Начало:
Глава 5. Пора в путь-дорогу
Дорога нынче дальняя
зовет, зовет вперед ...
Стальная, магистральная
что нам преподнесет?
Вызов в штаб моментально стряхнул зыбкую пелену беззаботности с затуманенного от праздного времяпрепровождения сознания. Молодой здоровый и не привыкший к длительному безделию организм ощутил знакомый прилив бодрящего адреналина, мыслительный процесс получил делового пинка и заработал в догон спирали набирающего обороты времени.
Получив сопроводительные документы, начальник караула освободил свою команду от кухонной барщины, вызволил из десятисуточного заключения караульное вооружение, попинал слегка раздобревших на сытных харчах подчиненных и через пару часов суетливых сборов удовлетворенно созерцал взбодрившуюся четверку воинов верхом на ящике с оружием в окружении пересчитанного и перепроверенного мешочно-коробочного добра. Осталось получить путевой провиант и принять под охрану груз. Но в этой части командировочной одиссеи лейтенанта ожидала продовольственная засада.
Придя в тыловую службу за продаттестатами и полагающимися дорожными пайками, Николай с удивлением услышал, что аттестаты не готовы, вернее без вести пропали и отданные им по приезду. В результате скоропостижных следственных действий выяснилось, что эти самые что ни на есть жизненно необходимые бумаги в повседневной суете, вероятно, сунули не в ту деловую папку, а саму папку поставили не на ту полку, может и не в тот шкафчик, обратная же последовательность действий шансов на успех категорически не имеет. Получалось, что, в вавилонском столпотворении текущих дел, его караульных поставить на довольствие просто забыли, и Каганский гарнизон, по наличию четверки призрачного вида дистрофических теней, мог теперь запросто побороться за право причисления к категории средневековых замков. Оформлению соответствующего запроса в ЮНЕСКО мешало то обстоятельство, что вместо голодных призраков начальник караула ежедневно лицезрел своих подчиненных в состоянии здоровой удовлетворенности и нормальной упитанности.
Странное несоответствие документального с очевидным объяснялось довольно просто. Терпеть праздно шатающееся пришлое население местное командование не желало, поэтому, дабы пресечь всякие поползновения ко всеобщему несознательному моральному разложению командировочных команд, всячески старалось их занять полезным трудом. Учитывая национальное тяготение лейтенантской четверки к складам и кухням, её и пристроили к столовой. Те же, в полной уверенности, что таков есть местячковый порядок, с радостью помогали поварам, питаясь при этом вольными хлебами, то есть тем же, что и все, но в любое удобное им время, причем в несколько большем и сытном ассортименте. Откуда простому солдату знать и зачем думать о каких-то аттестатах и каком-то довольствии, коль все удовольствия и налицо и, в прямом смысле этого слова, в теле.
Выяснение обстоятельств то ли бумажной оплошности, то ли служебного согрешения грозило начальнику продовольственной службы административными карами с грозовыми разрядами нервно-паралитического действия командирского гнева с последующими оргвыводами, поэтому проштрафившийся нчпрод примирительно засуетился:
- Ты это ... лейтенант, без обид ... проблемы-то никакой ... так ... дела бумажные ... сейчас быстренько уладим ... аттестаты оформим, накладные на пайки по нормам выпишем ...
Начальник караула ситуацию оценил верно, поскольку его нервная система всё ещё несколько вибрировала при воспоминании о недавнем проявлении свирепости местным василевсом в его личный адрес по делу о городском вооруженном конфликте. Понимая щепетильную мутность сложившихся обстоятельств, лейтенант категорически пресек мирскую суетливость начпрода, стараясь выражаться максимально доходчиво, тем не менее, избегая в женском присутствии кабинетных работников творческого потока междометий, их нежный слух потрясающих:
- Эээ, нет, уважаемый. Хрен тебе горький в закрома бумажные ... найдешь, пожуй, авось мозги прочешутся. И хорош скрипеть тазобедренными суставами в кресле кабинетном ... быстро принял в грабли карандаш ... пиши накладную на всё продуктово-полагающееся за десять дней голодомора ... Короче, выбирай - или продсклад посетим в разумных пределах или ... клизменное прочищение организма в месте соответствующем.
«Хитер, гад ... подловил ... Да и черт с ним, не обеднеем, с такой-то толпой пришлых есть где экономию развернуть» - решил местный начпрод, верно уловив тонкий намек хамовитого чужака на «разумные пределы».
Слегка поторговавшись, противоборствующие стороны удовлетворились неким половинчатым решением, и караул разбогател сверх нормативно-положенного дополнительно: тушенками, кашами тушеными в банках, рыбными консервами, картошкой, луком, жирами, крупами, сахаром, чаем и прочей продовольственной благодатью, в том числе и шоколадом. Не менее удовлетворенный своей частью сделки начпрод, напоследок облегченно выдохнул просьбой:
- Вы уж как-нибудь сами перенесите своё со склада.
Просьбу удовлетворили, и дружный караульный коллективчик потрудился во благо свое, запасаясь продовольствием впрок.
Десять закрытых наглухо и опломбированных крытых вагонов стояли в ожидании перед выездными воротами. Их принятие под охрану заняло не более часа, поскольку начальнику караула предстояло лишь внимательно осмотреть сами вагоны, а также проверить наличие, соответствие и исправное состояние пломб на дверях, окнах и крышевых лючках.
Принимался документально и вагон-теплушка, в котором самому караулу предстояло находиться в пути следования. В нем же из имущества дорожного жизнеобеспечения имелось всего-то: нары, стол деревянный, лавки пару штук, бак с питьевой водой, лампа «летучая мышь» с запасом керосина, с десяток парафиновых свечек, да печка-буржуйка с запасом дров, чайником и алюминиевым посудным набором.
Управившись с размещением нехитрого вещевого имущества и добра продовольственного объемом немалым честной сделкой добытого, охранное воинство поселилось в деревянном доме на железных колесах в ожидании начала путешествия.
Наконец подали локомотив, подцепили вагоны, и состав медленно двинулся на сортировочную станцию, где без очередного приключения не обошлось. Дело в том, что товарные эшелоны здесь формировали путем свободного катания вагонов с горки по одному, два, три. Понятно, что делалось это в целях безопасности, так как при большем их количестве увеличивалась и общая масса, скорость соответственно возрастала, что могло привести к аварии при столкновении. Поэтому рабочие путейцы принялись за свое привычное дело, рассоединяя охраняемый караулом состав, дабы его покатать по частям, чему начальник караула категорически воспротивился. И по-своему он был прав, ведь какой-то вагон мог укатиться в неизвестном направлении, а вместо него объявиться совершенно другой, что грозило перспективой доставки к месту назначения эшелона с интересной пересортицей, к примеру, в один цементо-вагон, а получатели цемента при этом оказаться в не менее интересном противоположном положении. И начкар* делить состав запретил. Путейцы терпеливо объясняли, водили лейтенанта по путям, показывая маршруты, гарантировали полный порядок ... не помогло. Тогда рабочий класс, посовещавшись по радио с начальством, согласился и пустил все десять охраняемых вагонов плюс один караульный в полном боевом составе.
Караул-теплушка оказалась впереди запущенной с горки кавалькады, и весь личный состав от нечего делать с любопытством наблюдал из открытой боковой двери за постепенным приближением формируемого состава. И по мере приближения осторожное любопытство стало перерастать в беспокойное понимание неоспоримого факта, что такая интересная на вид постепенность, следуя известному закону инертности, неуклонно переходит в опасную скорость, да какую! В общем, лейтенант почти вовремя сообразил, что надвигается маленькая катастрофа, успев бросить отчаянный клич: «Держи-и-ись!» Все праздно любопытствующие моментально сконцентрировались на единственном желании во что-нибудь покрепче вцепиться, прежде чем грянуло оглушительно-железное «Баммм» ... Всё незакрепленное лежаче-стоячее, полетело по ходу движения вперед, сметая на пути себе подобное, находя покой у ближайшего препятствия, крайним из которых оказалась торцевая стена теплушки. Там же остановилось и не удержавшееся, а потому пролетевшее с полвагона тело сержанта Каримова. Схватившись за плечо, он взвыл от боли.
Ошалевшие от потрясения воины пришли в себя не сразу. А когда очнулись и звон в головах сменился жалобным стоном потерпевшего, начальник караула понял ... беда. Что случилось с Каримовым не понятно, а к составу уже начали цеплять локомотив, значит, скоро начнется движение и надо что-то срочно предпринять. И лейтенант, быстро вооружив бойцов, отправил одного охранять вагоны, второго на охрану локомотива, дабы тот без его команды не сдвинулся с места, третьего озадачил занять круговую оборону теплушки. Убежавший вперед состава сообразительный и расторопный Тахир к поставленной задаче подошел с прямым пониманием, вытащив машиниста с помощником из кабины и распяв их лицом к морде локомотива.
ЛНиколай тем временем с автоматом за спиной и стонущим сержантом в обнимку отправился на поиски медпункта. Нашел его быстро, дольше оказалось привести в чувство молоденькую медичку, испугавшуюся до обморочного состояния при виде до зубов вооруженных посетителей, жалобное мычание одного из которых нарисовало в девичьем воображении тревожные образы войны давно минувшей. Диагноз же поставила утешительный - переломов нет, просто сильный ушиб. Медсестра наложила повязку на больное плечо, и Каримов успокоился.
Поблагодарив сестричку, воины скорым ходом вернулись к эшелону, где их ожидал комендант, упражняясь в яростно-нецензурном выражении буйного гнева с некоторого удаления по причине несогласия часовых с его грозным требованием немедленного допуска на охраняемую территорию. Николай снял курьезную напряженность ситуации, вернув охрану в теплушку, а разозлившийся комендант испоганил постовую ведомость караула недостойной записью. По крайней мере, так считал лейтенант, тщетно пытаясь убедить стража военного порядка в правомерности своих действий по героической обороне вверенного ему военного имущества, что и следовало с благодарностью отметить, а не изображать непотребно злобные комендантские письмена. Не помогло ... ну что ж ... помашем на прощанье достопочтенному Кагану и благородной Бухаре ... пожелаем добра и строгому коменданту ... и отправимся в путь ... к станции назначения «город Термез».
Локомотив бодро свистнул, длинный состав жестко вздрогнул сцепками и плавно покатил, набирая скорость и убаюкивая обитателей теплушки мерным перестуком колесных пар.
* начкар - начальник караула (арм. сленг)
Глава 6. Стучали колеса вагонные
Стучали колеса вагонные,
мелькали огни станционные
и солнцем пейзажи сожженные
на память мою обреченные ...
Путешествие до места назначения пробежало рельсово-гладко, на остановках спокойно, днем солнечно-знойно, по ночам звездно-прохладно, а главное ... без происшествий, о чем начальнику караула удалось единожды доложить в штаб своей части с комендантского телефона железнодорожной станции Карши.
Для большей организованности и поддержания, так сказать, высокого боевого духа, да, в конце концов, и просто как средство борьбы с серостью путевого однообразия, лейтенант распределил в своем коллективчике должностные полномочия, соответствующие делам насущным.
Сержанту Каримову досталась вакансия начальника штаба, которая его обязывала блюсти образцовый порядок в трудах бумажных, коих оказалось не столь много: постовая ведомость да боевой расчет. В нагрузку ему же поручалось исполнять и обязанности замполита, то есть ежедневно выпускать «Боевой листок». К выполнению столь важной политической задачи отражения боевой действительности Каримов подошел с армейской смекалкой в творческом содружестве с Чеховским утверждением: «краткость - сестра таланта». Озаглавив листок крупно уставным «Караул есть выполнение боевой задачи» и, заверив ниже сей постулат коллективным обязательством «Боевую задачу выполним на отлично», далее замполит кратенько изложил её суть. Не блещущий литературными изысками текст, Каримов сопроводил и соответствующим обозначенной теме рисунком - несколько карикатурного вида человечком с ружьем и почему-то на фоне забора, напоминающего колючую проволоку. Получив замечание от начальника караула, прямо указывающее на бедность художественной фантазии, автор шедевра дополнил его изображением подобия железнодорожного вагона. А затем сержант ежедневно просто менял на Боевом листке дату, изначально обозначенную простым карандашом, и дополнял рисунок новым элементом типа солнца, кустика, деревца или домика, текст же прирастал сообщениями о пройденных расстояниях, измеренных наименованиями мелькавших вдоль железки населенных пунктов.
Двое из ларца одинаковых с лица Нодир с Нурдином поделили между собой должность начпрода-начвеща. Им доверялись дела по учету, сохранности и расходованию всего продовольствия, они же отвечали будущей своевременностью дембеля* за всё вещевое имущество караула, что выражалось в требовании ничего не потерять ... преумножение при этом не возбранялось. Причем оба парня имели отличные навыки кухонных дел мастеров и упорно боролись за почетное звание главного повара дня.
Рыжего проныру Тахира лейтенант назначил начальником разведки. Его главная обязанность заключалась в поисках той необходимости, коей в данный момент не наблюдалось или в скором времени могло не оказаться: воды, дров или угля, например. Этот достойный своей нации сын проявил врожденную смекалку и выяснил, что в печке-буржуйке неплохо горят остатки накладок железнодорожных тормозных колодок. Не все горели, но с некоторыми получалось прилично, чадили только и пованивали неприятно, но когда ни дров, ни угля, то и сие рацпредложение шло в дело. А однажды в очередной разведвылазке этот шустрый малый набрел на открытый неизвестными негодниками вагон с кондитеркой и притащил по коробке конфет, печенья и пряников. Лейтенант немного повоевал с совестью, но уступил слезным просьбам и разрешил трофей оставить, приказав о том вагоне забыть, сладости перепрятать по продзапасам, пустые коробки сжечь, обертки от съеденных конфет нещадно отправлять в буржуйку ... мало ли какие крамольные мысли посетят проверяющих от комендатуры, на станционных остановках проявляющих внимание к армейским путешественникам.
Тем временем колесики вагонные, весело попискивая на поворотах и стрелках, мерно постукивая на стыках, катили состав всё дальше к югу ... всё ближе к самой жаркой точке великой страны, солнечному городу горячим именем Термез. Дольше, однако, приходилось скучать без дела ... такова уж судьба товарных поездов: двигаться больше ночью, днем же часто и подолгу ожидать своей очереди, уступая свободный ход пассажирским и более литерным собратьям.
Караулбазар, Мубарек, Касан, Карши, Нишан, Нуристан ... встречали дальними станционными путями отстоя ... печальным взглядом обитатели теплушки проводили безмятежную гладь Талиманджарского водохранилища. И на всем пути, где до горизонта, где до холмистых пыльных склонов, путешественников окружала то солнцем выжженная пустынная степь, то голые камни уходящего вдаль Зеравшанского предгорья ... и ни деревца, ни кустика, подходящего под категорию солнечного укрытия.
Июльское солнце как-то по-особенному издевалось над человеком с ружьем, поджаривая его нещадно. Накалившийся металл крыши караульного вагона пылал зноем, достойным чрева буржуйки, которую для приготовления пищи три раза в день приходилось приводить в рабочее состояние, а вне теплушки спрятаться от ультрафиолетовых объятий и вовсе не представлялось возможным.
На длительных остановках часовой еле ноги волочил, передвигаясь вдоль охраняемого состава, а свободная и отдыхающая смены разоблачившись до летнего армейского белья, лежали в теплушке на матрацах, разложенных по дощатому полу между настежь раздвинутыми обеими дверями. Несмотря на это подобие удобства, теплушка в полной мере оправдывала свое название и «холодушкой» никак становиться не желала. Поэтому к лежке на матрацах армейская смекалка добавила некое подобие водных процедур, которые заключались в накрытии себя мокрой простынью. Высыхающая под слабым горячим ветерком ткань, немного охлаждала тело. Минут через пятнадцать процедура повторялась, так как простынка высыхала до пыльного хруста. Идею подбросил сержант Каримов, логично сообразив, что таким же образом придумано охлаждать воду в солдатских алюминиевых флягах, обшивая их шинельным сукном и периодически смачивая, так почему бы и на себе этот способ не опробовать. Лейтенант дал добро на поиски подходящей емкости, и вскоре начальник разведки таковую обнаружил на ближайшем полустаночке, ей оказалась обычная двухсотлитровая металлическая бочка, которую и наполнили водой.
Четвертые сутки пути подарили очередной отстойник на станции Амударья и ... не оправдали трепетной надежды на речную прохладу. Ближе к вечеру состав, зарядившись солнечной энергией до состояния ожога третьей степени, проследовал далее вдоль пограничной реки, изредка видимой и напоминающей о себе разве что густыми утренними туманами, впрочем, ожидаемого влажного облегчения так и не приносящими. Керкичи, Дустлик, Учкызыл ... и разъезды, разъезды ... долгие стоянки ... а вокруг песчаные просторы ... хлопковые поля ... и вновь пески.
Ранним утром шестого дня путешествия поезд прогрохотал сквозь довольно большую станцию и, проскрипев на стрелках, смачно дымя тормозными колодками, остановился на самом краю небольшого многопутевого разъезда. Выставив часового на пост, начальник караула отправил Тахира на разведку источника свежей воды, а Каримова к локомотиву за новостями. Вернувшись, сержант поведал, что до Термеза осталось километров десять и это, скорей всего, последняя перед ним остановка, локомотив отцепили, на его смену прикатит маневровый, но не ранее, чем после полудня.
Зыбкий предутренний туман медленно таял в нежно-оранжевой дымке рассвета, обнажая соломенные, жестяные и шиферные крыши типичных кишлачных домиков, верхушки деревьев и глиняных дувалов просыпающегося неподалеку от железной дороги поселка. Лейтенант, сел в проеме двери вагона, свесив ноги, расслабленно прислонился к его боковине и вдруг почувствовал подзабытую тягу к табаку.
- Абдулла, достань из моей сумки полевой баночку ... там она одна ... беленькая такая ...
Каримов, довольно хмыкнув на «Абдуллу» нырнул в темноту теплушки. Парень нисколько не обижался на столь вольное к нему обращение, в дивизионе всё больше так его и называли, или просто по сокращению фамильному «Карим», имя же настоящее «Бахтиер» вспоминали редко. Так в армии часто бывает, прилипнет прозвище, и никуда не деться ... нравится тебе или нет. Сержанту, похоже, нравилось.
- Эта? - Каримов протянул баночку и, сев с противоположной стороны дверного проема, хитро прищурился, - Насвай?
- Балда, табачок-с, причем, настоящий ... армейский, - лейтенант, открутив крышку баночки, с удовольствием вдохнул.
Уже около года, как он бросил курить, а запах табака любить не перестал. Да и раньше, прежде чем прикурить сигарету, долго приминал её пальцами и вдыхал приторно-чайный дерзкий аромат. А с год назад вдруг как обрезало, дым сигаретный опротивел ... до рвоты, но запах табака по-прежнему помнил. И как-то по случаю достались лейтенанту пару пачек махорки из армейских складских закромов немереных. Запашок от вскрытой упаковочной коробки с вытертыми временем надписями шел просто головокружительный. В коробке же хранились, кто ж его знает, с каких времен, совершенно новенькие пачки махорки №2 какого-то ГОСТ аж 1941 года. Не выдержала душа лейтенантская такого соблазна табачного, пригрел себе немного.
Под вагоном шумно захрустело гравием, мелькнула тень, другая ... испуганные коты бросились врассыпную, следом из тумана вынырнул начальник разведки.
- Товарищ лейтенант, мы аж на пятом пути и всё забито товарняками ... на станции комендатуры нет, колонку нашел, но воду придется далековато таскать. Может ещё где пошарить? - Тахир посмотрел в сторону поселка.
- Пошаришь ... потом. Давай-ка буди Нурдина, завтрак готовьте, - лейтенант глубоко вдохнул табачком, закрутил плотно крышку баночки и прислушался к пробуждающейся жизни в пока ещё скрытом сумрачной дымкой поселке.
Петушиная перекличка уже затихала, сменяясь квохтаньем наседок, утино-гусиным гвалтом, мычанием дойных коров, скрипом дверей, ворот, периодически заглушаемых истошными жалобами обиженных ишачков. Вкусно потянуло тандырным дымком, горячими лепешками ... Туман оседал, открывая картинку сельского бытия небольшого кишлака, расположившегося, как оказалось, всего-то в паре сотне шагов от разъезда.
За лейтенантской спиной трубно загудела буржуйка, растопленная саксауловыми дровишками вчерашнего разведулова вездесущего Тахира, запахло тушенкой. За столом, вырывая друг у друга консервные банки и гремя посудой, зло шипели и ругались по-узбекски поваренок с помощником, очевидно договариваясь о дневном рационе.
- Эй, там, на камбузе ... ну-ка остыли ... Юсупов, ты как-то на плов намекал ... трудись, кулинар ... Что? Мяса нет? Я вот тебе дам ... в поселок ... Тушенка есть? ... Вот и вперед с песней ... да чтоб через час готово было.
Разобравшись с кухней, лейтенант, ткнув в бок задремавшего сержанта, спрыгнул на насыпь.
- Каримов, не спи, смотри тут за ними, пойду, пост проверю.
К восьми часам раскрасневшийся от кулинарного труда и удовольствия шэф-повар Юсупов, совсем по-киношному пригласил к столу:
- Пилов готовы, садытесь жрать, пажалуста.
За пловом последовал чай с остатками трофейного печенья и молчаливый перекур. Присев на насыпь, парни смотрели на проснувшийся и постепенно заполняющий своё жизненное пространство до боли знакомой, но пока такой далекой гражданской обыденностью поселок. О чем думалось воинам? Конечно о доме.
Сержант, неторопливо пуская дымок, представлял скорое возвращение, ведь ему до дембеля оставалось чуть больше трех месяцев.
Рыжий Уразбаев, пожевывая папироску, наверняка также представлял свою встречу с родными, пусть и в несколько отдаленной весенней перспективе, но всё же не настолько тоскливо, как о том мечталось в свой первый год службы.
А не прослужившему и года Юсупову возвращение домой казалось столь далеким, что его думки пока обитали в более близком прошлом, в совсем ещё недавнем и очень похожем образе жизни родного кишлачка. Да и не курил он вовсе, а, по обыкновению простого и не принимающего скверность привычки сельчанина, очень хотел пожевать насвай, косясь на лейтенантскую загадочную баночку. Впрочем, сегодняшний шеф-повар, нынче по-настоящему удивив братьев по оружию кулинарным мастерством, сиял тихим довольством и ... улыбался, меняя на посту своего кухонного соперника, справедливо считая себя персоной дня, да и просто радуясь, что посуду в этот раз ему мыть точно не придется.
Сменившийся с поста Гарипов удар судьбы принял стойко, поскольку был голоден и хотел спать. За всё время завтрака, его каменная луноликость не выразила ни капли эмоции по поводу оригинальности рецепта плова с тушенкой, однако, карий с прищуром взгляд в сторону автора стрелял впечатляюще. Затем, прихватив кружку с чаем, сытый воин, решив присоединиться к умиротворению товарищей, оступился, неуклюже съехал задом по гравию, и зашипел, обжегшись пролитым кипятком.
- Тенннтак ... блллин, - вернулся в бытие сержант и, загасив сигарету, ловко стрельнул бычком, - глотай побыстрей и за уборку.
Лейтенант же домашними воспоминаниями не грезил по той простой причине, что понятия «дембель» для него не существовало, и вся его ближайшая, как минимум, двадцатилетка подчинялась суровым и не очень, но уж точно беспокойным будням и праздникам, однако с обязательным отпускным перерывом, когда он, в отличии от этих мальчишек, гарантированно мог посетить свой отчий дом. Нынче же лейтенанта беспокоили дела текущие, судя по всему, приближающиеся к скорой передаче охраняемого груза.
А пока предстоял обычный знойный день, о чем оторвавшееся от горизонта солнце начало досадно напоминать. Именно поэтому, свободные от службы воины дружно взялись за подготовку к водным процедурам, как вдруг ...
- Это ещё кто? - заметил Каримов направляющуюся от поселка к составу фигуру.
Вскоре приближающееся нечто материализовалось в пожилую женщину с ведром, в котором издалека угадывалось что-то похожее на красные яблоки или помидоры. Женщина подошла и, поздоровавшись, указала на поклажу:
- Покушайте сынки вкусненького.
Вкусненьким оказались гранаты ... фруктовые ... разумеется. Ведро с благодарностью приняли, а взамен нагрузили в него три банки тушенки и столько же каши разной, благо кагано-складские запасы всё ещё оценивались как неисчерпаемые. Женщина улыбнулась, как потом вспоминалось с продуманной хитрецой:
- Рахмат милые, но мне много не надо. Вы, сынки, лучше помогите дерево спилить во дворе. Совсем старое стало, а мне не по силам с ним справиться.
«Всё одно день стоять», - решился лейтенант на дело благородное, назначив дровосеками сержанта с начальником разведки.
На истребление большей части гранатового гостинца ушло не более двух часов. При этом удовлетворенное витаминной добавкой воинство забыло, а может и не знало, что гранатовый сок организм внутренне крепить изволит, в отличие от продуктов воздействия слабительного. Лейтенант же контроль над ситуацией из виду упустил, сам поклевав немного без фанатизма, впрочем, о последствиях также совершенно не задумываясь.
Но параллельно процессу фруктового потребления, в сержантско-солдатских организмах происходил и процесс переваривания обилия утренней трапезы, что потребовало срочного избавления от последствий органической переработки. А, поскольку сок гранатовый дремать не собирался, приключилась желудочно-кишечная коллизия: и надо и неможется. Благо, что лейтенант предусмотрел аптечку дорожную иметь не только в йодно-бинтовом снаряжении, дополнив её содержимое по совету медика части, в том числе и используемым в то время для устранения подобных неприятностей, «Пургеном». Вот им-то личный состав караула и лечился. А пока тот, бегая по окрестностям в поисках туалетных удобств, выздоравливал, пришлось начальнику караула принять пост под личную охрану.
К вечеру, наконец, народ выздоровел, с облегчением присел перед теплушкой на насыпи, молча закурил. О чем думая? О случившемся ли? Может и опять о доме, но уж точно не о еде в любом её виде.
А к тому времени подали локомотив и движение возобновилось. Эшелон протащили на сортировочную станцию, караульные вагоны отцепили и втолкнули на территорию речного порта.
Глава 7. Невеликие комбинаторы
Притихли колеса вагонные,
пропали огни станционные ...
остались звоночки фантомные,
в далекое прежде ведомые ...
Следует отметить, что с местом передачи груза под охрану коллегам, прибывающим из-за речки (то есть из Афганистана), нашему караулу удивительно повезло. В речном порту содержимое вагонов перегружалось на баржи и уже по Амударье доставлялось на базу в заграничный Хайратон. Повезло же караулу в том, что портовая территория железнодорожными возможностями не блистала, да и по реке доставка грузов основной не считалась, поэтому и караулов сюда прибывало немного, прием-передача происходила относительно быстро. Основная же масса составов шла через товарную станцию Галаба, где скопление эшелонов и длительное ожидание доставляло немало неприятностей всем участникам процесса. Прежде всего, караулам с советской стороны, прибывающими в состоянии «гол как сокол», то есть практически без продуктов, без дров, без керосина и свечей ... всё съедено, буржуйкам скормлено, ночами сожжено темными. Да и вообще, очень хотелось просто нормально помыться, побриться, привести себя в божеский вид. В таком некомфортном и длительном ожидании караулы медленно, но уверенно зверели, бросаясь на комендантских посетителей в штыковую, в связи с чем последние наведываться к ним не торопились.
Впрочем, не стоило упрекать лишь комендантов в этаком непростом положении караульных дел. Ведь немалая часть вины приходилась и на некоторых, скажем так, не совсем сознательных заречных товарищей. Это для таких, как наш, подобная работа считалась не очень-то в радость, а для заречных вовсе и наоборот. Они вырывались, так сказать, на относительную свободу, связанную с возможностью подольше отдохнуть от полевой, часто и от реальной боевой обстановки.
Термез представляет собой вполне современный город с соответствующим его цивилизационному статусу набору мест отдыха и развлечений: парками, скверами, кафе, ресторанами, кинотеатрами ... Это только дураки верили идиотской рифмовочке: «В Туркестане три дыры: Термез, Кушка и Мары». Тот, кто сию чушь сочинил, просто не ведал «дыр» настоящих. Все перечисленные города чудо как хороши для жаркой Средней Азии, хоть и находятся далеко от так называемой «европейской цивилизации».
Кушка, к примеру, хоть и мала, но мила, тиха и уютна. Серость казарменно-парковых атрибутов её военизированной части компенсировалось белоснежной монументальностью десятиметрового Южного креста России, установленного на самой высокой сопке в 1913 году в честь 300-летия дома Романовых. Несмотря на столь многозначительное напоминание о широте страны родной, местное население и служивый контингент имели здесь все социально-бытовые необходимости для полного ощущения неразрывной связи с Большой Землей. И не только в виде железнодорожного вокзала с буфетом и прямым сообщением «Кушка-Москва». Прогуливающиеся по центральной, впрочем, и единственной улице сего городка имели возможность вполне прилично отдохнуть в небольшом кафе с совершенно не к месту названием «Арктика». Более качественное расслабление обеспечивал ресторан с не менее странным для ограниченной к посещению пограничной зоны названием «Интурист». К тому же, статусу погранзоны в то время соответствовало и достаточно приличное продовольственно-вещевое обеспечение, что, несомненно, повышало статус сего маленького городишки.
А Термез и Мары, ко всему прочему, областными центрами значились. Поэтому некоторые заречные начальники караулов и расслаблялись понемногу, под всякими предлогами не торопясь в обратный путь. А совсем отчаянные головы, на свой страх и риск, оставляли своих караульных на крепостное попечение (где находилась местная воинская часть) и пару-тройку дней пользовались услугами Аэрофлота, благо, что в Термезе имелся и свой гражданский аэропорт.
Так что нашему караулу повезло дважды. Первый раз в Кагане с продуктовыми запасами. Второй же раз в Термезе, где его миновала участь попасть в объятия голодающих Галабы-сидельцев и в одночасье приобщиться к их статусу, поскольку скрыть что-либо съедобное от толпы с максимально обострившимся чувством обоняния было практически невозможно.
Оставался открытым вопрос с ожиданием коллеги. Однако, недолго, поскольку поутру на второй же день пребывания наших путешественников в речном порту появился прапорщик Володя, никуда не улетевший, а может быть уже и вернувшийся ... он по этому поводу не распространялся.
Впрочем, столь похвальная оперативность товарища прапорщика вполне могла объясняться его дополнительным к выполнению служебного задания личным интересом ... контрабандным. Николай даже опешил от странного предложения, которое Володя озвучил. Хотел же он ни много ни мало, а тайно переправить с военным грузом вполне себе гражданскую продукцию, коей оказалась запрещенная к перевозу водка. По его словам надо ночью аккуратно (а он даже знает как) вскрыть один (а он даже знает какой) вагон и положить некоторое количество бутылок в ящики с реактивными снарядами к установкам системы «Град», так как именно эта тара ему представлялась самой подходящей для намеченной тайной операции. Начиненные таким образом ящики прапорщик пометит потаенным знаком и проследит их перемещение сначала на баржу, а затем и при выгрузке в месте назначения. Лейтенант был так ошарашен услышанным, что даже не задумался над вопросом: откуда Володе известно, что именно в этом указанном им вагоне имеются интересующие его самые подходящие для контрабанды ящики. А ведь и действительно откуда?
Конечно же, сначала Николай категорически отказался, а прапорщик даже сделал вид, что с ним согласился. На самом же деле надежды на успех предприятия он не терял, поскольку в запасе имел ещё один день, и Владимир остался с лейтенантом как бы за компанию переночевать. При этом у него появился неожиданный козырь, поскольку лейтенант и прапорщик оказались родом из одного города, то есть земляки, что было не хитрой уловкой предпринимателя, а самой настоящей правдой. Появилась бутылочка «Пшеничной» и земляки посидели в её обществе при хорошей закуске от щедрот того же прапорщика, предаваясь воспоминаниям о родных местах. Оказавшись не только земляками, но и почти одногодками, им действительно нашлось, о чем поговорить.
Посидели вполне культурно, лишнего не усугубили, оставив на потом. Однако весь остаток уничтожил неожиданный гость. Как он в погранично-таможенной зоне объявился совершенно непонятно, но то был афганец, ну или узбек или таджик или пуштун там какой, неважно, главное, что с афганской территории. Говорил плохо, часто кланялся, гладил свой животик и произносил непонятное поначалу слово «фляжок», как оказалось, просил подарить ему солдатскую фляжку. Фляжку ему не подарили, а предложили выпить и закусить, что тот, совершенно игнорируя кары небесные, с удовольствием и сделал, а затем также тихо, как и появился, растворился в ночной темноте. А друзья между тем всё же договорились об опасном мероприятии и легли спать.
На следующий день прапорщик Володя активно занимался приготовлениями, появляясь и пропадая, встречаясь с нужными ему людьми из таможни, заметил лейтенант его и в обществе местного пограничника. Завершилась суета вечером наличием в теплушке пяти ящиков с водкой. «Ну что ж, контрабанда не так уж и велика» - подумал Николай и с наступлением темноты деловые товарищи приступили к завершающей стадии контрабандного предприятия. Сержанта с караульными лечь спать уговаривать не пришлось, стоило только произнести волшебное: «Всем отбой», как те, довольные, завалились на нары.
Уверенные действия прапорщика не оставляли ни малейшего сомнения в том, что организовывать подобное мероприятие ему не впервой. Николай же только помог ящики донести до вагона, да товар подать. А потом оба сели отметить удачное завершение первой части контрабандного плана верного последователя великого комбинатора. И вот тут-то ребята оторвались. То ли вчерашнего мало показалось, то ли нервное что-то накатило в связи с опасностью разоблачения, но в этот раз напились сверх нормативного приличия. Где-то уже под утро здоровье подкачало, и они повалились спать, разбудив Каримова и наказав ему никого к грузу не допускать без личного на то разрешения от своего начальства.
Утром же произошло то, что никак не должно было произойти, с чего и началось повествование сей истории. Пришли рабочие, сержант их к вагонам не допускал, лейтенанта долго будил, толком и не разбудив, но, получив от него полусонное добро на допуск к перегрузке, с разозлившимися рабочими помирился, их бригадир вагоны вскрыл, бумаги сержанту подписал, рабочая команда перегрузку на баржу организовала ударными темпами, а проснувшиеся от невыносимой жары как снаружи, так и внутри организмов товарищи увидели ... то, что увидели. Тогда-то и услышал весь окружающий их портовый мирок отчаянный крик:
- Куда!?
Что было дальше? Да ничего особенного. Просто жизнь. У каждого своя, но непременно ... тернистая и легкая ... прямая и крутая ... счастливая и печальная ... веселая и бедовая ... в общем, всё как и у всех ...
... Оформив передаточные документы, земляки в тот же день расстались, хорошо понимая, что их жизненные пути вряд ли когда-либо вновь пересекутся.
Прапорщик Володя смирился с провалом контрабандной операции и со своим караулом приступил к настоящим командировочным обязанностям, не теряя всё же надежды отыскать хоть малую часть спрятанного товара в месте выгрузки. Возможно, порой его посещали кошмарные видения или, совсем наоборот, распирал смех до коликов от представления, как некий расчет пусковой установки БМ-21, получив свеженький боекомплект, открывает укупорку реактивного снаряда и находит там ... поллитровый привет от неизвестного доброжелателя.
А Николай со своей бравой четверкой, проводив добрым взглядом оставленный вагон-теплушку, добрался до расположения крепости, где получил проездные документы и сухой паек на дорогу домой. Крепостью в Термезе называли настоящую русскую цитадель, построенную в конце девятнадцатого века и в которой в описываемое время находились воинские части и подразделения 108-й мотострелковой дивизии. Одна из её дополнительных функций тогда и состояла в том, чтобы разруливать командировочные караулы по сопровождению военных грузов.
Затем выполнивший боевую задачу караул отправился на железнодорожный вокзал, обменял воинские перевозочные документы на обычные проездные билеты, загрузился в пассажирский вагон и благополучно возвратился в отправную точку своего командировочного путешествия. Привычно вдохнув полной грудью сухого пекущего ветерка в расположении родного ракетного дивизиона, начальник караула постучал в дверь кабинета начальника штаба с докладом о выполнении задания «без происшествий», что, в сущности, недалеко от истины.
И вновь завертелось стальное колесо военно-полевой службы, напоминая о былой командировке разве что постепенно убывающими остатками от кагано-складских тушено-баночных запасов, коими командир взвода управления лейтенант Николай Данилов ещё некоторое время по-холостяцки с удовольствием пользовался.
Примерно через год выпало ему очередное счастье отработать похожую командировку, но уже по направлению в другую крайнюю южную точку великой страны, а именно в ту самую Кушку, которую, как и Термез, не обремененные настоящим пониманием реалий туркестанских просторов представители околосветского общества, презрительно заклеймили некоей «дырой». Однако, как в таких случаях принято приговаривать, это уже совсем другая история.
Предыдущая часть:
Продолжение: