Начало тут
Темнота в глазах медленно, но отступила. Первое, что Зина почувствовала, — это не то чтобы боль, а скорее, глухое нытье в затылке и резкий, до тошноты знакомый запах дешевого автомобильного ароматизатора «елочка», который, видимо, должен был символизировать свежесть альпийских лугов, но на деле вызывал лишь ассоциации с тесными салонами такси эконом-класса. Потом до слуха донеслись голоса — один мужской, явно встревоженный и пытающийся звучать успокаивающе, как диктор на радио во время объявления штормового предупреждения, другой — женский, пронзительный, как сирена, принадлежавший, очевидно, какой-то сердобольной, но чересчур активной гражданке.
— Да жива она, жива, не орите так, женщина! Дышит вроде!
— Мужчина, ну куда ж вы так неслись, на пожар? Не видите, зебра, пешеходный переход, тут люди ходят!
— Да она сама мне под колеса шагнула, как будто специально! Я еле успел по тормозам ударить! На красный свет перла, как танк, я точно видел! У меня видеорегистратор есть, если что! Такие все умные…
Зина с усилием, достойным тяжелоатлета, разлепила веки. Прямо над ней, загораживая кусок серого осеннего неба, склонялось мужское лицо. Молодое. Незнакомое. И, надо признать, на редкость симпатичное, это она отметила для себя даже в такой стрессовой ситуации. “Слишком близко”, — подумала Зина, чувствуя, как к щекам приливает непрошеный румянец. Она попыталась приподняться, но голова тут же отозвалась тупой, ноющей болью, и мир вокруг сделал пируэт, достойный балерины Большого театра.
— Лежите, лежите, пожалуйста, не двигайтесь! — голос принадлежал обладателю симпатичного лица, — скорую уже вызвали. Как вы себя чувствуете? Кроме того, что, наверное, не очень.
Она поморщилась. «Как я себя чувствую? Как будто меня не просто сбили, а еще и проехались по мне туда-сюда пару раз для верности, — хотела съязвить, но голос подвел, и вместо этого только прохрипела:
— Голова… немного кружится. И болит ужасно…
На самом деле, болела не только голова. Болело все тело, каждая косточка, каждая мышца протестующе ныла от неожиданной встречи с твердым асфальтом. Отделалась, судя по всему, легким испугом, парой живописных синяков. Хотя, кто знает, может, сотрясение мозга все-таки приключилось.
Скорая, на удивление, примчалась быстро, видимо, поблизости других желающих получить медицинскую помощь не оказалось. Фельдшер, молодой парень с таким выражением лица, будто повидал многое и его уже ничем не удивить, бегло осмотрел ее, пощупал голову, померил давление.
— Сотрясения, скорее всего, нет, — вынес он свой вердикт с уверенностью опытного диагноста, — ушибы мягких тканей, ссадины. В общем, жить будете, и даже долго, если под машины больше бросаться не станете. В больницу поедете для более детального обследования или отказ пишите?
Зина решительно помотала головой. Еще одной больницы, с ее казенными запахами и сочувственными взглядами, она точно не выдержит.
— Отказ. Подпишу все, что нужно. Только дайте ручку.
Водитель машины, тот самый симпатичный мужчина, который все это время стоял рядом, заметно нервничая и теребя в руках ключи от своего блестящего, явно не отечественного, автомобиля, с видимым облегчением выдохнул.
— Вы уж извините меня, пожалуйста, — пробормотал он, виновато глядя на нее своими большими карими глазами, — вы так внезапно появились на дороге, никто б не успел среагировать.
— Да это я сама виновата, чего уж там, — неожиданно для себя призналась Зина. Голос ее был слабым, но в нем уже не было прежней безнадежности, — усталость накопилась просто, вот и рассеянная стала в последнее время ужасно.
Мужчина был действительно молод. Лет тридцать пять, может, чуть больше. То есть, лет на десять минимум, а то и все дцать, моложе ее. И, как бы цинично это ни звучало в такой неромантической ситуации, чертовски хорош собой. Высокий, темноволосый, с волевым подбородком. На таких обычно вешаются стайками молоденькие студентки, а не такие потрепанные жизнью и бывшим мужем тетки, как она. Он был одет в стильную кожаную куртку, которая, наверняка, стоила как три ее месячные зарплаты на фабрике, от него едва уловимо пахло дорогим парфюмом.
— Меня Павел зовут, — представился он, протягивая ей свою крепкую, ухоженную руку. Давайте я вас хотя бы до дома провожу. Или, может быть, мы могли бы зайти в какое-нибудь кафе? Выпить кофе, немного прийти в себя. А то вы бледная такая. Я тут рядом знаю одно неплохое, тихое местечко. В качестве… ну, моральной компенсации, что ли. Хотя, вы правы, тут, похоже, обоюдная вина. Я летел, вы не смотрели — классика жанра.
Зина колебалась. С одной стороны, очень хотелось поскорее забиться в свою берлогу, в свою пустую квартиру, и забыть этот дурацкий инцидент, как кошмарный сон. С другой… что-то в этом Павле было такое, что располагало к себе. Какая-то внутренняя порядочность, что ли. И потом, она действительно чувствовала себя совершенно разбитой, и чашка горячего, ароматного кофе сейчас была бы очень кстати. Да и когда ее в последний раз какой-нибудь симпатичный мужчина приглашал в кафе? Кажется, еще в прошлой жизни, когда динозавры по земле ходили.
— Ну, если только ненадолго, — пробормотала она, сама удивляясь своей неожиданной сговорчивости.
Кафе оказалось небольшим, но на удивление уютным, с мягкими велюровыми диванчиками, приглушенным светом и тихой, ненавязчивой музыкой, которая не била по ушам, а приятно обволакивала. Пахло свежесмолотым кофе и какой-то умопомрачительной выпечкой с корицей. Павел заказал ей большой капучино с пышной пенкой и себе двойной эспрессо. Они сели за столик у окна, за которым уже вовсю хозяйничал мелкий, нудный осенний дождь, смывая с города пыль и остатки хорошего настроения.
— Вы сказали, что устали, — Павел смотрел на нее внимательно, но без той назойливой участливости, которая обычно раздражает, — тяжелый день выдался? Или речь о хроническом состоянии?
И тут Зину, что называется, прорвало. Она сама не поняла, как это произошло. Она, которая обычно и двух слов не могла связать с незнакомым человеком, особенно с мужчиной, вдруг стала рассказывать все подряд, сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое, как будто боялась, что ее сейчас перебьют, и она не успеет выплеснуть все, что накопилось на душе за эти долгие, мучительные месяцы. Про больницу, про предательство мужа, который сбежал, как последний трус, оставив ее одну с ее болячками и разбитым сердцем. Про то, как она уволилась с работы, потому что не видела больше смысла ни в чем, ни в ком. Про это давящее, удушающее чувство безысходности, от которого хотелось лезть на стену или выть на луну, про то, как она сегодня шла в этот проклятый магазин, как на Голгофу, не разбирая дороги.
Павел слушал молча, в его глазах не было ни осуждения, ни той приторной жалости, от которой становится только хуже. Только спокойное, профессиональное внимание и какая-то… человеческая теплота. Когда она наконец выдохлась, осушив свою огромную чашку капучино до последней капли, он некоторое время молчал.
— Знаете, Зинаида… Простите, я не спросил вашего отчества. Невежливо с моей стороны.
— Петровна, — машинально ответила она, чувствуя, как щеки снова начинают гореть.
— Зинаида Петровна, — он слегка улыбнулся, и от этой улыбки на его лице появились симпатичные ямочки, — то, что с вами произошло, — не конец света. Это просто… очень трудный, паршивый этап в жизни. И то, что вы сегодня чуть не оказались под колесами моей машины, — это, возможно, и не такая уж случайность, как кажется на первый взгляд. Может быть, это такой… своеобразный пинок от Вселенной. Знак, что пора что-то кардинально менять в своей жизни. Пока она окончательно не превратилась в болото.
— А что менять-то? И главное, как? Я уже ничего не умею, ничего не хочу, и сил никаких нет. Я как выжатый лимон.
— А вы знаете, Зинаида Петровна, я ведь не просто так вас тут расспрашиваю и умные речи толкаю, — Павел посмотрел на нее прямо, и во взгляде его появилось что-то новое, — я по профессии психолог. И то, о чем вы мне сейчас рассказали, — это, уж простите за прямоту, классические симптомы депрессии, вызванной целым комплексом психотравмирующих ситуаций. С этим можно и нужно работать. И, смею вас заверить, довольно успешно. Если, конечно, есть желание у самого пациента.
Зина удивленно моргнула, как сова, которую внезапно вытащили на яркий солнечный свет. Психолог? Она всегда считала, что психологи — это какие-то странные люди, которые либо сами немного «того», либо просто умело разводят на деньги доверчивых и отчаявшихся граждан.
— В качестве второго, так сказать, извинения за сегодняшний дорожно-транспортный инцидент, — Павел снова улыбнулся, на этот раз как-то особенно обезоруживающе, почти по-мальчишески, — я хотел бы предложить вам свою профессиональную помощь. Совершенно бесплатно. Просто несколько консультаций. Поговорим, разберемся в причинах вашего состояния, попробуем вместе найти какой-то выход из этого тупика. Как вам такое неожиданное предложение? Хуже, я думаю, точно не будет.
Зина молчала, пытаясь переварить услышанное. С одной стороны, это было как-то… дико и непривычно. Идти к психологу? Ей, простой женщине, всю жизнь проработавшей на конвейере? Где она, а где психотерапия? Что она ему расскажет такого, чего он, психолог с дипломом, еще не слышал от других несчастных? А с другой… а что она, собственно, теряет, кроме своего драгоценного времени, которое она все равно тратит на просмотр дурацких сериалов и самокопание? И этот Павел… он вызывал какое-то необъяснимое, иррациональное доверие. В его глазах не было фальши или желания нажиться на чужом горе.
— Я… я даже не знаю, что сказать, — пролепетала она, чувствуя себя полной идиоткой, — Я никогда… с психологами…
— А вы попробуйте, — мягко, но настойчиво сказал он, — первая встреча, как говорится, ни к чему не обязывает. Просто поговорим, как сейчас. Познакомимся поближе. Вот моя визитка. Позвоните, когда будете готовы. Или когда совсем прижмет.
Домой Зина шла как в тумане. В руке она крепко сжимала маленький картонный прямоугольник с именем «Павел Сергеевич Воронов, психолог-консультант, семейная терапия, гештальт-психология» и номером телефона.
Вечером она позвонила сестре. Та, выслушав сбивчивый и эмоциональный рассказ Зины о сегодняшнем происшествии и неожиданном предложении от психолога, который ее чуть не сбил, только громко рассмеялась в трубку:
— Зинка, ты что, совсем с катушек съехала? Какой еще, к черту, психолог? Лучше бы ты себе мужика нормального нашла, а не по этим шарлатанам шлялась. Вот это бы тебе точно помогло от всех твоих депрессий! Мужик — лучшее лекарство!
Слова сестры, как всегда, больно резанули по живому. Ни капли сочувствия, ни грамма поддержки, только привычные насмешки и непрошеные советы из серии «самадуравиновата». Но на этот раз ее язвительные замечания почему-то не отбили последнюю охоту, а наоборот, послужили катализатором к действию. «А что я, собственно, теряю? — подумала Зина с неожиданным для себя сарказмом, — и она твердо решила — пойдет. Хотя бы из чистого женского любопытства. Посмотреть, что это за фрукт такой — психолог.
Первая встреча с Павлом Сергеевичем (она решила для себя называть его так, официально и с уважением, все-таки не в пивной сидят) состоялась через пару дней в его небольшом, но на удивление уютном кабинете, расположенном в тихом переулке в центре города. Мягкий, рассеянный свет, удобные кожаные кресла, на стенах — какие-то абстрактные, но успокаивающие картины в пастельных тонах. Ничего похожего на стерильный кабинет врача или казенное учреждение. Сам Павел был одет в простой, но элегантный джемпер и джинсы, что сразу как-то сняло ненужное напряжение и официальность.
Он не стал ее сразу же засыпать вопросами или лезть в душу с расспросами. Просто дал несколько листов с тестами. Потом они долго разговаривали. Вернее, говорила в основном она, а Павел больше слушал, изредка кивая или вставляя какие-то короткие, но очень точные реплики, или задавая вопросы, которые заставляли ее посмотреть на привычные, заезженные проблемы под совершенно другим, неожиданным углом.
После первой встречи Зина вышла из его кабинета с ощущением какой-то… невероятной легкости, как будто с плеч свалился огромный, тяжелый мешок с камнями. Не то чтобы все проблемы разом исчезли, как по мановению волшебной палочки, но появилась слабая, едва заметная, но такая желанная надежда. И еще — проснулся интерес. Ей вдруг стало интересно, что будет дальше.
А потом, по его мягкому, но настойчивому совету, Зина начала потихоньку, очень медленно, меняться. Не сразу, не вдруг, не по щелчку пальцев. Маленькими, почти незаметными для окружающих, но такими важными для нее самой шажками.
— Зинаида Петровна, — сказал он ей однажды во время очередного сеанса, когда она в очередной раз жаловалась на свою никчемную жизнь, — вы всю свою сознательную жизнь жили для других. Для мужа, для родителей, для работы, для соседей. А когда вы в последний раз делали что-то исключительно для себя? Что-то, что приносит вам настоящую, неподдельную радость, а не просто чувство выполненного долга?
Зина задумалась. А действительно, когда? Она и не помнила.
— Я… я всегда, еще с юности, хотела научиться танцевать, — робко, почти шепотом, призналась она, краснея, как школьница, — латинские танцы. Сальсу там, или бачату. Видела по телевизору — так красиво, зажигательно. Но… как-то все не до того было. Да и возраст уже, наверное, не тот. И фигура… не для танцев.
— Возраст — это всего лишь цифра в паспорте, — улыбнулся Павел, — а фигура у вас, смею заметить, очень даже ничего. Просто вы ее старательно прячете, как будто боитесь, что кто-то заметит, что вы — женщина. Попробуйте. Хуже точно не будет. В крайнем случае, просто весело проведете время и посмеетесь над собственной неловкостью.
И Зина, к своему собственному удивлению, попробовала. Нашла в интернете ближайшую школу танцев для начинающих, где обещали научить танцевать «даже бревно». С дрожащими коленками и колотящимся сердцем пришла на первое занятие. Чувствовала себя там белой вороной, или, скорее, старой неуклюжей коровой среди стайки молоденьких, стройных ланей и подтянутых, гибких юношей. Движения категорически не получались, она постоянно путалась в ногах, сбивалась с ритма, наступала на ноги партнерам. Хотелось все бросить, провалиться сквозь землю и убежать без оглядки. Но что-то ее удержало. Может быть, ободряющая улыбка симпатичного преподавателя-кубинца с непроизносимым именем. А может, просто внезапно проснувшееся упрямство и желание доказать самой себе, что она еще на что-то способна.
Потом была красная помада. Она увидела ее случайно в витрине дорогого косметического магазина, мимо которого проходила после очередного сеанса у Павла. Ярко-красная, почти вызывающая, в золотом футляре. Такая, какой у нее никогда в жизни не было. Всю жизнь — только бледные, неброские, «приличные» тона. А сейчас вдруг отчаянно захотелось. И она, поддавшись внезапному импульсу, вошла в магазин и купила ее, потратив почти последние деньги. Дома смело провела помадой по губам. И увидела в зеркале другую женщину. Незнакомую. С яркими, чувственными, вызывающе-красными губами и блестящими, чуть насмешливыми глазами. И эта новая, незнакомая женщина ей неожиданно понравилась. Очень понравилась.
Следующим этапом стал ремонт в квартире. Павел как-то невзначай спросил ее, нравится ли ей ее дом, чувствует ли она себя в нем уютно и защищенно. И Зина вдруг с ужасом поняла, что ненавидит эти выцветшие, унылые обои в мелкий противный цветочек, которые еще ее покойная бабка выбирала лет двадцать назад, руководствуясь принципом «скромненько, но чистенько». Ненавидит этот старый, продавленный, скрипучий диван, на котором столько лет спал ее бывший муж, и который, казалось, до сих пор хранил его запах. Ненавидит эти дурацкие фарфоровые статуэтки слоников и балерин на полированной крышке серванта — бессмысленные пылесборники, символы мещанского благополучия.
В один прекрасный субботний день она, вооружившись старым шпателем и решимостью, достойной революционера, начала сдирать со стен эти ненавистные обои. С каким-то первобытным остервенением, с наслаждением, почти с физическим удовольствием. Потом, с помощью соседа-алкоголика дяди Коли, за символическую плату вытащила на помойку старый диван, предварительно от души попрыгав на нем, как в детстве. Купила на распродаже новые, светлые, почти белые обои, которые визуально расширили комнату, удобное мягкое кресло, в котором можно было утонуть с книжкой, и несколько ярких, веселых подушек. Квартира преобразилась до неузнаваемости. Стала светлее, просторнее, как будто в ней появилось больше воздуха.
А на одни из длинных выходных Павел неожиданно предложил:
— Зинаида Петровна, а не хотите ли вы немного проветриться? У меня есть хорошие друзья, они организуют небольшие любительские походы в горы, недалеко от города. Свежий воздух, потрясающие пейзажи, умеренная физическая нагрузка — то, что доктор прописал для вашей хандры. Я, как ваш терапевт, может, немного непрофессионально себя веду, предлагая неформальную встречу пациенту. Но познакомились мы совершенно при других обстоятельствах, поэтому осмелюсь все же предложить.
Зина сначала испугалась до полусмерти. Горы? Поход? Она, которая дальше своего микрорайона и дачи уже лет сто не выезжала? Да она же там умрет на первом же подъеме! Но Павел был на удивление убедителен. И она согласилась.
Это было… незабываемо. Когда они добрались до места, перед ней открылся такой потрясающий, захватывающий дух вид на весенний лес, раскрашенный во все оттенки золота и багрянца, на извивающуюся внизу, как серебряная лента, речку, на далекие холмы, подернутые легкой сизой дымкой, — она забыла и про усталость, и про боль в ногах. Ветер трепал ее волосы, солнце, пробившееся сквозь тучи, слепило глаза. И Павел, стоявший рядом, такой же раскрасневшийся и счастливый, вдруг громко крикнул, перекрывая шум ветра:
— Теперь ваша очередь. Выбросьте из себя все, что накопилось, все, что мешает жить!
И Зина закричала. Громко, отчаянно, так, как никогда в жизни не кричала. А потом, когда голос совсем охрип, она вдруг рассмеялась и заплакала. Легко, свободно, почти по-детски. И этот смех эхом прокатился над горами.
По возвращению домой до нее дошли слухи и новости о ее бывшем благоверном. Тетя Маша, соседка с первого этажа, главный информационный центр их подъезда, как всегда, была в курсе всех последних событий. Оказывается, его молоденькая пассия, та самая предприимчивая студентка с собственной квартиркой на окраине, оказалась девицей весьма хваткой и с хорошо развитым коммерческим чутьем. Она быстро смекнула, что «опытный и состоятельный мужчина» Виктор — это не только «надежная поддержка и опора в чужом городе», но и неиссякаемый источник материальных благ. А он, ослепленный своей «второй молодостью» и паническим страхом снова остаться в одиночестве, платил. И, кажется, даже не замечал, или не хотел замечать, что его просто цинично используют. Что он ей не нужен ни как мужчина, ни как личность, ни даже как собеседник. А нужен только как удобный и безотказный кошелек на ножках. «Любовь зла, полюбишь и козла, — философски изрекла тетя Маша, заканчивая свой рассказ, — а твой-то, Зинка, похоже, не просто козел, а еще и осел».
Зина слушала эти новости без особого злорадства или мстительного удовлетворения. Скорее, с каким-то отстраненным, почти научным любопытством. И даже, как это ни странно, с легкой, едва уловимой жалостью к своему бывшему мужу. Дурак он дурак, конечно, каких поискать. Но это уже была не ее проблема.
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала. А чтобы не пропустить новые публикации, просто включите уведомления ;)
(Все слова синим цветом кликабельны)