Глава 1. Утро в порту
Стучали колеса вагонные,
мелькали огни станционные
и солнцем пейзажи сожженные
на память мою обреченные ...
На самом южном рубеже великой страны зарождался новый день. Утренняя заря теснила речной туман к берегам, золотя мутные воды сонной Амударьи, гася звездную россыпь на её матовом зеркале. Предрассветную тишь мягко тревожил ленивый плеск волн о бетон едва различимых причалов и тоскливо беспокоил глухой ритмичный скрежет спящих портовых кранов.
Возле одного из причалов на железнодорожном пути покоились в ночной дреме десять товарных вагонов, наглухо закрытых и опечатанных. На краю проема настежь открытой двери крайнего одиннадцатого, свесив ноги, сидел воин. Как свидетельство его не одиночества, из вагонной глубины доносились тихие посапывания и мирные похрапывания. С полчаса тому назад сержант Каримов получил от засыпающего начальника караула последние инструкции и, не вникая глубоко в невнятную суть содержания таковых, привычно просеял их сквозь сито солдатской мудрости, уловив красную нить начальственного посыла и оставив понимание остального на потом. Чутье мудрого воина подсказывало, что, как минимум до полудня, вся тяжесть караульных забот нелегким бременем ляжет на его плечи и следовало настроить себя в унисон обстановке, поймав волну бодрости. Именно поэтому первым делом сержант разулся и сел проветриться в дверном проеме, с удовольствием ловя босыми ногами утреннюю прохладу.
Благостную картину умиротворения и дремотного спокойствия гармонично дополнял человек с ружьем, медленно плывущий по колено в тумане вдоль спящего состава. Часовому, как и всему живому в этом утреннем прибрежном мирке, мечталось о благодати земной без неистовых объятий туркестанского солнца июльского накала, неизбежность встречи с которым приближалась с каждой минутой ... Впрочем, рядовой Юсупов больше всего на свете в этот момент хотел спать.
В шесть утра дневное светило игриво показало из-за горизонта свой оранжевый лобик, Луна недовольно поблекла, нехотя уступая право небесной собственности. Речной порт, лениво пробуждаясь, томно потянулся призрачными тенями крановых силуэтов, зевнул въездными воротами, заморгал окошками рабочих строений и иллюминаторами пришвартованных корабельных посудин ... наконец, прокашлявшись в громкоговорители, заскрежетал железным и зарычал моторным.
Бодрствующей охране железнодорожного состава послышался нарастающий гул приближающей самоходной техники, и вскоре на причал выкатилась колонна из нескольких автопогрузчиков и электрокар. Следом скрипнула тормозами старенькая автобытовка. Её водитель, не заглушая двигатель и ругаясь с пассажиром, в сердцах хлопнул дверцей кабины, поколдовал с замком задней двери кузова-фургона и с грохотом опустил железную лесенку. Из бытовки шумно выскочило с полтора десятка рабочих. Обруганный водителем пассажир, не оставаясь в долгу выдал в его адрес многоэтажный речитатив узбекского непереводимого фольклора и направился к четырехногому стальному страшиле. Вскоре кабина портового крана осветилась хозяйской деятельностью, железный гигант засипел электромоторами, хрипло отрапортовал ревуном о готовности и его огромный паук с железными крюками пополз вниз. Остальная часть портового пролетариата, громко настраиваясь на трудовые подвиги, уверенно двинулась к вагонам.
Юсупов насторожился, холодком спинного мозга почувствовал тревогу и на практике проверил чудодейственную силу волшебного слова человека с ружьем:
- Стояти, кито идет?
- Оп-па-на! - удивился, притормозивший рабочий класс, - Ты какого хрена здесь? Вроде как прапор* должен встречать с документами, вагоны открыть. Давай, не задерживай перегруз, зови начальника.
- Стояти, стирилят буду-у! - усилил словесное воздействие Юсупов и, щелкнув предохранителем, воззвал к помощи начальства, - Абдул-л-ла-а!
Сержант, наскоро обувшись, покинул свой наблюдательный пункт, подошел:
- Всем стоять! Сейчас выясню что почем и зачем.
Вернувшись в караульный вагон, Каримов потряс за плечо спящего начальника караула:
- Товарищ лейтенант! Вы разбудить просили, когда рабочие придут.
Лейтенант, не открывая глаз, сел, криво зевнул:
- Сейчас ... буду, пусть ждут.
Сержант ушел. Лейтенант немного посидел, соображая, и ... вновь принял горизонтальное положение.
Минут через десять вновь прибежал разгоряченный Каримов:
- Да това-а-арищ лей-те-на-а-ант! Просыпайтесь же! Там гражданские бунтуют, кричат, ругаются, требуют вагоны открывать, драться лезут, начальством пугают.
Лейтенант приоткрыл глаза, приподнял тяжелую больную голову и, наконец, сообразив, что от него требуется, хрипло произнес:
- Открывай, да собери все пломбы и найди старшего от них ... бригадира ... кажется ... пусть с тобой пломбы вскрывает и вот в этой бумаге распишется ... откажется ... гони к херам.
Показав документ, который следовало подписать, больной, так и не проявив должного интереса к происходящему, продолжил свой поздний и очень тяжелый сон после вчерашнего, а скорей всего уже и сегодняшнего излишнего виночерпия. А рядом с лейтенантом в таком же небоеспособном состоянии давил армейскую подушку и блаженно всхрапывал прапорщик - компаньон по вечерне-ночным посиделкам.
Ближе к полудню летнее южное солнце, поднявшееся в зенит над самой жаркой точкой великой страны городом Термез, довело свое повседневное рабочее дело до первой стадии критической активности, уверенно превращая в печную конфорку крышу товарного вагона, служившего караульным помещением, в раскаленном чреве которого безмятежно опочивали два товарища.
- Ммм-лля, - лейтенант с трудом разлепил спекшиеся от жажды и вагонной духоты губы, - белое солнце пустыни огненной злодейкой застряло в горле, кузнечно перестукивалось ультрафиолетом между висками и пекло блины на затылке, - мра-а-ак ... блл-и-ин.
Отклеив от жарко пропотевшей постели ноющее мышцами тело, больной сел, приятно приняв босыми ногами прохладу дощатого пола. Минуту спустя дошло - какая к черту прохлада ... и пол, и нары, и стены, да вообще всё вокруг дышало беспощадным жаром издевательски перегретого солнцем вагона. «Это сколько же время натикало? Не утро точно ...», - мысли грустно путались, слабость граничила с немощью.
- Возьмите, - понимающе протянул фляжку пристроившийся на армейском табурете у входной двери Каримов.
- Фффу ты ... дрянь ... оловянная, - сделав несколько глотков и жажду не утолив, лейтенант плеснул в лицо, полил на затылок, растер, хмуро покосился на сержанта, - что, воды свежей некому набрать? ... Где остальной народ?
- Да ... ить, вода здесь такая ... а народ ... вон на верхнем ярусе дрыхнет, а я сторожу ...
- А состав? Вы что ... охрине...? - перебил лейтенант и осекся, уловив просыпающимся сознанием близкий шум трудовой деятельности явно немаленького и щедрого на крепкие выражения постороннего коллектива.
- Да всё уже давно вскрыто, погрузка идет. Сами же и разрешили. Вот пломбы, вот сопроводиловка бригадиром подписанная, - сержант обиженно протянул папку с документами и алюминиевую миску с кучкой свинцовых бляшек, спутанных проволочными обрезками.
Скрипнули нары под проснувшимся прапорщиком. Устроившись рядом с лейтенантом, он потянулся за фляжкой. Приложившись к ней надолго, брезгливо крякнул:
- Крр-ха! Гадость-то какая.
- Другой нет, - Каримов явно лукавил, потому как водичкой свеженькой из местной колонки он благоразумно запасся. Но утренние беспокойства, не по должности доставшиеся, требовали, пусть мелкой, но справедливой мести и, как истинный сын Востока, сержант подошел к её реализации с глубоким знанием всех тонкостей азиатского коварства и местного колорита, специально оставив в одной фляжке воду вчерашнюю, для пущей противности подогрев её на солнцепеке.
- Да это я та-а-ак, - протянул прапорщик, - башка трещит ... и вообще, погано как-то ... перебор, похоже, получился, проветриться что ли ... Ты, это ... сержант, чайку организуй, будь ласка.
- Что за шум, а драки нет ... или есть? Ох, ё-о-о ..., - обжигаясь горячим дощатым настилом, второй болезный товарищ прошлепал к широкому проему двери, облокотился на перекладину, посмотрел по сторонам и ...
- Куда-а!? - отчаянный крик прорвал похмельную хрипоту обомлевшего прапорщика и заглушил портовый грохот. Пролетариат в испуге замер, уронив нечто тяжелое на что-то мягкое, украсив лаконичность одинокого вопля роскошным букетом отборной брани. Портовый кран визгливо рявкнул, предупреждая не стоять под стрелой. Стайки уток и бакланов, томно дремавшие в тени заброшенной корабельной посудины, испуганно прыснули в камыши.
- Да-а-а ... погуляли, - с пониманием оценил ситуацию лейтенант.
Растерянному взору проспавших товарищей представилась первозданная вагонная пустота и неутомимая команда портовых грузчиков, ударными темпами заполняющая остатками вагонного содержимого трюмные закрома речной баржи. По всему было видно, перегрузка близилась к завершению, но ... явно не в согласии с тайным замыслом достойного последователя великого комбинатора. И прапорщик загрустил.
* прапор - прапорщик сокращенно (арм. сленг)
Глава 2. Мой друг в поход собрался
Мой друг в поход собрался,
но кислых щей не ел,
с начальством пообщался,
слегка повозмущался,
и к поезду успел.
Начало этой совершенно обыденной военно-полевой истории, приправленной, однако, скажем так ... околокриминальной перчинкой, положило совершенно рядовое в армейской жизни событие по организации выездного караула для сопровождения воинского груза.
В тот ничем не примечательный будний день над маленьким гарнизоном, затерявшимся в туркестанских просторах и даже не отмеченный на топографических картах неприметным знаком принадлежности к якобы машинно-тракторной станции, по обыкновению знойно белело июльское светило. Гарнизонная жизнь, привычная к столь шальному проявлению солнечной любви, отбивши склянки окончания учебного времени, замерла в послеобеденной сиесте, когда дежурный по части доложил начальнику штаба о срочной телефонограмме.
Майор Алексеев приоткрыл половинку окна, дернул шторой, заслонившись от надоедливого солнца, устало придвинул поближе настольный вентилятор, достал из холодильника бутылочку Самаркандской минералки, неторопливо отпил живительной влаги, тяжело вздохнул. Жарко ... Из приоткрытого окна дохнуло легкой прохладой журчащего перед штабом фонтанчика, лень расслабленно занудила желанием расстегнуться, разуться, плюхнуться в кресло, подремать с полчаса и ... остыть. Но лежащее на столе высочайше утвержденное предписание настоятельно требовало отправить караул для охраны эшелона с воинским грузом и тишайшему умиротворению раздражающе противоречило. Кого отправить? Алексеев, сомневаясь в каждой кандидатуре, набросал список, задумался. Получалось, что большинство из претендентов - салаги неоперенные послеучилищные, которых ещё учить и учить. Послать из опытных? А кому же тогда молодежи опыт передавать, дивизионные учения, да и итоговая проверка не за горами. Решение непростое, однако же срочное ... В дверь кабинета постучали.
- Войдите.
В нерешительно приоткрытом дверном проеме показалась конопатая рожица ефрейтора Скобина, вызванного ранее по поводу мертвой тишины в телефонной трубке. Побаиваясь недавнего начальственного гнева и обещанного покушения на драгоценную жизнь всех связистов вообще и своего дивизиона в частности, ефрейтор робко промямлил:
- Мо-о-ожна тапик* поменять?
- Можно козу ... а здесь разрешите ... воин хренов ... да входи уже ... меняй.
- Това-а-а-рищ майор, - недовольно прогундосил посмелевший Скобин, отключая от линии телефон с вдребезги разбитой начальственным же гневом трубкой, - вы бы как-нибудь полегче-то с трубочками, запасы того ... кончаются.
- Что-о-о?! Ты это кому?! Ах ты ... вошь едреная ...
И в ловко увернувшегося от неминуемого хвата за ухо и резво улепетывающего ефрейтора полетел первый под руку попавший снаряд - скомканный список кандидатов.
- Куда-а!? ... А ну-ка взводного ко мне бегом!
Хлопнула дверь, звонко всплакнул, упавший со стола телефонный страдалец, и майор принял решение: «А вот начальник связи у меня и поедет. Заместитель его из старичков, взвод не расслабит, связисты тоже не глупые ... один Скобин чего стоит ... от же стервец ... телефон так и не поменял, сбежал чертенок».
- Ну, кто там ещё? - мысли начштаба прервал очередной стук в дверь, - А-а ... Данилов? Вызывал да-а-а ... Вот что, любезный, не пора ли тебе, так сказать, проветриться? Ты же в отпуске ещё не был? Ну да это я так ... к слову ... зелен ещё для летних отпусков. А тут радость-то какая ... командировочка образовалась дней на десять ... поедешь груз сопровождать караулом. Не отпуск, да-а ... не отпуск, но от будней гарнизонных пыльцу всё ж стряхнешь ... факт. Подробности у Лидякина, ему же на время и взвод передашь. Всё, готовься, выезд через два дня. Да смотри, не загуляй там, встряхнувшись ... имей ввиду, главное - без происшествий. И ... это ... Скобина ко мне бегом ... совсем оборзел ... старый телефон доломал, новый не подключил, все разбросал ... Накрути-ка хвосты своим связистам, не то сам займусь всеми лично.
Володька Лидякин, он же помощник начальника штаба, он же начальник разведки в курс дела ввел с легкой иронией и без особых подробностей:
- А-а-а, Николай ... мой друг в поход собрался ... везунчик. Что? Правильно Мальбрук? Да ни хрена. Это у них там, в устрично-сопливых франциях Мальбрук, а в нашей песочнице - мой друг. Короче, дружище, сначала двигаешь в Каган, на окружном складе боеприпасов принимаешь груз, по железке доставляешь в Термез, передаешь заречному караулу и назад ... всего и делов. Приказ готов, все в курсе, помощник и караульные из второй батареи, контингент местный, но проверенный ... не раз уже катались ... со мной тоже. Там же экипировка, оружие, боеприпасы. Продпайки и аттестаты к зампотылу, командировочные к начфину, проездные получишь у меня. И вот ещё что ... я хоть и буду тебя замещать, но замкА* своего Лобанова проинструктируй ... он сержант авторитетный, так что пусть поменьше с проблемами ко мне лезет, своих за гланды, сам понимаешь.
Данилов тяжело вздохнул. Перспектива служебного путешествия отпускными прелестями душу не ласкала, в неописуемый восторг не приводила. Напротив, ближайшая пара недель грозила суетой сборов, повагонной возней с необъятностью вещевого и оружейного добра, томительным ожиданием в очереди за получением груза, а затем многодневной тряской в грохочущей раскаленной шальным солнцем теплушке по соседству с десятком охраняемых вагонов, суммарной мощностью равносильной очередному испытанию на Семипалатинском полигоне.
Не меньшую головную боль доставлял и тот неизбежный, но тревожный факт, что на время лейтенантских скитаний начальство над всей связью в части придется возглавить его замкомвзводу сержанту срочной службы Лобанову. И, как на его, по словам Лидякина, сержантский авторитет не надейся, какими начальственными полномочиями его не обличай, но слабо квалифицированные плечики сего обреченного на несоответствующую ответственность хлопца явно не выдержат всей тяжести груза коварных связных хитросплетений гарнизона. Что-то из этой драгоценной ноши обязательно грохнется о земь и разобьется вдребезги с хрустальным звоном. Следовательно, по возвращению из командировки, лейтенанта ожидает сеанс игры в профессиональные пазлы, причем, вероятней всего, одновременной на нескольких досках. Ну а сколько при этом окололюбезных формулировок, метафор и эпитетов военно-народного творчества относительно связи вообще и лично себя в частности он примет от того же начальника штаба, отправившего его в даль далёкую, так это ... мама не горюй. Однако же, за работу ...
На входе в казарму Николая ожидали четверо.
- Товарищ лейтенант, караульная спецкоманда в вашем распоряжении, - лихо отрапортовал довольно рослый для местного национального контингента, спортивного сложения сержант, и, сдвинув на затылок ковбойского вида армейскую панаму, с нескрываемой радостью, добавил, - Слинять из части на пару недель хоть куда, хоть зачем ... эт-т-то мы завсегда. Куда на это раз? Кушка? Термез?
«Каримов ... это неплохо, совсем неплохо», - лейтенант постепенно начал настраиваться на неизбежность предстоящего, и его первая оценка действительности оказалась положительной. Сержант Каримов во второй батарее, да и вообще в дивизионе имел довольно весомый авторитет не столько по своему статусу старослужащего, сколько за действительно добросовестное отношение к службе. От серой массы отбывающих воинскую повинность его отличало нескрываемое внешне выражение внутреннего состояния удовлетворения от причастности к делу военному, специалистом которого являлся очень даже неплохим. Причем в его облике замечалось нечто общее то ли с Саидом, то ли с Абдуллой из известного советского вестерна и осторожно указывало на вероятную туркменскую примесь в родословной, что выражалось в довольно крупном, стройном телосложении, удлиненном лице с высоким открытым лбом, черными миндалевидными и широко посаженными глазами. А величали сержанта в части всё больше Каримом, но иной раз и Абдуллой, на что он, будучи вообще-то Бахтияром, нисколько не обижался, верно понимая такое странное, на первый взгляд, проявление к нему уважения.
- Да говорят, Термез, - лейтенант критически посмотрел на остальных членов спецкоманды, - Знаете где?
Те, широко улыбаясь, утвердительно закивали. Одним из них оказался известный своей неординарной внешностью Тахир Уразбаев. В дивизионе таких красавцев имелось двое. Второй товарищ служил как раз-таки во взводе управления, которым и командовал лейтенант. Оба по паспорту узбеки, однако, по внешним признакам подходили под категорию, скажем так, неопределенной национальной принадлежности. Ростом невысоки, широкоскулы, смуглы, но, в отличии от соплеменников, худощавы, широко и голубоглазы, а главное ... огненно рыжие. Кроме того, настолько переменчивы выражением лиц под воздействием внутренних и внешних факторов, что в каждую секунду мимическиго преображения могли сойти за представителя любой национальности.
Ещё двое потенциальных караульных, приземистых и коренастых, с простыми кругленькими физиономиями, оказались настолько чрезвычайно похожи друг на друга и, как Николаю показалось, на известных Гоголевских персонажей, что он эту парочку для себя и определил как Петр Иванович Бобчинский и Петр Иванович Добчинский ... тюркского представительства. Да и настоящие имена этой парочки невероятно тому соответствовали - Нодир и Нурдин.
- Ну что ж, как говориться, были сборы недолги и у нас два дня, - подытожил лейтенант и, после коротЕнького производственного совещания, воодушевленная недолгой, но такой желанной жизненной переменой, спецкоманда приступила к сборам.
* тапик - полевой телефонный аппарат ТА-57 (арм. сленг)
замОк - заместитель командира взвода (арм. сленг)
Глава 3. Суета походная
Суета походная,
мерный стук колес ...
Настроенье бодрое,
чтобы не стряслось.
Несмотря на очевидность предстоящих путевых перипетий и житейских неудобств, перспектива смены повседневной рутины с редкими всплесками учебно-боевой активности, непредсказуемыми припадками связной неожиданности с её потерей и судорожными поисками под нервическим воздействием начальственно-матерной артиллерии ... перспектива смены этой оскомины на экзотический привкус относительно самостоятельного путешествия непривычно будоражила лейтенантское воображение своей новизной и побуждала к трудовым подвигам.
Подвиги пришлось совершать на каждом шагу шахматной партии, где несметное полчище черных фигур держало железобетонную оборону против назойливых атак единственной белой пешки. Черные все поголовно имели статус ферзя, шагая в любом направлении, порой пропадая надолго из поля зрения противника, отмахиваясь высокоутвержденными безотлагательными делами и прячась друг за друга, указывая белой фигурке на недостающую подпись или печать в её бумажно-списочных орудиях нападения, моментально теряющих при этом свою боевую мощь. В общем, лейтенанту пришлось геройски повоевать, собираясь в поход свой дальний, но молодой и, главное, жаждущий приключений организм всё же выдержал неравную битву, мало того, одержал-таки победу. К исходу вторых суток черные капитулировали.
Победитель устало присел на армейский табурет, растерянно осматривая основательный холмик командировочного добра. Здесь же, завершая дорожные сборы чисткой личного оружия, праздновала победу и четверка подчиненных. Каримов, щелкнув контрольным спуском и предохранителем, положил АКМ на колени, расслабленно прислонился к стене, понимающе посмотрел на лейтенанта:
- Да не переживайте вы так, не первый же раз, справимся.
Караульные многозначительно переглянулись, согласно закивали и дружно прощелкали Калашами, завершая и свой предбоевой ритуал.
Вечерело. Кипучая военно-полевая суета дивизиона завершилась отъездом командного состава к своим семейным очагам и холостяцким квартирам. Оставшийся в части личный состав под присмотром младших командиров и офицеров дежурной службы, подкрепившись высококалорийным солдатским ужином, занялся делами личными, клубно-коллективными, курительно-разговорными, футбольно-игровыми, дембельско-подготовительными по каптеркам и кладовкам, тайно-питейными на хоздворе и бездельно-созерцательными в уединенно-облюбованных местечках подальше от шумной неугомонности отдыхающего воинства.
Закончив командировочные приготовления, лейтенант Данилов смыл пустынную пыль солнцем нагретыми горячими струйками летнего душа и прошлепал босиком по теплому деревянному настилу к завидной гордости пустынного гарнизончика - рукотворному бассейну. Нынче военторговский магазинщик Сухроб часть доставленных к обеду в солдатскую столовую арбузов сгрузил в бассейн и с десяток, оставшихся от послеобеденного пиршества в лоне сего райского оазиса, осталось в свободном плавании. Николай бомбочкой плюхнулся в голубую прохладу и, порезвившись среди прыгающих полосатых мячиков, выбрался на бережок, прихватив самый красиво-кругленький плод.
В душевых зашумело, чье-то оголенное тело блаженно заохало, довольно зафыркало и вскоре, прогремев дощатой дорожкой, ласточкой резануло водную гладь.
У бортика вынырнул лейтенант из соседнего дивизиона Володька Чугуев.
- Э-эх, класс! Чего сидишь? Давай арбузы погоняем.
- Не ... я уже, - Данилов срезал с арбуза шляпку, тот хряснул трещинкой, - Спелый ... давай вылезай, погрызем. Ты что, ответственный?
- Да нет, опоздал ... без меня все ускакали. Да и черт с ними ... зато высплюсь сегодня. Давай, режь ... темнеет.
Сочная и нежная арбузная сладость наполняла умиротворенностью неспокойную лейтенантскую молодость, и притихшие товарищи невольно залюбовались по местному долгим летним закатом. Огромное, ярко белое в желтом ореоле солнце, нехотя остывая, медленно опускалось, окрашивая в желто-оранжевые цвета выжженный нескончаемый окрест мизерной в этом пустынно-пыльном мироздании самой дальней боевой точки Каттакурганского гарнизона. Заблестели рыжиной крыши КПП, здания штаба, медпункта и учебного корпуса, помутнел желтизной паряще-остывющий строевой плац, заиграл бликами уходящего на покой дневного светила бассейн. Наконец солнце, недовольно побагровев, обожгло горизонт и, будто отдавая свой жар земле, начало торопливо тускнеть. Вскоре густые вечерние тени растворились в сумерках, и ветвистые кроны двух старых тополей убаюкали темью засыпающий рукотворный оазис. Молодой месяц вспыхнул холодом, и невообразимой высоты и яркости хрусталь звездной россыпи провозгласил южную ночь.
Ранним утром следующего дня, в час последнего просмотра личным составом дивизиона безмятежных снов, бодрствующий наряд с нескрываемой завистью проводил счастливчиков в добрый путь. По-настоящему же началом походной жизни командировочная команда прониклась, вдохнув полной грудью гудронную свежесть и приняв всеми частями тела суетливую толкотню вокзально-перонной обстановки. Незабываемых впечатлений добавила экстремальная погрузка не признающего вагонных габаритов ящика с оружием и мешочно-коробочной массы бытовых необходимостей с неизбежным срывом стоп-крана, суровыми перебранками с проводником и бригадиром поезда.
Мягко качнуло, за окном поплыли привокзальные постройки, прощально прозвенел железнодорожный переезд, далеко впереди мощно гуднул локомотив и, поднатужившись, набрал ход. Под мерный перестук колесных пар путешественники расслабились и с полчаса молча наблюдали мелькание придорожных столбов, да убегающую вдаль пустынной степи дорогу по маршруту их недавнего пребывания.
- Ну что, воины, не пора ли подкрепиться? - нарушил идиллию лейтенант.
- А то, - согласился сержант, - Тахир, сгоняй за кипятком.
Тахир отличался от своих национальных братьев не только роскошной рыжины шевелюрой и небесной голубизны глазами, но и похвальной расторопностью. В противоположность товарищам, склонных к тихому восточному празднолюбию, жизнерадостность этого живчика никогда не скрывалась лукаво за фальшивой маской безразличия к происходящему, он был резв и не в меру ... скажем так, любознателен.
Расторопный паренек метнулся к проводнику и через пару минут водрузил на стол примятый годами любовного к нему отношения медный чайник, весело приговаривая:
- Чай не пил, откуда сила, чай попил, совсем ослаб. А проводник-то ничего ... мужик нормальный, уже без обид ... чаем вот угостил.
- Тогда на, отнеси ему, - Николай достал из коробки с пайками банку гречневой каши.
Тахир метнулся повторно, вернувшись со вторым чайником ... большим фарфоровым.
Дальнейшие действия команды отличались от аналогичного перемещения железнодорожным транспортом среднестатистического путешественника страны Советов разве что аппетитным поглощением армейской каши с тушенкой вместо традиционной у гражданского населения куриной ножки с восхитительно хрустящей поджаренной корочкой. А чем завершается сытный обед железнодорожного путешественника? Правильно, здоровым, и в данном случае солдатским, сном. Пару, тройку часов из запертого на замок купе доносились характерные состоянию находящихся в нем пассажиров звуки сытного посапывания и молодецкого похрапывания.
- Граждане пассажиры, прибыва-а-ем, Бухара-а-1 ... станцияси-и Буххоро бири-и, - пропел проводник, объявив побудку.
Объявленная станция она же и вокзал городка Каган, что расположен недалеко от знаменитой Бухары, встретила прибывших жарко-солнечно, соответствующе моменту суетно, по-военному строго, но вполне организованно. На перроне, расслабившихся было командировочных, ожидал строгий патруль.
- Пройдемте, - коротко бросил хмурый капитан и навьюченные ящиками, мешками и коробками путники проследовали за суровым провожатым на привокзальную площадь, где их ожидал дежурный грузовичок, прибывший из складской части.
- И не забудьте отметиться у коменданта, - добавил начальник патруля.
На этом начальный этап путешествия завершился и можно сказать вполне благополучно. Разговор на повышенных тонах с дежурным по комендатуре по поводу срыва стопкрана и задержки поезда, о чём того, конечно же, успели поставить в известность, такая мелочь, что как происшествие всерьез не воспринималась.
Временное пребывание в незнакомой части началось с довольно быстрого решения первоочередной задачи - ящик с автоматами и снаряженными магазинами прибывшего караула без лишних вопросов со стороны дежурной службы благополучно приютился в комнате для хранения оружия. Самих же караульных воинов разместили в общей казарме, а их продовольственные аттестаты переданы тыловикам.
Небольшая заминка произошла с личным оружием самого начальника караула, так как его «Макарову» не нашлось свободной ячейки в пирамиде у местного дежурного по части, пробурчавшего что-то вроде: «Понаехали …» и тут же потерявшего к лейтенанту какой-либо интерес. Пришлось возвращаться в казарму и попытаться доверить хранение своего пистолета своему же оружейному ящику. Впрочем, и здесь процесс организации его хранения оказался в безнадежном тупике по причине безуспешных поисков неуловимого дежурного сержанта. И Николай, следуя примеру дежурного по части, потерял к происходящему должный интерес, решив с боевым товарищем не расставаться, пока сей тревожный факт не станет достоянием общенародной гласности, и местные начальники сами не озаботятся проблемой его разоружения. Однако то ли местное население не в полной мере прониклось духом главной идеи набиравшей обороты политической перестройки, то ли командование базы хранения училось смотреть на окружающий мир по-генсековски ширше, но, разоружать приезжего лейтенанта никто не спешил, и Николай со своим «Макаровым» сроднился.
Не обошлось без проволочки и с его личным размещением, так как всё, что могло даже отдаленно соответствовать, пусть не гостиничным, но хотя бы казарменным критериям к местам отдыха, уже занималось ранее прибывшими начальниками караулов. В таком же положении оказался ещё один новичок, и два товарища без определенного места жительства объединенными усилиями так утомили квартирным вопросом местечковое начальство, что оно, наконец, обратило на них свое высочайшее внимание, проявило вынужденную заботу и поселило обоих в маленькой палате для стационарных больных при здешнем медицинском пункте. И два успевших познакомиться лейтенанта облегченно выдохнули, достав из дорожных сумок запасы нехитрой снеди и целебных напитков.
И всё же местное начальство вовсе не игнорировало присутствие командировочных. На самом деле его заботили проблемы несколько других масштабов серьезности. Складские служащие и работники крайне тяжело справлялись с огромным потоком приходяще-уходящего боеприпасного добра, коего поступало из арсеналов столько, что ни места, ни рук не хватало этакую массу складировать. Здесь учет бы не упустить, а не то, что должным образом распределить по соответствующим каждому боевому индивидууму полочкам. Поэтому из прибывающих составов содержимое выгружалось как можно ближе от места их остановки на наспех сколоченные деревянные помосты и, частично с оных, частично из своих закромов, в уже необходимом для дальнейшей отправки порядке, загружалось в другие подготовленные вагоны. Зачем? Да всё для воюющей сороковой, то есть для выполняющего свой интернациональный долг Советского Ограниченного контингента войск в Афганистане, потребительский спрос которого соответствовал основательным масштабам интернациональных усилий. А чтобы Каган не занял третье место в печальном списке городов, одномоментно стертых с лица земли, и при этом не сорвать грандиозные планы грузоперемещений, вся деятельность многострадального коллектива части подчинялась решению именно этой главной задачи. А всё сопутствующее процессу стихийного складского творчества оставлялось за скобками ... на потом ... отодвигая разруливание нештатных ситуаций как можно дальше к моменту набора ими своей критической массы.
Пока ударными темпами переснаряжались вагон за вагоном, прибывшие караулы терпеливо ожидали своей очереди, то есть дня готовности очередного эшелона к отправке. Ожидание частенько затягивалось на неделю, иной раз и более. А что делать все это время? Правильно, отдыхать от вчерашней военно-полевой повседневности, достатками и недостатками которой каждый пресытился всласть и в горечь. И два познакомившихся начальника караула решили считать себя находящимися как бы в небольшом отпуске, обоюдно согласившись при этом ни в какие грехи тяжкие не пускаться, а мирно и желательно культурно провести нежданно дарованное судьбой относительно беззаботное время. Весь остаток первого дня своего вынужденного безделия лейтенанты, освободившись от первоочередных хлопот и расслабившись, просидели на лавочке в тени, обсуждая свои лейтенантские служебные заботы и неслужебные истории.
Глава 4. Восток-дело тонкое 1
Восток - есть дело тонкое,
товарищ Сухов прав ...
Иди любой дорогою, но знай, что путь лукав.
Второй день ожидания встретил командировочных товарищей столь аномальной солнечной активностью, что обоюдная идея пивного ей противоборства принималась с бодрящим воодушевлением. Первым же делом молодые, но вполне ответственные командиры проверили подчиненных. Пройдя по маршруту от казармы к столовой, свою четверку воинов Николай обнаружил при делах кухонных:
- Как дела? Где спали? Что ели? Чем заняты?
- Да всё в порядке, спали в казарме, вот ... поварам мало-мало помогаем, не голодные, - Каримов, стоя за длинным рабочим столом в забрызганном кухонной деятельностью фартуке, но в белоснежном поварском колпаке, огромным ножом ловко кромсал соломкой морковку за морковкой. С противоположной стороны Бобчинский на пару с Добчинским не менее артистично и вдохновенно расправлялись с луком и картошкой. Между варочными котлами мелькнул рыжиной Уразбаев. Такое положение дел лейтенанта удовлетворило полностью. Да он и не сомневался, что четыре воина узбекской национальности найдут теплое местечко или при кухне, или на складе продовольственном, поскольку так уж устроен их веками воспитанный на торгово-выгодных отношениях менталитет, что в данном случае, несомненно, приветствовалось.
Другому лейтенанту венценосным именем Степан в этом отношении не повезло. Его интернациональная славяно-молдаванская четверка подчиненных кухонно-складским притяжением не отличалась. Напротив, в состоянии вынужденного безделья могла легко и непринужденно доставить массу дисциплинарных неприятностей. Побродив по незнакомой территории, Степан отыскал потенциальных нарушителей в самом дальнем её уголке. Товарищи по бездельному счастью, с энтузиазмом передовиков строительной отрасли, возводили под кроной достойного их присутствия тополя хижину коттеджного типа. Строились основательно, отгородив от нежелательных наблюдателей необходимые для почетного возлежания квадратные метры двумя огромными деревянными катушками из-под силового кабеля, и забаррикадировав свободное между ними пространство защитного цвета ящиками от снарядов. К моменту вскрытия противником их тщательно замаскированной позиции, четверка заскучавших воителей вдохновенно обустраивала свой крайне неуставной быт, готовясь к отбою, и один Всевышний мог предположить, какие сны послужат им путеводной звездой в дальнейших действиях после пробуждения.
Не долго думая, Степан отконвоировал несостоявшихся сурков в казарму и определил им альтернативное и на постоянной основе местоположение в Ленинской комнате. Разделив подшивку газеты Красная Звезда на четыре части и сунув каждому под нос кувалду серьезного размера и твердости кулака, лейтенант завершил политико-воспитательную работу:
- От корки, до корки ... Экзамен приму вечером.
Определившись с бытом подчиненных и, развивая на ходу тему пивной грамотности, друзья шагнули за порог контрольно-пропускного пункта, отправившись на поиски соответствующей торговой точки-бочки, в обиходе народном именуемой «коровой». Ориентируясь в незнакомой местности по шоссе, ведущему в город и, следуя подсказкам местного населения, на окраине Кагана таковую точку обнаружили в лоне зелено-тенистой прелести небольшого скверика. Прикупив сразу по две кружки граненого стандарта Веры Мухиной и пакетик подсоленных сухариков, пристроились на лавочке под деревцем и, в прохладном дыхании мило журчащего арычка, расслабились. Неторопливо и оценивающе отведали по половинке первой, похрустели сухариками и ... призадумались. Вкус пива друзьям показался каким-то … далеким от классического о нем представления. Продолжили уже осторожней, но всё же содержимое первых осилили. А со вторыми вернулись к источнику с резонным желанием познать истину:
- Это что же за пиво такое?
Очередь жаждущих хмельного счастья местных завсегдатаев сего уличного питейного заведения дружно вздрогнула неодобрением и сомкнула ряды в защиту руки подающего. Трое бугаев в пропотевших полосатых халатах сдвинули тюбетейки на бритые затылки и воинственно сплюнули отработанным насваем. Бандитского вида Черного Абдуллы продавец, явно закаленный в делах подобных и готовый к неравной баталии, закрыл кран, поставил недолитую кружку на столик, снял с головы выгоревшую панаму с остатками армейской принадлежности, бережно водрузил её на батарею перевернутых кружек. Презренно не удостоив лейтенантов и толикой внимания, вновь взял недолитую кружку с пивом и, сделав шумный глоток, с достоинством профессионального дегустатора, произнес:
- Халлёдний.
Затем, с чувством выполненного просветительского долга и, сразив недостойно вопрошающих презрительно-уничтожающим взглядом победителя, надел панаму, от души допенил кружку и передал терпеливо ожидающему в благодарном поклоне покупателю.
Глядя на невозмутимое непроницаемо-индейское лицо торговца хмельным удовольствием, лейтенанты уяснили, что, пожалуй, такой сорт пива у него всегда и решили более не рисковать. Вторые кружки остались нетронутыми, но ... оказалось ... поздно. Похоже, что принимать жидкость, столь сомнительной принадлежности к излюбленному мужской половиной человечества напитку, могли исключительно местные устойчивые к внутренним потрясениям организмы. Организмы же пришлых из далеких гарнизонных окраин товарищей, стерилизованных по мере необходимости и желания, как правило, более чем сорокоградусным эликсиром, с нанесённым несравнимо легким, но крайне непривычным пивным ударом не справились. Ох, как же им повезло, что бедовая точка-бочка оказалась от пункта их временной дислокации на расстоянии критического, но всё же терпения, а потому добежать к следующей своей цели в нужном направлении парни успели. Более в тот день друзья расположение базы не покидали. Порошки медбрата и мужская комната медпункта спасали положение до позднего вечера.
Утро следующего дня ознаменовалось полным выздоровлением, и два товарища по командировочному счастью посчитали возможным продолжить его эффективную реализацию ранее намеченным методом культурного времяпрепровождения. Эксперименты с пивом оставили в прошлом, а более крепкие напитки парней не интересовали по двум причинам. Первая заключалась в великолепной солнечной активности. Второй же причиной являлся действующий в то время, так называемый, Горбачевский сухой закон. Именно в текущем 1985 году в стране по велению не совсем адекватных правителей предали анафеме всю вино-водочную систему, что привело к тотальному дефициту этого доселе и по-прежнему востребованного потребительского товара. Поэтому выбор друзей пал на экскурсию по нетленным древностям Бухары. А там ... как Бог даст.
Как новоиспеченные исследователи старины морально не готовились к встрече с восточным таинством веков, но колоссальное количество и запредельная плотность достопримечательностей великого города их изрядно потрясли. Повинуясь движению по большей части туристических масс, жаждущие исторических познаний лейтенанты незаметно оказались в самом экскурсионном эпицентре, то есть на площади Регистан, где непосещение главной резиденции эмиров Бухарских в знаменитой крепости Арк приравнивалось к туристическому преступлению. Блюдя неписанный закон, парни двинулись по долгому коридору внутрь каменной древности, ужасаясь гробовой мрачности и тесноте тюремных клеток, вмурованных в самой толще стены прохода. Побродив по широким крепостным террасам, экскурсанты оценили исполинскую мощь цитадели и ... не очень-то глубоко прониклись тихим восторгом экскурсионной массовки, трогательно впечатленной восточным колоритом местечкового музейного комплекса. Как говориться, и не такое видали в своих пустынно-отдаленных захолустьях.
Особенно наших компетентных товарищей рассмешила наивность явно столичной группки, увлеченно кивающей в такт пояснений экскурсовода относительно, такого ... ну просто древнейшего бухарского изобретения, как арба, коих несколько штук уперлось оглоблями в каменное покрытие конюшенного двора, как главная его достопримечательность. Уж этого вида транспорта в окрестностях мест лейтенантской службы им встречалось не меньше, чем очарованным экскурсантам легковушек в своих столицах... по крайней мере, на душу населения точно.
Несколько повышенный интерес близких к разочарованию неутомимых искателей приключений вызвал разве что отдел природы, где умудренные опытом взаимоотношений с местной фауной лейтенанты предложили музейному смотрителю свою практически неограниченную в номенклатуре экспонатов помощь по их обновлению, поскольку кое-какие экземпляры им встречались и полюбопытней.
Дотошных в вопросах объективности молодых исследователей старины Бухарской, впрочем, как и всякого активно любознательного посетителя столь мощного, яркого и огромного исторического сооружения, заинтересовала явная несопоставимость его внешней величины с крайне малой, предлагаемой к осмотру, внутренней территорией. Туманные объяснения музейных работников о многолетних реставрационных работах ещё более подстегнули желание неудовлетворенных товарищей познать истину или, хотя бы приоткрыть завесу неведомой тайны старой крепости.
Проход на закрытую часть цитадели оказался рядом с общественным местом, куда лейтенанты ненадолго заглянули, прежде чем ступить на неизведанную тропу ... в общем, рядом с туалетом. Пройдя через небольшой двор, куда не ступала нога экскурсантов по причине его не музейного вида, искатели приключений наткнулись на закрытую дверь в глухом и давно не крашенном жестяном заборе. Безрезультатно подергав за ручку, они услышали потустороннее движение ... кто-то осторожно подошел, притаившись в ожидании.
- Открывай, медведь пришел, - настроенный по-боевому Степан грохнул в дверь кулаком и, заговорщицки подмигнув товарищу, строго добавил, - инспекция министерства обороны.
Шоркнула задвижка. Из приоткрытой двери на непрошенных гостей внимательно смотрел пожилой узбек.
- Кто такие? Почему без заведующего? Мандат есть?
- А как же, - напористый Степан сунул в проем открытую корочку удостоверения личности офицера и, бесцеремонно потеснив сторожа, шагнул на заветную территорию.
- И чего вам здесь надо? - старик по-прежнему настороженно оглядывал военного вида инспекторов, - мандатик-то дай-ка поближе посмотреть.
Степан, понимая, что удостоверение личности на требуемый мандатик никак не тянет, а дальнейшая безрассудная активность грозит провалом задуманного предприятия, сложил корочки и, многозначительно ухмыльнувшись, начальственно осмотрелся. На самом деле его мозг усиленно работал в поисках выхода из создавшейся неопределенности. Сторож, явно подозревая что-то неладное в действиях неожиданной и странной инспекции, приосанился, готовясь дать ей решительный отпор.
- Да погоди ты ... товарищ пошутил, - пришел на помощь Николай, шагнув между бойким товарищем и готовым вот-вот поднять тревогу охраннику. Вовремя вспомнив бессмертное учение товарища Сухова о тонкостях в делах восточных, он мирно улыбнулся старому служителю цитадели, придумав на ходу историю о якобы своем Катакурганском знакомом, поведавшим про тайные развалины бухарской крепости, оставшиеся ещё со времен нашествия Чингиз-Хана, где до сих пор ищут, мистически пропавшее, эмирское золото.
- Вот мы и решили проверить, правда ли ... А друг мой Степан просто пошутил. Извините ... ота.
- Так вы из Каттакургана? - прищурился старик, - у меня там брат младший на тракторном заводе работает.
- Отажон ... вы, верно, ошиблись, наверное он на хлопковом трудится, - простенькую стариковскую хитрость Николай понял верно, поскольку точно знал, что в Каттакурганской вотчине его гарнизона никакого тракторного завода не существует, а вот хлопковый да-а-а ... воняет на всю округу отменно.
- Ну, так что ... как насчет пропуска? - вовремя сообразил Степан, протянув потерявшему бдительность стражнику своё удостоверение, - проверяй мандат.
Вновь сделав строгое лицо, охранник раскрыл корочки и, неуловимым движением изъяв из них два рубля, широко улыбаясь, вернул хозяину.
- Мархабо, уважаемые ... мархабо, - и старик, со скрипом задвинув засов железной двери, повел нежданных «инспекторов» по пыльной тропинке вглубь загадочной территории, где среди горок каменно-глиняной печали зеленели редкие кустики пустынной поросли и лишь местами угадывались останки былого величия.
- Сюда, сюда ... заходите, отдохнем в тени, - старый охранник завел гостей в частично сохранившую купольную постройку с арочными проходами и поведал красивую легенду о происхождении крепости и настоящую историю развалин.
- Крепости этой много тысяч лет, никто не знает сколько ... никто, - провожатый, загадочно улыбнулся и поведал уже знакомую лейтенантам легенду, услышанную от экскурсовода группы туристов, к которой они ранее ради интереса присоседились. Однако в устах почтенного рассказчика сия история звучала как нечто сокровенное, священное, оберегаемое мудростью поколений, потому воспринималась без колебаний с верой в истину.
По народному преданию крепость построил легендарный герой Сиявуш, бывший сыном Иранского царя Кей Кавуса и его жены - пленной туранки царского рода. После её смерти Кей Кавус вторично женился на Судабэ, которая воспылала любовью к Сиявушу. Когда же она поняла, что он не отвечает ей взаимностью, оклеветала Сиявуша перед отцом. Кей Кавус, поверил жене и выгнал сына из Ирана. После долгих скитаний тот оказался в Туране, где правил царь Афросиаб. При царском дворе Сиявуш встретил прекрасную принцессу Фарангис и безумно в неё влюбился. Афросиаб не желал этого брака и решил хитростью заставить Сиявуша отказаться от возлюбленной, поставив невыполнимое условие. Он разрешит Сиявушу жениться на принцессе, если тот построит дворец на клочке земли, помещающейся под бычьей шкурой. Тогда Сиявуш разрезал шкуру на тоненькие полоски, соединил концы вместе, оградил ими огромную территорию и внутри этой границы построил великолепную крепость Кангдез, которая, впоследствии, получила название Арк.
Скучающий старый охранник не прочь был рассказать и о завоевании крепости Искандером Двурогим, и о разрушении её всемогущим Чингиз-Ханом, и о последующих исторических событиях, оставивших в крепостной судьбе немало черно-белых отметин бедствий и милостей. Но коль его посетителей интересовали развалины, поведал он только о последней черной полосе, так и оставившей глубокие шрамы на большей части крепостной территории, оказалась ликвидация Бухарского эмирата в двадцатом году двадцатого же века, когда главнокомандующий Туркестанским фронтом Красной Армии Михаил Фрунзе во время штурма Бухары громил цитадель артиллерией и бомбил с аэропланов.
Фрунзе? Как Фрунзе? Не может быть Фрунзе? Неужели тот самый Михаил Васильевич, красноармейский полководец, знаменитый нарокомвоенмор ... да чтобы он ... да быть того не может ... Лейтенантское воспитание идеалистически двуполярного восприятия событий Гражданской войны отказывалось верить в столь откровенное посягательство на славное имя героя. Хотелось возразить, убедить ... и рассказчик с душой восточной тонкости, очевидно, почувствовав настроение гостей, подправил повествование в нужном направлении.
- Хотя, если по-хорошему разобраться ... ну что за бомбочки могли нести тогдашние аэропланы, чтобы вот так ... всё изувечить ... Может и неспроста считается, что последний эмир Бухары Сейид Алим-хан сам решил взорвать цитадель, чтобы сокровенные для него места никому не достались. Так что, чьих усилий в этих развалинах больше ... Фрунзе или эмира Бухарского ... тот ещё вопрос. И лишь небольшую часть крепости тогда удалось уберечь от пожара и потом восстановить, по ней-то сейчас и гуляют туристы. А крепостные развалины полюбились киношникам, они частые здесь гости ... приезжают фильмы снимать. Я вас за них-то сначала и принял, думаю, нарядились, выпили и пришли покуражиться ... любят они это дело, - завершил свой рассказ старик-охранник, и с лейтенантских душ немного отлегло.
Попрощавшись с неожиданным гидом, ошалевшие от впечатлений лейтенанты, покинули цитадель и, выбравшись на гудящий восхищением толпы площадной простор Регистана, отправились в бесцельное и бесконечное праздношатание живописными маршрутами двухтысячелетней истории Старого города. Дабы пестрая толпа экскурсионных зевак не мешала полному ощущению магии удивительного перемещения в далекое прошлое, позевав вместе с нею на главные достопримечательности крепостного окружения, друзья решили найти тропу, где не ступала нога среднестатистического современного странника.
Обойдя высоченные и глухие стены мечети Калян с тыла, жаждущие свежих впечатлений путешественники смело шагнули в томную загадочность первой, попавшей под ноги улочки, стараясь по ходу знакомства с её внешностью и характером, запоминать и особые приметы, дабы не оказаться в положении киношного Лелика, рыдающего в тисках бесконечных тупиков. Примет же оказалась столь много и столь издевательски похожих, что память просто отказывалась воспринимать сей факт как нечто приметное, предлагая смириться с волей случая, в святом уповании на русское авось.
Высокие стены монументальных каменных строений с арочными окнами сменялись чередой глиняных дувалов с почерневшими от времени деревянными воротами, вновь вырастая за следующим перекрестком и далее опять уступая место под солнцем простоте кишлачной архитектуры. Пройдя мимо очередного медресе, ноги сами несли к очередной же примеченной за поворотом мечети или возвышающемуся над местечковым бытием минарету, порой украшенному гнездом аистов. Птицы счастья широко расправляли крылья, приветствуя странников, и провожали их степенными поклонами, щелкая клювами: «вам туда, вам туда». И друзья с оптимизмом продолжали путь в подсказанном направлении к великолепной голубизне мозаичных куполов, базарной пестроте уличных торговцев и коварному переплетению узких улочек, зачастую ничем не мощеных, растоптанных в пыль людской поступью и ослиными копытами, под задумчивыми взглядами, сидящих у дворовых ворот аксакалов, мимо невинных шалостей голопузых пацанов визжащих в арыках сомнительной чистоты ... И вся эта разновековая живописная смесь пышного благолепия и худой бедности норовила окончательно запутать, заблудить и, в конце концов, поверить в нереальную реальность обратимости времени.
Познав блеск и нищету замысловатых бухарских лабиринтов, друзья всё же выбрались из магии вековой бесконечности на нечто более определенное с обозримым простором. Дальнейшее направление движения подсказал открывшийся вид на Калян-минарет, как спасительный ориентир туристического блуда, утверждающий место его начальной и конечной тусовки с единственно точно запоминающимся названием «Регистан».
Улочки расширялись, обуваясь в брусчатку, на одной из достопочтенной старинной выщербленке которой Николай лишился современного каблука. И как-то совершенно кстати неподалеку оказалась сапожная мастерская, расположение которой удивительным образом позволяло хозяину внимательно наблюдать за непредвиденными ситуациями при встрече зазевавшихся прохожих с многострадальным дорожным дефектом. Причем, несмотря на музейный вид башмачного ремесла мастерской, ботинок всё же удалось довольно быстро починить.
Впрочем, крошечное местечко в арочном углублении древнекаменной стены действительно не совсем соответствовало нынешним понятиям о мастерской. На площади в пару квадратных метров сразу бросался в глаза окованный по краям и почерневший от времени деревянный сундучок оригинальной конструкции. В его настежь раскрытой крышке имелась дощатая раскладка особым способом по-книжному. На получившейся при этом широкой столешнице в идеальном порядке разместились инструменты вида музейных экспонатов. С переднего торца сундучка выдвигались потайные ящички с разнокалиберными ячейками, наполненными сапожной мелочевкой. Рядом находилась аналогичная реликвия похожего устройства, но без ящичков выдвижных и размером примерно вдвое меньше. На одну стену мастерской опиралась деревянная решетка, богато увешанная обувными заготовками, кусками кожи, дратвы и прочей рабочей необходимостью. К противоположной стене прислонилось деревянное же сооружение с полочками и крючками, на которых аккуратно устроилась в понятном мастеру порядке обувь. У входа на тротуаре стояла замызганная ваксой подставка для чистки обуви. Удивительно, как в такой невообразимой тесноте нашлось место и самому хозяину. Тем не менее, рядом с сундучками на деревянной разножке расположился сапожник в ветхом халате неопределенного цвета и скромно продолжал наследие своих почтенных предков.
- Ассалом алейкум, уста! Каблук сломался, прибьешь?
- Ваалейкум ассалом! Синимай.
Мастер отложил в сторону ремонтируемую туфлю, надел на сапожную лапу лейтенантский ботинок и ловко восстановил его первозданный вид. Проверив что-то своим крепким ногтем с внутренней стороны обувки, удовлетворенно поцокал языком, оценив армейское качество советской обувной промышленности.
- Хоп, надивай.
- Яхши ... сколько за работу?
- Эээ ... а сколька ни жалка.
- Бир сум? - Николай достал рубль. Мастер многозначительно посмотрел, и лейтенант добавил второй.
Степан тем временем успел самостоятельно почистить свою обувь, на что неодобрительно посматривал мастер, и два товарища, не имея конкретных планов в дальнейшей туристического-исследовательской деятельности, влились в ближайший поток себе подобных, следуя простому житейскому правилу «куда кривая выведет».
Глава 4. Восток-дело тонкое 2
Восток - есть дело тонкое,
товарищ Сухов прав ...
Иди любой дорогою,
но знай, что путь лукав.
Туркестанское беспощадное солнце давало о себе знать всё больше, и уставшие странники принялись искать привлекательное прохладное место для легкого отдыха и серьезного перекуса.
Стоило ожидать, что в Бухаре с улично-продовольственным вопросом, впрочем, как и везде на Востоке, проблем не существовало по определению самого понятия «Восток». Здесь повсеместно соблазнительно и громко предлагались плов, манты, самса, лагман, лепешки и множество других аппетитных угощений. Но ведь и лейтенанты не вчера в хлебосольном Туркестане объявились, так что всем подобным сказочным изобилием они не то, чтобы уже пресытились, но ... захотелось парням нечто такого, чего и сами объяснить не могли.
И, в поисках необъяснимого, друзья набрели на интереснейшее местечко. Приглянулось им одно кафеси с витиеватой надписью над входом, с трудом читаемой как «Мороженое». Но привлекло внимание сие заведение общепита не столько обещанием насладить вкусно-холодным десертом, сколько своим местоположением. Находилось кафе несколько ниже всех окружающих построек, а вели к нему крутые и сурово потертые временем каменные ступеньки. Неприметное строение выглядело необычно, возбуждая воображение обративших на неё внимание ещё более древним духом истории, нежели остальные постройки старого города. Грубовато сложенное и округлое по форме, крупного камня сооружение имело куполообразную, но ближе к плоской крышу, покрытую разноразмерной глазурированной желто-зеленой мозаикой. В общем, кафеси чем-то наводило на мысль о некоем прародительстве всех медрессе и мавзолеев, коих в старом городе пруд пруди. Пройти мимо этакой полуподземной старины, не заглянув и не отведав обещанного холодного десерта, лейтенанты не смогли. И оказалось, что именно здесь и находится та самая обитель необъяснимого, но горячо желанного.
Внутренний антураж кафе выглядел также своеобразно, как и его внешний вид, удивляя грубой ... деревянностью, но тем и привлекая. Неоштукатуренные стены частично скрывали деревянные резные полуколонны, по залу в художественном беспорядке разбежались также деревянные круглые и овальные разнокалиберные столики в окружении деревянных же небольших, но довольно удобных креслиц, ореховым цветом отливал глянец барной стойки, да и простенькие люстры казались вполне осиновыми, а может и кленовыми ... Причем этакое множество древесины совершенно не создавало ощущения его переизбытка, наоборот, добавляло приятного чувства уюта к восточному колориту обстановки. Кроме того, здесь веяло какой-то природной, но никак не пещерной прохладой.
За изящным полукругом барной стойки скучало двое, в мягких отблесках освещения слабо различимых и показавшихся, не иначе, как братьями близнецами. Контраст их европейской одежды с самобытной обстановкой несколько омрачил романтический настрой лейтенантов, но активное проявление традиционного восточного гостеприимства окончательно утвердило их желание завершить поиски необъяснимого именно здесь.
Бармен и официант оказались парнями обшительными, в перебивчивых объяснениях поведав, что в этом месте некогда увлеченно копались археологи и их пыльные труды не прошли даром. Неутомимые исследователи обнаружили находящийся ниже окружающих построек ещё более древний культурный слой, в многовековом глиноземе которого неплохо сохранилось сооружение, оставленное на память потомкам некими совсем уж стародавними бухарцами. Постройку научно изучили, старательно подлатали, подмазали, подкрасили и превратили в место паломничества любознательных и голодных туристов с полезной выгодой для города. Так ли это на самом деле или не так, лейтенанты выяснять не стали, а просто приняли к сведению, заказав по порции холодненького и присев за свободный столик.
Интерес представлял и тот факт, что в помещении не работали кондиционеры, так как сей полезнейший продукт инженерной мысли нашей современности здесь отсутствовал в принципе, прохладу же обеспечивали каменные стены и какая-то хитрая задумка с устройством вентиляции. Просто удивительно, как умели старинные мастера обходиться без нынешних достижений технического прогресса.
Кроме мороженого меню кафе располагало и достаточным для утоления голода набором восточных блюд, поэтому друзья заказали для пробы горку самсычек, а заодно тихонько поинтересовались у хозяина: нет ли у него в холодильнике винца какого-нибудь сухонького. То ли действительно не было, то ли военный вид клиентов, пояс одного из которых недвусмысленно оттягивала кобура, не внушал бармену доверия, но в данной нелегальной услуге в условиях всесоюзного сухого закона он отказал. Но, как очередное доказательство неоспоримого утверждения товарища Сухова о тонкостях в делах восточных, появившийся из полумрака подсобки официант понимающе улыбнулся:
- По улице налево за углом чайхана, там у хозяина есть и сухонькое, и покрепче. У него можете купить, а у нас сядете вон в том укромном местечке и покушаете, как раз и самса пожарится.
Лейтенанты ненадолго отлучились. Сухонькое у чайханщика оказалось в дефиците, но в избытке предлагался «Узбекистон виноси» известного местного типа «Чашма», что покупатели оценили как вполне подходящий вариант, если сей портвейн белый узбекский немного минералкой холодной разбавить. Вооружившись драгоценным напитком, товарищи вернулись в кафе и, уютно расположившись за указанным столиком, приступили к наслаждению слегка газированным винно-минеральным коктейлем. Горка самсы букет дополняла.
С того самого дня у друзей утвердился следующий распорядок: утром убедиться, что подчиненные караульные на месте, здоровы и сыты, затем следовала прогулка в старый город с посещением полюбившегося кафе, иногда и с проходом через чайхану. Бывало, что и в самой чайхане располагались, благо её обстановка вполне привлекала приятной прохладой под сенью шикарного клена. И чайханщика, и бармена кафе очень даже устраивали столь постоянные посетители, каждый раз при встрече они кланялись и прикладывали ладонь правой руки почему-то к животу ... впрочем, здесь всё местное мужское население выражало свое уважение именно так.
Идиллию взаимовыгодного сосуществования всего единожды омрачил небольшой казус в кафе и исключительно по лейтенантской вине.
В тот памятный досадным курьезом день очередной прогулочный маршрут привел праздношатающихся товарищей в парк имени Кирова. Совершенно обыкновенное место отдыха горожан с традиционными фонтаном, колесом обозрения, набором детских каруселек, потертыми лавочками под сенью выдубленных солнцем тополей и шашлычным запахом ... поначалу привлек наличием небольшого пруда. От входа в парк к нему вела прогулочная дорожка вдоль канала, мягко журчащего меж высоких каменных теснин. Ближе к пруду стены понижались, постепенно равняясь с его берегами, как оказалось, лишенных достойной месту отдыха растительности. Серую гладь воды терзали гонимые ветром барашки, рассыпающиеся седой пенкой по глинистой кромке. С противоположного берега на унылую мокрую печаль скорбно смотрели пыльные развалины некогда мощных городских стен.
Мимо задумавшихся над дальнейшими действиями лейтенантов прошлепал босоногий мальчуган с удочками. Расположившись возле квелого кустика, малец посопел над оснасткой и со свистом забросил её метров на пять, пристроив удилище на торчащую из воды рогульку, сам же присел на корточки перед ней. Вторая удочка осталась лежать нетронутой.
- Клюёт? - Николай тихонько подошел, присел рядом, - что одну-то забросил, может, дашь порыбачить?
Мальчонка внимательно посмотрел на присоседившегося незнакомца, потом стрельнул карим прищуром на стоящего поодаль его сотоварища и, расплывшись в белозубой улыбке, неожиданно протянул:
- Три рубли-и-и ...
- Ха-аххх-а ... ну пацан ... ну коммерсант ... блллиинн, - смех Степана вернул Николаю дар речи.
- Ну, будь здрав ... рыбак.
И лейтенанты, не найдя в парке должного для себя интереса, и чувствуя близкое окончание беззаботной командировочной жизни, отправились уже знакомыми улочками старого города в полюбившееся им кафеси «Мороженое», где и произошел тот злопамятный казус, нарушивший идиллию взаимовыгодного сосуществования сторон: не скупой финансово посещающей и щедро-хлебосольной принимающей. Виной же всему пренебрежение простым жизненным правилом, справедливо утверждающим, что нет ничего хуже незавершенных дел.
Дело в том, что Николай по-прежнему вынужденно ... а по правде сказать, без должного проявления настойчивости в пробивании стены безразличия местячковой дежурной службы, не расставался с личным оружием. Днем его приходилось носить с кобурой на ремне, ночью хранить под подушкой. Сидеть же с поясным утяжелением в кафе оказалось крайне неудобно и приходилось сему досадному бремени некоторое время недостойно прятаться под хозяйской фуражкой на столе, дабы не пугать посетителей воинственным холодом вороненых отблесков.
В тот день, во время процесса освобождения от оружейного дискомфорта, безмятежную тишину кафе нарушил веселый перестук костяшек входных шторок, сигнализирующий о новых посетителях. Экскурсионное щебетание первой входящей молоденькой девицы и экзотический вид остальных указывали на их общую туристическую организованность. Звонкий девичий голосок хрустальным колокольчиком осыпал присутствующих юным обаянием и привлек внимание вальяжно развалившегося в кресле и блаженно протянувшего далеко под стол гудящие от долгой ходьбы ноги, Степана. Резво приняв осанистое положение и подвинув на край стола мешающую созерцанию прекрасного вазу с бумажными розами, он дернул за рукав занятого приготовлениями соседа.
- Ка-а-акая ... фемина ... а с ней, похоже, индусы пожаловали ... Ха, смотри ... смотри на хозяев ... эка они оживились.
Радость встречи с иностранцами согнула бармена с официантом пополам и, с приложенной к животику правой рукой, двинула навстречу инвалютному чуду. И вдруг ...
То ли неловкость Николая, то ли пылкий темперамент Степана, дернувшего товарища за рукав, но точно не новые посетители и, уж совершенно точно, не красавица экскурсовод явились причиной неожиданного грохота от падения на пол нечто тяжелого.
Лейтенанты на мгновение замерли, рассматривая стол без признаков оружейной заначки, затем в её поисках скрылись под столом.
Головы настороженных индусов повернулись в сторону шума ... и что же они увидели? Конечно же, притаившихся в полумраке под столом воителей, один из которых тянется к оружию. Узрившие недостойную месту крайне угрожающую картину оказались первыми из вошедших, и что они себе вообразили, осталось тайной, так как все живо развернулись и, путаясь в своих красивых национальных одеждах, ринулись на выход, увлекая за собой весь интуристический контингент и лишая хозяина столь прибыльного удовольствия.
- Хамы! - неожиданно зло прорычала девица и ретировалась последней, продолжая визгливо выкрикивать что-то про пьянь забулдыжную.
Спустя некоторое время в кафе ворвался наряд милиции при поддержке военного патруля, и оставшуюся часть дня, уличенные в недостойном высокому званию советского воина поведении товарищи занимались объяснительным чистописанием в обществе разъяренного коменданта, а затем и в кабинете не менее гневного командира приютившей их части. Тем не менее, неприятное событие имело и положительный результат - неразоруженный вовремя лейтенант, наконец-то с радостью доверил своего боевого железного друга на ответственное хранение сейфу местного дежурного.
На следующий день хозяева кафе встретили своих завсегдатаев прохладно, обиженно вздыхая, тихо, но внятно приговаривая:
- Ай, нехорошо как ...
Тем не менее, отсутствие в лейтенантской экипировке детали-виновницы получило достойную оценку, что, вкупе с солидным столовым заказом, не могло не повлиять на их скорейшую амнистию и полную реабилитацию. Добрые отношения сторон восстановились, и проводы полюбившихся кафешникам щедрых посетителей обрели привычные черты, сопровождаясь вежливыми поклонами и традиционным как бы поглаживаем своих пухлых животиков.
Так прошла неделя, в завершении которой Николай лишился общества своего товарища, потому как Степану пришлось прервать свою одиссею Бухарских похождений и отправиться с эшелоном по установленному маршруту. Оставшемуся в одиночестве лейтенанту пасть от скуки в объятия горького уныния командование склада не позволило, поскольку через день и его вызвали в штаб для оформления документов и приема подготовленного груза.
Продолжение:
Предыдущая часть: