— Видел Максима с другой женщиной. Думаю, в этом причина ваших ссор и скандалов в последнее время
Егор произнес эти слова тихо, почти шепотом, словно боялся, что они материализуются в воздухе и станут осязаемыми. Алла стояла возле окна кухни, держала в руках чашку остывшего кофе. На улице желтые листья кружились в предательском танце.
Время остановилось. Или, наоборот, помчалось галопом — не могла понять. В ушах звенело, как после сильного удара. Что-то глухое и ледяное вдруг заколдовано зашевелилось внутри груди — будто бы расправило тяжёлые крылья, томно разрастаясь изнутри. Было чувство, что вот-вот захватит всё до остатка… дыхание сбилось, но она делала вид, будто ничего не происходит.
– Где? – произнесла она тихо, и голос её прозвучал тише шепота. Не обернулась – будто боялась. Или… не хотела показывать, как дрожат сейчас её плечи.
.— В кафе на Садовой. Они... они выглядели очень близкими и счастливыми. Прости, что принес тебе нехорошую весть. Но и молчать не могу. Это было бы нечестно по отношению к тебе.
Егор был другом семьи уже много лет. Надежный. Честный, из тех, кто никогда не скажет лишнего. Если он решился рассказать — значит, это правда. Горькая, как полынь, правда.
Алла повернулась к нему. Лицо Егора было серьезным и печальным, в глазах — сочувствие и злость. Он тоже любил эту семью, считал Максима своим лучшим другом. И вот теперь…
— Как долго? — голос звучал странно, будто принадлежал кому-то другому.
— Не знаю. Может, месяц, может, больше. Аллочка, мне так жаль… Ты же знаешь как вы оба мне дороги.
Алла поставила чашку на подоконник. Руки не дрожали — удивительно. Внутри все горело и рушилось, а руки были спокойными, словно принадлежали другому человеку.
Последние месяцы теперь выстраивались в логическую цепочку. Придирки к еде, неожиданные задержки на работе. Телефонные звонки, которые Максим принимал в другой комнате. Даже та странная ревность к старому соседу Дмитрию — все обретало смысл. Классический случай: виноватый ищет вину в невиновном.
— Кто она? — спросила. Хотя понимала, что это не важно. Важно было другое.
— Коллега. Молодая. Блондинка.
Конечно, блондинка. Конечно, молодая. Потому что сорокалетняя Алла с ее добротой, заботой и бесконечным терпением — это уже вчерашний день. Это то, что имеешь и не ценишь. А блондинка — это новое. Неизведанное. Это то, что заставляет сердце биться быстрее.
Алла закрыла глаза. Перед ней проплыли картинки их совместной жизни. Первая встреча, когда Максим, недавно овдовевший, робко улыбался ей на корпоративе. Свадьба, скромная, но счастливая. Маленькая Света, которая сразу же приняла новую маму и крепко обняла ее в день росписи. Годы семейного счастья, когда казалось, что они созданы друг для друга…
А теперь все это превратилось в прах. В осенние листья, которые кружат за окном и летят неизвестно куда.
— Спасибо, что сказал, — произнесла она наконец. — Лучше знать правду, чем строить постоянно догадки или мучиться от неведения.
Егор кивнул, поднялся со стула.
— Если что-то понадобится... если нужна будет помощь…
— Знаю. Спасибо.
Закрылась дверь за Егором и Алла осталась один на один с этой новой реальностью. Реальностью, в которой ее семнадцатилетний брак оказался иллюзией. Любимый муж — чужим человеком.
Села за стол и положила голову на руки. Плакать не хотелось. Пока не хотелось. Слезы придут потом, когда осознание прорвется сквозь защитный шок. А сейчас нужно было думать. Решать. Действовать.
Потому что впереди был разговор с Максимом. Разговор, который изменит все.
Час истины
Максим вернулся домой в половине седьмого, как обычно. Повесил куртку в прихожей, прошел на кухню, чмокнул Аллу в щеку — механически. По привычке, словно ставил галочку в списке супружеских обязанностей.
— Что на ужин? — спросил он, заглядывая в кастрюли.
— Максим, нам нужно поговорить.
Замер. В голосе жены было что-то такое, что заставило его обернуться. Алла стояла у плиты, и лицо ее было серьезным, почти торжественным.
— О чем? — в голосе прозвучала настороженность.
— О нас. О том, что происходит в нашей семье последние месяцы.
Максим сел за стол, скрестил руки на груди. Поза защищающегося.
— Слушаю.
— Видели тебя сегодня. В кафе на Садовой. С женщиной.
Тишина. Долгая, густая, как кисель. Максим смотрел на жену, и в глазах его промелькнуло что-то — удивление? Облегчение? Страх? Алла не могла понять.
— И что? — произнес он наконец.
— Максим, прошу тебя. Не делай вид, что не понимаешь. Скажи честно — у тебя есть другая женщина?
Встал, прошелся по кухне. Остановился у окна, спиной к жене. Плечи напряглись, словно готовились принять удар.
— Да, — сказал он тихо. — Есть.
Мир не рухнул. Странно. Алла ожидала катастрофы, землетрясения, конца света. А получилось просто: короткое слово, произнесенное вполголоса, и все. Жизнь, которую они строили семнадцать лет, закончилась.
— Как зовут?
— Это важно?
— Для меня — да.
— Лена. Елена Викторовна. Работает в нашем отделе маркетинга.
Лена. Обычное имя. Почему-то Алла представляла что-то более экзотическое. Анжелика, например. Или Стефания. А тут — просто Лена.
— Сколько ей лет?
— Двадцать восемь.
Конечно. Ровно на двенадцать лет моложе. Возраст, когда кожа еще упругая, глаза блестят от избытка жизни, а будущее кажется бесконечным.
— Давно?
— Четыре месяца.
Четыре месяца. Пока Алла мучилась, пытаясь понять, что происходит. Корпела над его любимыми блюдами. Винила себя, что не может угодить мужу. А он в это время встречался с Леной. Четыре месяца двойной жизни, лжи и предательства.
— Ты ее любишь?
Максим повернулся к ней лицом. Впервые за этот разговор посмотрел в глаза.
— Не знаю. Может быть. Она... другая. С ней я чувствую себя молодым.
— А со мной — старым?
— Со временем... да. Мы стали как брат с сестрой. Рутина, быт, одни и те же разговоры…
Алла кивнула. Все было логично. Жестоко, но логично.
— И что дальше?
— Не знаю, — потер лоб рукой. — Честно говоря, не планировал, что ты узнаешь так скоро.
— То есть планировал, но позже?
— Алла, я не хотел делать тебе больно…
— Но делал. Четыре месяца делал.
В этот момент в кухню вошла Света. Девятнадцать лет, студентка третьего курса, папина дочка и Аллина падчерица, которую она любила как родную.
— Мам, а что мы... — Света замолчала, почувствовав напряжение. — Что случилось?
Алла и Максим переглянулись.
— Садись, дочка. Нам нужно тебе кое-что рассказать.
Крушение
— Папа, ты шутишь? — голос Светы дрожал.
Максим покачал головой.
— Не шучу, дочь. Я... я встретил женщину. И мне кажется, будет лучше, если мы с мамой разойдемся.
— Мама? Мам, скажи, что это неправда!
Алла протянула руку к падчерице, но девушка отшатнулась.
— Это правда, Светочка. Папа влюбился в другую женщину.
— Но как же мы? Как же наша семья?
— Семья... семья распадается,»— Максим говорил с трудом, словно каждое слово причиняло боль. — Съеду с квартиры. Оставлю вам жилье, буду помогать деньгами…
— А я? — Света встала, шатаясь. — Я что, должна выбирать между вами?
— Нет, дочка. Ты взрослая. Можешь жить, где захочешь. С мамой или…
— С тобой и этой... с этой... — Света не смогла договорить.
— Лена хорошая девушка. Она не против…
— НЕ ПРОТИВ? — закричала Света. — А тебе не приходило в голову спросить, против ли Я? Мама семнадцать лет была мне матерью! Настоящей матерью! А ты хочешь, чтобы я жила с какой-то чужой теткой?
Максим побледнел.
— Света, не кричи…
— БУДУ КРИЧАТЬ! — девушка плакала. — Ты предатель! Ты разрушил нашу семью ради... ради чего? Ради молоденькой дурочки?
— Света, довольно!
— НЕТ, НЕ ДОВОЛЬНО! Мама, — она повернулась к Алле, — мам, прости его! Пусть остается! Мы же можем все простить и забыть?
Алла обняла рыдающую падчерицу.
— Солнышко мое, некоторые вещи простить нельзя. Иначе они повторятся снова.
— Но мы же семья!
— Были семьей. А теперь... теперь нужно учиться жить по-новому.
Максим стоял у окна, сжав кулаки. В его позе было что-то от загнанного зверя.
— Заберу вещи завтра. Документы на развод подам сам.
— Как быстро, — усмехнулась Алла. — Видимо, уже все продумал.
— Алла, не надо…
— А что надо, Максим? Что НАДО? Семнадцать лет я была тебе женой. Не родила, но растила твою дочь, как родную. Создавала уют, готовила, стирала, поддерживала в трудные минуты. А теперь появилась молоденькая — и все? Семнадцать лет в помойку?
— Ты преувеличиваешь…
— Я ничего не преувеличиваю! — голос Аллы сорвался. — Ты просто выбросил меня, как надоевшую вещь!
Света громко всхлипнула.
— Пап, ну пожалуйста... Останься. Мы все уладим…
Максим подошел к дочери, обнял ее.
— Прости меня, дочка. Я не хотел, чтобы так получилось. Но я не могу больше жить во лжи.
— Тогда живи честно, — сказала Света, отстраняясь. — Честно и без меня. Я остаюсь с мамой.
Максим словно получил пощечину.
— Света...»
— Все, пап. Ты сделал свой выбор. И я делаю свой.
После бури
Максим ушел в тот же вечер. Собрал чемодан. Взял документы. Постоял в дверях гостиной, где на диване сидели обнявшись Алла и Света. Обе плакали тихо, без слов.
— Буду звонить, — сказал он.
Никто не ответил.
Дверь закрылась с тихим щелчком. И тишина, которая наступила после, была оглушительной
.— Мам, — прошептала Света, — а что теперь будет?
— Не знаю, солнышко. Не знаю. Будем жить. Мы обе взрослые и самостоятельные. Ты учиться, а я работать.
Сидели так до полуночи, держась друг за друга, как потерпевшие кораблекрушение цепляются за обломки.
А утром началась новая жизнь.
Первые дни прошли в тумане. Алла ходила на работу, как сомнамбула. Выполняла служебные обязанности автоматически. Отвечала коллегам односложно. Дома сидела у окна и смотрела в никуда, пока Света не возвращалась с университета.
— Мам, ты ела сегодня? — спрашивала девушка.
— Не помню.
— Мам, тебе звонила тетя Лена. Спрашивала, как дела.
— Расскажи сама. Не готова разговаривать.
Света взяла на себя все домашние дела. Готовила, убирала, ходила в магазин. Вечерами садилась рядом с мачехой и рассказывала о своих делах, пытаясь растормошить ее.
— Представляешь, сегодня Кирилл из нашей группы подарил мне книгу. Стихи Ахматовой. Говорит, я ему напоминаю…
— Это хорошо, — механически отвечала Алла.
— Мам, а ты меня слушаешь?
— Слушаю, конечно.
Но Света видела: мачеха смотрит сквозь нее, думает о своем. О том, как в одночасье рухнула вся ее жизнь.
За что? — билась в голове одна и та же мысль. За что мне это? Я была хорошей женой. Готовила, убирала, поддерживала его во всем. Когда он болел — выхаживала. Когда у него проблемы на работе — утешала. Светочку растила, как родную. Ни упрека, ни претензий...
А может, в этом и была ошибка? Слишком хорошей была? Слишком удобной? Он привык, что я всегда рядом, всегда готова помочь, простить, понять. Как мебель — стоит себе в углу, никого не беспокоит, всегда на месте.
Двадцать восемь лет... Она моложе меня на двенадцать лет. У нее упругая кожа, звонкий смех, блестящие глаза. А у меня — морщинки в уголках глаз, седые волоски на висках, которые я закрашиваю каждый месяц. Она для него — праздник. А я — будни.
Но ведь это несправедливо! Я тоже была молодой! Я тоже была красивой! Он же сам говорил раньше, что я самая красивая... Когда это было? Год назад? Два? Или больше? Кажется, больше. Давно он не говорил мне комплиментов. Давно не смотрел с восхищением.
Четыре месяца он жил двойной жизнью. Приходил домой, целовал меня в щеку, ужинал, смотрел телевизор. А потом ложился рядом со мной в постель и думал о ней. О Лене. Представлял ее лицо, когда целовал меня. Вспоминал ее голос, когда я рассказывала о своем дне.
Как он мог? Как можно так лгать человеку, который тебе доверяет? Семнадцать лет... Неужели ничего не значили? Все наши разговоры по душам, все планы на будущее, все "я тебя люблю" перед сном?
А может, он никогда меня не любил? Может, просто нужна была хозяйка для дома и мама для Светы? Удобная, надежная, которая не создаст проблем. А любовь... любовь он искал на стороне.
Подруга Валя приходила каждый день после работы. Садилась на кухне, заваривала крепкий чай, пыталась разговорить Аллу.
— Алка, очнись! Ну что ты как зомби ходишь?
— Не могу, Валь. Не могу прийти в себя.
— Да брось ты! Хорош к.озла жалеть! Ушел — и туда ему дорога!
— Семнадцать лет, Валя. Семнадцать лет жизни.
— И что? Теперь остальную жизнь в трауре ходить? Забудь про кастрюли и сковороды и живи для себя! Займись собой!
— Как?
— А вот как! — Валя хлопнула ладонью по столу. — Назад не принимать! Назад дороги нет! Ушел — пожелай ему счастья и переверни страницу жизни!
— Легко сказать.
— А ты попробуй! Слишком ты растворилась в муже, бедная! Из кухни не вылезала, чтобы к.о.зла помойного удивить едой. Забудь его! Выдохни и иди по жизни дальше — без обмана, грязи и предательства!
Света, сидевшая рядом, кивала, поддерживая подругу матери.
— Мам, тетя Валя права. Назло надо стать счастливой, чтоб папа локти кусал!
И постепенно, очень медленно, Алла начала возвращаться к жизни.
Новое дыхание
Прошло полгода. Света на очередной день рождения подарила абонемент в спортзал. Теперь появилось время читать книги, которые годами откладывала «на потом».
— Мам, ты сегодня такая красивая! — сказала Света, когда Алла вернулась с тренировки.
— Правда?
— Правда! У тебя даже глаза по-другому блестят.
Это была правда. Алла словно сбросила с себя невидимый груз. Перестала готовить сложные ужины из трех блюд, покупать продукты про запас, гладить рубашки до идеального состояния. Жила для себя. И это оказалось... легко.
А потом у Светы появился парень. Тот самый Кирилл, который дарил книги стихов.
— Мам, можно я приведу его познакомиться?
— Конечно, солнышко.
Кирилл оказался высоким, худощавым молодым человеком с добрыми глазами и застенчивой улыбкой. За ужином рассказывал о своей учебе в медицинском институте. О планах стать хирургом, и Алла видела, как светится от счастья ее падчерица.
— А вы не против, что Света встречается со мной? — спросил он, когда девушка вышла на кухню за чаем.
— Почему я должна быть против?
— Ну... после развода родителей дети иногда...
— Кирилл, — Алла посмотрела на него серьезно, — я хочу, чтобы Света была счастлива. А с вами она счастлива. Это главное.
Молодой человек облегченно вздохнул.
— Спасибо. А то я волновался.
— Зря волновались. Света для меня — родная дочь. И я рада, что у нее есть вы.
Вечерами втроем сидели в гостиной. Смотрели фильмы. Разговаривали о книгах, делились планами. Алла понимала: это и есть настоящая семья. Не та, которая держится на страхе потерять, а та, которая существует на любви и взаимном уважении.
Черный список
Максим позвонил через год после ухода.
Алла сидела в кресле с книгой, когда зазвонил телефон. Номер был знакомый, но она долго не решалась ответить.
— Алло?
— Алла, это я. Максим.
Голос был таким же, но что-то в нем изменилось. Появились усталость и неуверенность.
— Что тебе нужно?
— Поговорить. Можно встретиться?
— Зачем?
— Я понял, что совершил ошибку. Огромную ошибку.
Алла закрыла книгу, встала, подошла к окну. За стеклом падал первый снег.
— И что?
— Лена... мы расстались. Она оказалась совсем не той, кого я искал.
— Мне жаль.
— Алла, я хочу вернуться. Мы можем все начать сначала.
— Нет.
— Но почему? Я же объясняю — я понял свою ошибку!
— Максим, — голос Аллы был спокойным и твердым, — некоторые ошибки нельзя исправить. Ты выбрал. Я приняла твой выбор. И построила новую жизнь.
— Но мы же любили друг друга!
— Любили. Прошедшее время.
— Алла, прошу тебя.
— До свидания, Максим.
Положила трубку. Затем открыла настройки телефона и добавила его номер в черный список.
— Мам, это был папа?
— Был.
— И что он хотел?
— Вернуться.
— А ты?
Алла обняла падчерицу.
— А я хочу жить дальше. С тобой. В нашем доме, который мы создали сами.
Света крепко прижалась к ней.
— Я тебя люблю, мам.
— И я тебя, солнышко. И я тебя.
За окном продолжал падать снег, укрывая мир белым покрывалом. Начиналась зима. Новая, чистая, полная возможностей.
А в черном списке телефона появилась еще одна запись. Навсегда.
Хороших выходных каждому моему читателю и подписчику