— Вон! — ее собственный голос звучал хрипло и незнакомо, но в нем была такая сила, что Виктор отшатнулся, — Собирай свои манатки и проваливай! Чтобы духу твоего здесь не было!
Он что-то лепетал про «общую квартиру», про «неблагодарную», но она уже не слушала. Ярость, копившаяся годами, вырвалась наружу, сметая все на своем пути. Она швыряла его вещи, кричала, и в этом крике было все — ее боль, ее обида, ее отчаяние. И ее новорожденная, отчаянная свобода.
Зинаида Петровна смотрела в окно больничной палаты. Серое октябрьское небо, голые ветки яблонь в больничном саду. Еще месяц назад на них висели румяные плоды, а теперь — пусто. Как в ее жизни. За окном падал мелкий дождь, превращая дорожки сада в темные змейки. Больничный двор казался пустым и заброшенным — никому не хотелось гулять в такую погоду.
— Давление сто тридцать на девяносто, — сказала медсестра, снимая манжету тонометра, — что я могу сказать, лучше, чем вчера.
Зина кивнула. Вопрос о том, когда ее выпишут, замер на губах. Задавать его в третий раз за день было неловко.
— Через полчаса капельница, — медсестра улыбнулась и скоропостижно вышла, избегая неловкой паузы.
Телефон на тумбочке молчал. Зина протянула руку, проверила — вдруг батарея села, не выключился ли. Нет, просто никто не звонил. Виктор не звонил вот уже третий день.
Она откинула голову на подушку. Со стены напротив смотрел календарь с пейзажем — горное озеро, окруженное елями. Зина никогда не была в горах. Все откладывали с мужем — то денег не хватало, то времени, а потом как-то и желание пропало. У него так уж точно. А она... она бы поехала, если б сама была. Но даже когда она была сама, все равно чувствовала за собой груз ответственности перед семьей, который, как якорь, тянул ее вниз.
Дверь палаты распахнулась, впуская за собой шумную соседку — Аллу Константиновну, даму с боевым характером и диагнозом «гипертонический криз».
— Не спишь уже? Вот это хорошо. Представляешь, моя Ленка приволокла целую сумку! — заявила она с порога, — яблоки, мандарины, виноград! Говорю ей — куда столько? А она — "Мам, тебе витамины нужны". Вот дети, а? Даже в больнице от них не отдохнешь. Но, я всегда говорила — дети эта лучшая инвестиция в жизни каждого.
Зина улыбнулась. Искренне, без зависти. Хорошо, что у кого-то дети такие заботливые.
— Возьми яблочко, — Алла протянула крупный красный плод, — свои, дачные.
— Спасибо, — Зина приняла яблоко, хотя есть не хотелось, — красивое.
Алла шумно вздохнула, опускаясь на кровать. От нее пахло улицей — свежестью, дождем и немного табаком. Наверняка выходила покурить, хотя врачи запрещали. Только плевать она на них хотела. Зинина новая знакомая вообще, судя по всему, была как антидот характера самой Зины. После разговора с ней невольно хотелось задуматься над своей собственной жизнью, проср**ными шансами, мечтами, но в случае с самой Зиной, которая была уж больно отпорна на философские размышления, разговоры с Аллой оставляли лишь горькое послевкусие.
— А твой муж сегодня придет?
Зина потупилась.
— Он занят. Работа.
— Третий день работа? — Алла фыркнула, — он у тебя чего там, в две смены пашет? У моего тоже работа, но он через день заезжает. Хоть на полчаса.
Зина промолчала. Что тут скажешь? "У моего мужа нет времени на посещение больной жены"? Или "Ему лень ехать через полгорода, чтобы навестить женщину, с которой он прожил почти 25 лет"?
В коридоре громко разговаривали — кажется, привезли нового пациента. Звякали каталки, раздавались команды медперсонала. Обычный больничный день. Зина прислушалась к своему сердцу — оно билось ровно, только изредка давая о себе знать легким покалыванием в груди.
Телефон на тумбочке ожил, завибрировал. Сердце дрогнуло, пальцы торопливо схватили трубку.
— Алло?
— Зин, это я, — голос мужа звучал раздраженно, — ты где мои рубашки положила? В шкафу нет.
— И тебе доброе утро, — тяжело вздохнув ответила она, — в прачечной забрать надо, — Зина старалась говорить спокойно, — квитанция в верхнем ящике комода, под салфеткой.
— А я об этом откуда должен был узнать? По звездам догадаться? Это ж от когда они там лежать, что ты их сама не забрала?
Зина прикрыла глаза. Глубоко вдохнула. Три недели назад, перед госпитализацией, она сдала рубашки в прачечную. Потом ее свалил сердечный приступ.
— Заболела я, Вить.
— Ну да, и за три недели не было времени мне сказать, что их оттуда нужно забрать, правда? — в голосе не было ни капли раскаяния, — когда выпишут-то?
— Доктор говорит — еще неделю надо полежать. Сердце шалит.
— Неделю? — в голосе явное недовольство, — а я тут как, ты доктора не спросила?
"А как ты тут двадцать с лишним лет? — подумала Зина, — стираю, готовлю, убираю, глажу твои рубашки, слушаю твои жалобы на начальство, которое не ценит твои таланты".
За окном усилился дождь. Капли барабанили по жестяному подоконнику, создавая неровный, рваный ритм. Зина вдруг поймала себя на мысли, что этот звук успокаивает. Раньше она не замечала таких мелочей.
— Вить, а ты может заедешь, да сам доктора и спросишь, раз такой умный? — тихо спросила она, — и вообще, чего не заезжаешь? Хоть поговорим. Я соскучилась.
Пауза. Сопение в трубку.
— Соскучилась она. Было бы что делать, как мне, то и скучать бы не было когда. Некогда мне, Зин. Работы много. Давай, выздоравливай, — и короткие гудки.
Алла посмотрела с сочувствием, но лезть с нравоучениями в этот раз не стала.
— Мужики, — только и сказала она.
Зина положила телефон на тумбочку. Яблоко в руке казалось тяжелым, как камень. Она думала о том, что не помнит, когда в последний раз Виктор говорил ей что-то теплое. Год назад? Два? Или еще в начале их брака, когда она так надеялась на детей? Диагноз поставили, когда ей было двадцать восемь.
"Бесплодие", — выдвинули ей вердикт после всех обследований. Врач даже не взглянул ей тогда в глаза. Виктор держался два месяца. Сначала говорил, что им и вдвоем хорошо. Потом начались упреки. Не напрямую — боком, исподтишка. "У Сергея уже второй пацан родился", "Людка из бухгалтерии троих тащит, и ничего".
Она хорошо помнила тот день, когда узнала диагноз. Шел дождь — такой же, как сегодня. Они с Виктором вышли из клиники, молча сели в автобус. Он смотрел в окно всю дорогу, а она — на свои руки, сцепленные в замок. Так крепко, что побелели костяшки пальцев. Вечером он обнял ее, сказал, что ничего страшного, что они справятся. А через неделю впервые не пришел ночевать. Сказал — с коллегами засиделись. От него пахло женскими духами и вином. Но Зина чувствовала за собой эту вину, по крайней мере, именно это и удержало ее, чтобы тогда не разрушить брак.
Потом рутина их поглотила окончательно, походов на лево за мужем больше не наблюдалось, и они стали жить свою размеренную совместную жизнь дальше. Зина устроилась на фабрику фасовщицей. Работа монотонная, но не требующая особых умений. Фасовала крупы, макароны, сахар. Муж, с его экономическим образованием, мечтал о карьере начальника. Мечты не сбылись — так и остался мелким клерком в строительной конторе. Фабрика стала для Зины спасением. Коллектив там был женский, дружный. Поначалу жалели ее — "молодая, а детей нет", потом привыкли, приняли в компанию, крепко сдружились. По праздникам собирались у кого-нибудь дома, пили чай с тортами, обсуждали сериалы, детей, а кто-то уже и внуков. Зина всегда пекла пирог — с яблоками, по маминому рецепту. Ее за это и прозвали — "наша Шарлотка".
Но в остальном… Постепенно их жизнь превратилась в день сурка. Утром — на работу, вечером — домой. Ужин, телевизор, сон. По выходным — уборка, готовка на неделю вперед.
Зина не помнила, когда смирилась. Когда поняла, что большего ей не светит. Мама всегда говорила: "Терпи, дочка. Женская доля — терпеть. Замуж выйдешь один раз и на всю жизнь". Она и терпела. А теперь лежала в больнице с диагнозом "ишемическая болезнь сердца, нестабильная стенокардия" и думала — ради чего?
— Зинаида Петровна, на капельницу, — в палату опять заглянула медсестра.
Зина поднялась с кровати, накинула халат. В процедурном кабинете было пусто — все уже отмучились. Медсестра Лена, молодая девушка, бывшая студентка с веселыми и добродушными глазами, еще не познавшими и не вкусившие правдивой жизни, ловко установила капельницу.
Зина смотрела, как прозрачная жидкость капает по трубке. Так медленно, размеренно. Как ее собственная жизнь — капля за каплей. Без всплесков, без бурь. Раньше это казалось правильным, надежным. А сейчас — пустым.
— Как самочувствие? — спросила Лена, регулируя скорость капель.
— Нормально, — ответила Зина, — спасибо.
— Муж не приходил? — Лена помнила все истории пациентов.
— Нет, он... занят.
Лена хмыкнула, но промолчала. Только посмотрела как-то по-особенному. Зина знала этот взгляд. Жалость. Она ненавидела этот взгляд.
В процедурном было тихо, только часы на стене тикали да капельница шуршала. За окном снова зарядил дождь. Зина смотрела на мокрые ветки деревьев, клонившиеся под порывами ветра. Сильные, но гибкие — не ломаются.
— Что мне с ним делать? — вдруг спросила она, сама удивляясь своему вопросу.
Лена присела рядом на стул.
— А что вы хотите делать?
Зина задумалась. Никогда раньше она не задавала себе этот вопрос. Что она хочет? Всю жизнь — только то, чего хотели другие. Мама хотела, чтобы она закончила учебу и вышла замуж. Виктор хотел идеальную хозяйку дома и чтоб дома не сидела на шее. Начальник на фабрике хотел бесперебойную работу линии фасовки.
— Не знаю, — честно ответила она.
— Тогда с малого начинать надо, — Лена улыбнулась, — хотя бы представьте, как бы вы хотели прожить следующий год. Вы сами, без мужа.
— Без мужа? — Зина растерялась, — я себя без мужа не представляю, мы же четверть века прожили уже вместе. Трудно это, представить себя отдельно.
— И что? — Лена пожала плечами, — моя мама в пятьдесят два развелась с отцом после тридцати лет брака. Сейчас ей шестьдесят, и она говорит, что только сейчас начала жить, — судя по всему, Зина недооценила молодую девушку, думая, что та ничегошеньки не смыслит в этом всем… А так-то выходит, что из них двоих, не смыслит ничего именно она сама.
Зина молчала. Мысль была слишком крамольной, слишком... свободной. Жизнь без Виктора? Без его нытья, без его вечного недовольства, без его привычки входить в дом с вопросом "что на ужин?"... Как это — возможно? В голове промелькнули образы — она одна в парке, кормит голубей. Она в кино — никогда не ходила одна, всегда с Виктором, а он любил только боевики. Она с книгой на скамейке в сквере. Она... танцует? Нет, это уже совсем фантастика.
— Я вам, если что, ничего не пропагандирую. Но… Думайте, Зинаида Петровна, — Лена встала, — у вас впереди еще минимум полчаса на капельнице. А я побежала, у меня еще куча дел.
Когда медсестра вышла, Зина закрыла глаза. И впервые за долгие годы позволила себе помечтать и впервые действительно серьезно задуматься над своей жизнью.
Ужин в больнице был скудным — куриная котлета с пюре и компот. Зина ела механически, не чувствуя вкуса. В голове крутились слова медсестры. "Представьте, как бы вы хотели прожить следующий год. Только без мужа". В столовой было шумно — пациенты обсуждали новости, делились историями болезней, рассказывали о семьях. Обычный вечер в обычной больнице. Зина смотрела в тарелку, но видела совсем другое — маленькую квартиру, светлую, с цветами на подоконниках. Ее квартиру, где все устроено так, как нравится ей самой, и где не нужно ссориться, если выбрала не посовещавшись шторы.
Телефон зазвонил, когда она уже легла в кровать и готовилась ко сну. Виктор.
— Зин, ты там рецепт борща куда записала? Не могу найти.
— В кулинарной книге, закладка синяя.
— А, нашел. Слушай, а сколько там этой... свеклы класть?
Зина вздохнула. За двадцать с лишним лет совместной жизни муж так и не удосужился научиться готовить основные блюда. Но ему то, собственно, это и не нужно было. Всем этим занималась всегда жена.
— Одну крупную или две средних. И уксус не забудь в конце.
— Ага. Ну ладно, давай.
И снова короткие гудки. Ни "как ты себя чувствуешь?", ни "когда тебя навестить?". Просто информация по борщу — и до свидания.
В палате было темно, только ночник на тумбочке Аллы отбрасывал мягкий желтый свет. За окном все еще шумел дождь. Зина смотрела в потолок, думая о том, как странно устроена жизнь. Столько лет прожить с человеком — и стать абсолютно чужими. Интересно, когда это произошло? В какой момент? Или это было постепенно — день за днем, как вода камень точит? А может и не было этой “родственности”? Может сначала все завязалось только на страсти, а потом ЗАГС и опомниться не успела, как ты уже с чужим человеком лежишь в одной постели.
Рядом завозилась Алла.
— Слушай, а ты оболтуса своего вообще любишь еще? — спросила она в темноту.
Зина молчала. Долго. Потом тихо ответила:
— Не знаю. Наверное, нет. Уже давно.
— А чего тогда терпишь?
— Привычка, — Зина повернулась на бок, лицом к стене, — страшно все менять. Куда я пойду? Кому я нужна в пятьдесят лет?
— ОЙ, дура ты… Себе нужна, — твердо сказала Алла, — в первую очередь — себе.
Зина не ответила. Мысли путались. В груди снова начало покалывать. Она нащупала на тумбочке таблетки, положила одну под язык. Постепенно боль отступила, и Зина провалилась в тревожный сон.
Снились ей яблоки — красные, спелые. Они падали с веток, стукались о землю. Она собирала их в передник, а они все падали и падали, и конца этому не было.
Утро началось с врачебного обхода. Молодой кардиолог Игорь Андреевич, похожий на актера из сериала “Интерны”, внимательно послушал сердце Зины.
— Лучше, гораздо лучше, — сказал он, — но еще как минимум неделю полежите у нас.
За окном уже было солнечно — дождь закончился, и больничный сад словно умылся, стал ярче, чище. На мокрых ветках блестели капли воды — как маленькие хрустальные шарики.
— А потом? — спросила Зина.
— А что потом? Домой. Строгая диета, умеренные физические нагрузки, никаких стрессов. И обязательно продолжить прием препаратов. Вы не переживайте, мы вас так просто не выпустим, подлатаем сначала.
Никаких стрессов. Зина едва не рассмеялась. Весь ее брак последние годы — один сплошной стресс.
— Игорь Андреевич, а можно вопрос? — неожиданно для себя спросила она, — личный.
Врач присел на стул возле кровати.
— Конечно.
— Скажите... моя болезнь... Это ведь из-за нервов может быть?
Врач задумался.
— Стресс — один из факторов риска, да. Особенно длительный, хронический. Он повышает уровень кортизола, адреналина, что, в свою очередь, безусловно негативно влияет на сердечно-сосудистую систему. Солнечный луч упал на лицо врача, высветив морщинки вокруг глаз. Молодой, а уже усталый. Наверное, ночное дежурство. И не первое…
— А если... убрать источник стресса? Станет лучше?
Игорь Андреевич внимательно посмотрел на нее. В его взгляде читалось понимание.
— Зинаида, ну что за вопрос? Однозначно станет лучше. Но это не отменяет медикаментозной терапии.
— Спасибо, — Зина опустила глаза.
Когда врач ушел, Алла подмигнула ей:
— Я смотрю, задумалась о решительных мерах?
Зина не ответила. Она смотрела в окно, на голые ветки яблонь. Когда-то и на них были цветы, потом плоды. А сейчас — только ожидание новой весны. "А будет ли у меня новая весна?" — и впервые за много лет почувствовала, что решение зависит только от нее.
Вечером снова позвонил Виктор. Даже для него трижды за два дня — многовато. Но в этот раз снова были претензии.
— Зин, тут квитанции пришли. За квартиру платить надо. Ты куда деньги убрала?
— В шкафу, на второй полке, в коробке из-под конфет.
— А, нашел. Слушай, я чего сказать хотел.., — в голосе мужа появились заискивающие нотки, — стиралка барахлить начала. Ты когда уже выйдешь-то?
Зина сидела у окна, смотрела на закат. Небо было удивительно красивым — оранжево-розовым, с фиолетовыми облаками. Раньше она не замечала таких вещей. Или замечала, но некогда было любоваться? Она почувствовала, как что-то обрывается внутри. Маленькая, но прочная ниточка, которая еще связывала ее с этим человеком.
— Вить, — тихо сказала она, — а ты не хочешь навестить меня? Хотя бы раз за две недели?
— Опять двадцать пять, ну, говорю ж я — некогда мне, Зин! Сама знаешь — работа, дом, готовка эта... Без тебя все развалилось.
"Без меня все развалилось", — повторила про себя Зина. Не "я скучаю", не "я волнуюсь", а "все развалилось". Символично.
В больничном коридоре кто-то громко засмеялся. Беззаботно, искренне. Зина поймала себя на мысли, что не помнит, когда в последний раз так смеялась.
— Позвони мастеру, — сказала она, — номер в записной книжке у телефона.
— Да ладно, подожду уже. Так ты когда выписываешься, сказали уже точно?
— Через неделю.
— Целую неделю еще? — в голосе явное недовольство, — скосило тебя знатно, я смотрю.
Зина молчала. Что тут скажешь? Извиниться за свое больное сердце?
— Ну ладно, давай, бежать надо, — буркнул Виктор и отключился.
Зина положила телефон. По щеке скатилась одинокая слеза.
— Слышала? — спросила она у Аллы.
— Слышала, — кивнула соседка, — знаешь, я бы на твоем месте...
— Не надо, — перебила Зина, — ты не на моем месте. Сама знаю, что надо делать в таком случае.
И она действительно знала. Впервые за много лет она точно знала, что нужно делать. От этой мысли стало одновременно страшно и... легко. Как будто с плеч сняли тяжелый рюкзак, который она тащила всю жизнь. Зина встала, потянулась. Тело, оказывается, еще помнило движения. Она подошла к маленькому зеркалу на стене. Посмотрела на себя — внимательно, оценивающе. Морщины, седина в волосах, усталый взгляд. Но глаза... глаза вдруг показались ей молодыми. Живыми. Она взяла с тумбочки яблоко, которое дала ей Алла — оно все еще лежало там, нетронутое. Повертела в руках. Красивое, спелое, сочное. Откусила — сладкое, с кислинкой. Жизнь.
"Я еще успею попробовать ее на вкус", — подумала Зина. И улыбнулась своим мыслям.
На следующее утро, когда медсестра Лена ставила ей капельницу, Зина спросила:
— А твоя мама... она не жалеет? Ну, что развелась?
Лена улыбнулась.
— Единственное, о чем она жалеет — что не сделала этого раньше. Говорит, потеряла лучшие годы.
Зина кивнула. Смотрела, как медленно, капля за каплей, лекарство вливается в ее вену. Капля за каплей — так и жизнь утекает. Сколько еще осталось в ее флаконе?
Из коридора доносились голоса, звон посуды — начинался новый больничный день. Где-то играло радио, кто-то негромко пел. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
— А сейчас она счастлива?
— Очень, — Лена поправила капельницу, — переехала в деревню, завела огород, кур. В прошлом году замуж вышла за соседа-пасечника. Представляете? В шестьдесят!
Зина представила. И вдруг поняла, что улыбается.
— Спасибо, Леночка.
— За что? — удивилась медсестра.
— За то что настроение поднимаете, — просто ответила Зина.
Когда капельница закончилась, она вернулась в палату и достала телефон. Набрала номер.
— Вить, это я. Нам надо поговорить. Серьезно поговорить.
Голос ее звучал твердо, уверенно. Так, как не звучал уже много лет. За окном светило солнце, ветер качал голые ветви яблонь. Зина смотрела на них и думала — весной они снова зацветут. Обязательно зацветут.
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала. А чтобы не пропустить новые публикации, просто включите уведомления ;)
(Все слова синим цветом кликабельны)