Галя вытерла руки о фартук и уже собиралась нарезать укроп, когда в коридоре скрипнула дверь кладовки. Этот звук она знала слишком хорошо — Юра всегда прятал туда "на чёрный день" консервы и деньги. Он прошёл на кухню, положил на стол свой потрёпанный блокнот и коробку с аптечкой. Без слов. Без взгляда. Он готовился болеть. Или, может быть, готовил её к этому.
— Галь, подойди-ка. Тут с пенсией надо разобраться, — бросил Юрий, даже не поднимая глаз от кипы бумаг.
Галина тихо выключила плиту — борщ почти готов — и подошла к столу. На нём, как всегда по вечерам, он разложил квитанции, чеки и её пенсионное удостоверение.
— А что не так с пенсией? — спросила она.
— Всё просто. Квартира теперь оформлена на тебя — значит, и расходы тоже твои. По справедливости.
— Ты серьёзно?.. — она попыталась рассмеяться, но в груди сжалось.
— Абсолютно. Моя зарплата — для моих дел. А твоя пенсия — твои счета. Всё честно, — Юрий пожал плечами и перевернул страницу своей бухгалтерии.
Галина молча села. На столе — квитанции почти на девять тысяч. Её пенсия — тринадцать. И всё: еда, лекарства, подарки внукам — тоже на неё.
— А как же "вместе"? Мы же всегда всё делили, — тихо сказала она.
— Делили. Пока квартира была общей. А теперь — твоя. Значит, и заботы твои.
Юрий встал и ушёл в гостиную, где тут же включил телевизор — футбол. Галина осталась одна. Перед ней остывал борщ, в душе было пусто. Сорок лет брака, сорок лет работы ветеринаром. А теперь — цифры, счета и человек, который стал чужим.
Ты в своём уме?
Телефон взвизгнул в полночь. Юрий недовольно буркнул из-под одеяла. Галина ответила шёпотом:
— Алло?..
— Галина Николаевна, это Вера с Садовой… Альфу сбила машина! Она не встаёт, хрипит… Помогите, прошу вас!
Галина мгновенно стряхнула сон. Альфа — добрая дворняжка, которую она лечила полгода назад.
— Несите её ко мне! Подъезд открыт, второй этаж.
— Ты с ума сошла? — Юрий выглянул из-под одеяла. — Ночью? Собаку?! Может, до утра подождала бы?!
— Нет, — отрезала Галина, собирая инструменты.
Через десять минут в дверь позвонили. На пороге стояла плачущая Вера, в руках — окровавленная Альфа. Галина расстелила простыню на диване и взялась за дело.
Три часа она колола уколы, обрабатывала раны, шила кожу. Вера сидела рядом, гладила собаку и молилась.
— Переломов нет, — выдохнула Галина к рассвету. — Жить будет. Только уход нужен.
Вера сунула ей конверт:
— Пожалуйста, возьмите. Я знаю, вы не берёте, но… Пять тысяч. Альфа мне как ребёнок.
Галина колебалась. Но вспомнила: девять тысяч — счета. Тринадцать — пенсия. А эта ночь — целая жизнь, вырванная у смерти.
— Хорошо, — сказала она. — Спасибо.
Когда Вера ушла, Галина села на кухне, открыла конверт. Деньги пахли свежей бумагой и неожиданной свободой.
Впервые за долгое время она почувствовала, что её труд чего-то стоит. Не только по-человечески — но и по-настоящему.
Мне некогда — у меня теперь пациенты
Юрий сел за кухонный стол и с недовольством закрыл холодильник.
— У нас ничего нет. Где ужин? Ты же весь день дома была!
Галина, не отрываясь от записи в тетради, спокойно ответила:
— У меня было трое пациентов. Один — с панкреатитом, одна кошка — с рвотой. А вечером — такса с вывихом лапы.
Юрий замер.
— Пациенты? Ты снова возишься с этими псами?
— Не "возюсь", — сказала она, — а работаю. Люди платят. За консультацию, за уколы. А ещё — благодарят.
— И ради этого ты забросила дом?
— Нет. Я просто перестала делать все за нас двоих.
Юрий взял тарелку, сам наложил гречки, залил кефиром.
— Ну и как, платят хорошо?
— Вчера — семь тысяч. За три вызова. Сегодня — четыре.
Он хмыкнул.
— А ты неплохо устроилась. Может, и за квартиру начнёшь платить?
Галина посмотрела на него спокойно.
— Так я уже плачу. Уже третий месяц. А ты, похоже, забыл. Как только квартира стала моей — ты вычеркнул себя из списка.
— Это была твоя идея! — огрызнулся он.
— Точно. Потому что иначе ты бы её на себя переписал. А сейчас хочешь жить, как жил, только без обязательств.
Юрий встал, взял тарелку и пошёл в комнату.
— Я не собираюсь в этом участвовать, — бросил через плечо.
Галина вздохнула. Она тоже.
Ты теперь гордая?
Через пару дней Юрий начал "обижаться". Не разговаривал. Не мыл за собой. Не выносил мусор. Разбросал носки по квартире, как будто напоминая: "всё равно ты уберёшь".
А она не убрала.
Утром он мрачно ворчал про "бардак". А она проходила мимо, как мимо телевизора, включенного на политические шоу.
В субботу к ней пришла соседка с просьбой посмотреть кота. У него опух глаз. Галина согласилась. Осмотрела, выписала капли. Через два часа позвонила подруга — пригласила на встречу выпускников техникума. Галина надела белую блузку и отправилась.
Когда вернулась, Юрий уже сидел на кухне. Мрачный. С рюмкой водки.
— Ты где была?
— У подруг. Вспоминали молодость.
Он скривился.
— Теперь, значит, у тебя новая жизнь? Свои деньги, свои собаки, свои подруги…
— А у тебя, Юр, всё по-старому. Только я изменилась.
— Ты теперь гордая, да? Или просто решила, что одна лучше?
Она наливала себе чай. Руки не дрожали.
— Я просто вспомнила, что у меня есть я. И этого, оказывается, достаточно.
Он стукнул рюмкой по столу, встал и ушёл. С глухим хлопком двери.
Галина допила чай. В полной тишине.
Ты не хочешь говорить?
На следующее утро Галина проснулась рано. Тишина стояла глухая — даже холодильник, казалось, притих. В комнате Юрия — закрыто. Он не выходил, не здоровался, не искал разговора. Ушёл в себя — с головой. Типичный стиль.
Она готовила себе кофе, на кухонной двери висела его куртка. На полу — грязные носки. Раньше она бы взяла и убрала. Теперь — обошла мимо.
Не из принципа. Из уважения к себе.
К обеду позвонили — мужчина привёл пса: запущенный дерматит, лапа гноится, шерсть клочьями. Галина два часа колола, обрабатывала, давала рекомендации. Ушёл благодарный, оплатил щедро. Оставил шоколадку.
Когда она вернулась домой, Юрий сидел с пультом.
— Ты была где-то? — не глядя, спросил.
— По своим делам ходила.
— Кормить-то кто будет?
— Тебя? Ты же взрослый. Справишься.
Он щёлкнул пультом.
— Ты меня дразнишь?
— Я тебя отпускаю.
Пусть живёт тот, кто хочет быть рядом. А не тот, кто жмурится, чтобы не видеть меня.
Он молчал. Потом встал и закрылся в комнате.
Галина убрала со стола, включила музыку и села с чашкой чая у окна. Песню она знала наизусть, но сейчас — вслушивалась по-другому.
С тех пор я не ищу согласия
Прошло две недели. Юрий молчал. Потом — съехал. Без сцены. Без записки. Просто ушёл. Забрал вещи, телевизор и половину инструментов. И всё.
Галина проснулась — и впервые за долгое время в квартире было просторно. И не физически. А душевно.
Она прибралась, вымыла полы, выкинула старые пледы. Разобрала балкон, заказала кресло-мешок.
Вечером вышла в аптеку, купила себе духи — лёгкие, цветочные. Не потому что надо. А просто так.
Однажды её позвала соседка: кошка рожает, что-то не так. Галина пошла. Помогла. Вынесла два мокрых комочка — оба задышали.
— Вы волшебница, — прошептала соседка.
— Нет, — ответила Галина. — Просто я наконец делаю то, что люблю.
Когда она вернулась домой, на пороге лежал конверт. Записка:
Мне жаль, что мы не смогли.
Подпись — Юрий.
Она прочитала, положила в ящик и закрыла. Не из злости. А потому что всё, что надо было сказать — она уже сказала.
Теперь она живёт одна.
И не боится одиночества. У неё снова есть дом. И работа. И уважение — не только от клиентов. От самой себя.
Она больше не ищет согласия. Только — покой.
Погрузитесь в другие захватывающие истории! Прочитайте наши рассказы!