телефоном.
А я покупаю книги, хожу в театр, встречаюсь с подругами. Живу для себя.
И знаете что? Это оказалось не так страшно, как я думала.
Это оказалось прекрасно.