Поезд подъезжал к Казани, когда я наконец смогла отдохнуть от долгой командировки в Москве. Три недели работы с архивными документами в столичных музеях оставили меня уставшей, но довольной — проект реставрации старинного особняка продвигался успешно. Теперь хотелось только добраться до родного дома, обнять Виктора и рассказать обо всём, что удалось найти.
Наш дом стоял в самом центре старой Казани, среди узких улочек, где каждое здание дышало историей. Деревянный, с резными наличниками и витражными окнами, он достался мне от бабушки — художницы, которая всю жизнь расписывала церкви. Дом был нашей семейной реликвией, местом, где я чувствовала связь с корнями.
Виктор встретил меня как обычно — крепко обнял, взял чемодан, спросил о поездке. Мы ужинали, я рассказывала о московских архивах, он кивал и улыбался. Всё казалось привычным и спокойным. Только вот его глаза... они избегали моего взгляда, словно что-то скрывали.
На следующее утро я вышла во двор полить цветы. Тётя Зина, наша соседка, сидела на лавочке и грызла семечки.
— А, Лариса! Вернулась, значит, — она махнула рукой. — А я думала, уехала совсем. Алсу-то твоя золовка приходила на прошлой неделе, дом осматривала. Говорила, что скоро переезжать будете.
Я замерла с лейкой в руках.
— Какая Алсу? Зачем она приходила?
— Ну как зачем? — тётя Зина удивилась. — Дом смотрела, с какими-то людьми в костюмах. Говорила, что продавать собираетесь, в новостройку переезжать. А я думаю — хорошо, молодым в старом доме тяжело жить.
Сердце у меня ухнуло вниз. Алсу — сестра Виктора, работала риелтором. Но зачем она могла приводить людей в наш дом? И главное — почему я ничего не знала?
Страшная находка
Я вернулась в дом с дрожащими руками. Виктор сидел за компьютером в кабинете, что-то печатал. Я подошла к нему, стараясь говорить спокойно:
— Вить, соседка сказала, что Алсу приходила с какими-то людьми. Что это было?
Он вздрогнул, не оборачиваясь.
— А... это... она просто интересовалась, как мы живём. Ты же знаешь, она всегда заботилась о нас.
— Заботилась? — я почувствовала, как в груди разгорается тревога. — Вить, посмотри на меня.
Он медленно повернулся. Лицо у него было виноватое, растерянное.
— Лара, не делай из мухи слона. Ничего особенного не происходило.
Но что-то в его тоне заставило меня насторожиться ещё больше. Когда Виктор ушёл в магазин, я прошла в его кабинет. На столе лежали бумаги, которых раньше не было — распечатки с планами нашего участка, письма от риелторских агентств, какие-то оценочные документы.
Руки тряслись, когда я взяла первый лист. "Предварительная оценка жилого дома по адресу..." — дальше шёл наш адрес. Сумма была указана внушительная. В конце стояла подпись — моя подпись! Но я никогда этого не подписывала!
Следующий документ заставил меня опуститься на стул. "Соглашение о намерениях продажи недвижимого имущества". И снова — моя подпись, которую я не ставила. Дата — прошлая неделя, когда я была в Москве.
Сердце билось так громко, что я боялась — его слышно во всём доме. Как такое возможно? Как они могли подделать мою подпись? И главное — зачем?
В этот момент дверь хлопнула — вернулся Виктор. Я быстро сложила бумаги обратно и вышла из кабинета, стараясь выглядеть спокойной. Но внутри всё кипело от обиды и непонимания.
Разговор по душам
Вечером я не выдержала. Мы сидели на кухне, пили чай, и я решила заговорить прямо.
— Вить, я нашла на твоём столе какие-то документы. Про продажу дома.
Он поперхнулся чаем, закашлялся.
— Какие документы? Я не понимаю...
— Не ври мне, — голос у меня дрогнул. — Там моя подпись стоит. Подпись, которую я не ставила.
Виктор опустил глаза, покрутил ложечку в стакане.
— Лара... это не то, что ты думаешь. Мы с Алсу просто... изучаем возможности. На всякий случай.
— На всякий случай? — я встала, не в силах сидеть спокойно. — Вить, это мой дом! Дом моей бабушки! Как ты мог хотя бы думать о его продаже без меня?
— Послушай, — он тоже поднялся, протянул руки ко мне. — Ты же сама видишь, какой он старый. Крыша течёт, фундамент проседает. Нам нужно жильё получше, детей рожать скоро...
— Дети? — я отступила от него. — Какие дети, Виктор? Мы об этом даже не говорили толком!
В этот момент в дверь позвонили. Виктор пошёл открывать, а я услышала знакомый голос — Алсу.
— Привет, братик! А, Лариса вернулась, — она вошла в кухню, сияя улыбкой. — Как командировка? Небось устала?
Я смотрела на неё и чувствовала, как внутри всё сжимается от злости.
— Алсу, зачем ты приводила в наш дом посторонних людей?
Она моргнула, на мгновение растерялась, но быстро взяла себя в руки.
— Ах, это! Лариса, не волнуйся. Это всё для вашего же блага. Дом-то твой совсем развалился, жить в нём опасно. А я знаю покупателей, которые дадут очень хорошую цену. Вы сможете купить прекрасную квартиру в новом районе, с евроремонтом...
— Без моего согласия! — крикнула я. — Всё это происходило без моего согласия!
Алсу пожала плечами.
— Ну что ты так переживаешь? Рано или поздно всё равно пришлось бы продавать. Лучше сейчас, пока цены высокие.
В поисках истины
На следующий день я отпросилась с работы и поехала в кадастровую палату. Сердце колотилось, когда я подавала запрос на получение информации о нашем доме. Специалист, пожилая женщина в очках, долго стучала по клавишам, хмурилась.
— Странно, — пробормотала она. — Здесь есть запрос на переоценку объекта, поданный на прошлой неделе. И заявление о намерении продажи. Подписи обеих владельцев стоят.
— Но я не подавала никаких заявлений! — воскликнула я. — Меня вообще не было в городе!
Женщина внимательно посмотрела на меня.
— Тогда вам нужно срочно подавать заявление о мошенничестве. Если подпись подделана, это серьёзное нарушение.
Я взяла справку и поехала домой с тяжёлым сердцем. Значит, всё-таки... Виктор и Алсу действительно хотели продать дом за моей спиной. Как такое возможно? Как человек, которого я любила, мог пойти на обман?
Дома я долго ходила по комнатам, разглядывая каждый уголок. Вот витражное окно, которое бабушка сама расписывала красками. Вот её мольберт в мансарде, где она создавала эскизы для церковных росписей. Вот старинный комод с потайным ящичком...
Потайной ящичок! Я почти забыла о нём. Бабушка показывала мне его в детстве, говорила, что там хранятся самые важные семейные документы. Я никогда не заглядывала туда после её смерти.
Пальцы дрожали, когда я нащупала скрытую защёлку. Ящичек открылся, и внутри лежал старый альбом в кожаном переплёте. На первой странице — чертежи нашего дома, выполненные рукой бабушки. Каждая деталь прорисована с любовью: резные наличники, узоры на ставнях, план расположения комнат.
А дальше — письмо. Нотариально заверенное письмо, датированное двадцать лет назад.
"Моей любимой внучке Ларисе. Этот дом строил мой дед, здесь жили четыре поколения нашей семьи. В стенах этого дома замурована капсула времени с письмами и фотографиями всех, кто здесь жил. Дом нельзя продавать без согласия всех потомков. Он хранит нашу историю, нашу память. Береги его, внученька."
Решающий разговор
На следующий вечер я попросила Виктора позвонить Алсу и пригласить её к нам. Сказала, что хочу серьёзно поговорить обо всём происходящем. Они пришли вместе, Алсу держалась уверенно, Виктор выглядел встревоженным.
— Садитесь, пожалуйста, — я указала на диван в гостиной. — Хочу вам кое-что показать.
Сначала я молча достала справку из кадастровой палаты, положила на стол перед ними. Алсу побледнела, Виктор сглотнул.
— Это документ о том, что кто-то подделал мою подпись, — сказала я спокойно. — Завтра я подаю заявление в полицию.
— Лара, постой... — начал Виктор, но я подняла руку.
— Нет, теперь выслушайте меня. Я хочу показать вам то, чего вы не знаете об этом доме.
Я подвела их к витражному окну в гостиной.
— Видите эти цветы на стекле? Их расписывала моя бабушка. Каждый лепесток — это день, когда она была счастлива в этом доме. А вот здесь, — я показала на резной карниз, — дедушка вырезал инициалы всех членов семьи. Вот моя буква "Л".
Алсу молчала, Виктор смотрел в пол.
— Поднимемся в мансарду, — продолжила я.
Наверху, в бабушкиной мастерской, я показала им эскизы церковных росписей, старые фотографии, письма прадедушки с фронта.
— А теперь самое главное, — я достала альбом с чертежами. — Бабушка оставила мне письмо. В нём она рассказывает о капсуле времени, замурованной в стену дома.
Я прочитала письмо вслух. Голос мой дрожал, но я старалась говорить чётко.
— Понимаете теперь? Этот дом — не просто недвижимость. Это наша семейная история. Здесь жили люди, любили, страдали, радовались. И я не имею права продать эту память за деньги.
Новое начало
Алсу встала первой. Лицо у неё было красное, глаза блестели от слёз.
— Я... я не знала, — прошептала она. — Лариса, прости меня. Я думала только о деньгах, о выгоде. Не понимала, что значит для тебя этот дом.
Она быстро собрала сумку и ушла, не попрощавшись. Виктор остался сидеть, уставившись в пол.
— Вить, — мягко сказала я, садясь рядом. — Почему ты не поговорил со мной честно? Если тебе тяжело жить в старом доме, мы могли бы обсудить ремонт, реставрацию...
Он поднял глаза, и я увидела в них раскаяние.
— Прости меня, Лара. Алсу убедила, что так будет лучше для нас. Она говорила, что ты всё равно согласишься, когда увидишь деньги. Я был дураком.
— Да, был, — согласилась я. — Но главное, что мы можем это исправить.
На следующей неделе я подала документы на признание нашего дома объектом культурного наследия. Мне помогли коллеги-архитекторы, предоставив экспертное заключение о художественной и исторической ценности здания.
Через месяц пришло положительное решение. Наш дом официально стал памятником архитектуры, продать его теперь было невозможно. Зато появилась возможность получить субсидии на реставрацию.
Виктор помог мне найти капсулу времени в стене подвала. Мы аккуратно извлекли её и нашли внутри письма, фотографии, даже детские рисунки — целую историю нашей семьи.
Теперь я точно знаю: некоторые вещи не продаются. Они живут в нас, и мы живём в них. А моё согласие на это не требуется — я его даю каждый день, просто возвращаясь домой.