Фёдор упрямо смотрел на бутылку перед собой, словно бы предъявляя ей свои претензии. Обе руки лежали на столе, помогая полностью на него опереться, чуть опустив голову вниз, чтобы исподлобья можно было устремить взгляд на заполненный доверху сосуд.
Да, она много раз выручала его, забирая на какое-то время боль, но возвращала все страдания обратно с лихвой в момент пробуждения. Никогда водка не решала проблемы, не помогала найти решения, она лишь временно избавляла от необходимости принимать решения и совершать поступки.
От водки много бед произошло в его жизни. С женой не ладилось может быть именно из-за неё, сына редко видел и не знал его толком, тоже благодаря водке, после и свободу потерял в момент распития спиртного.
Интересно, если бы он смог не пить, жизнь пошла бы иначе? Фёдор вздохнул. Он много раз думал по этому поводу, прекрасно понимая, что именно она, водочка, спасала его от сильного нервного напряжения, навеянного тоской.
Да, водка приносила с собой много бед, но и пережить ноющую боль внутри, которую в трезвом состоянии было невыносимо терпеть, она забирала хоть на какое-то время.
Утром всегда начиналась новая жизнь, накрывая состоянием похмелья и даря надежду, а вечер приводил за руку тоску, она заставляла вспоминать бесконечно моменты, в которых ничего изменить Фёдор не мог.
Протянув руку, он резко схватился за бутылку, словно бы страшась за то, что та может убежать, после наполнил рюмку, оставив чуток пустого пространства, взял в правую руку, приложил стеклянный край к губам и резко запрокинул голову назад, выпил всё, что было налито.
Затем он громко вернул пустую рюмку на стол, протяжно шмыгнул носом и взял вилку со стола, обречённо тыкая ей в яичницу, чтобы намотать чуток и закусить.
В доме было тихо. Даже часы, тикающие на стене много лет, давно прекратили отсчитывать секунды, замолчав навсегда. Фёдор почему-то вспомнил про них. Он обернулся и посмотрел на деревянный корпус со стрелками, весивший в следующей комнате.
«Надо их наладить, а то так и с ума сойти можно», - подумалось Фёдору. Положив вилку на стол, он подался назад, чтобы приготовится поймать то приятное ощущение от выпитого алкоголя, которое вот-вот проявится в его теле.
И тут она его настигла - та самая расслабленность и теплая волна, прокатывающееся от ступней до головы и останавливающаяся в груди. Ещё один вечер он проведёт в пьяном бреду, избегая тяжёлых мыслей.
Фёдор ухмыльнулся, ему вспомнилась продавщица Нина, которая сегодня настойчиво пыталась объявиться в его невестах. В своё время её знали не только в Рассвете или Спасовке, но и в других местах.
Девица была довольно красивой, к тому же очень предприимчивой и жениха искала себе сама, не ждала она судьбы, которая свалилась бы с неба. Уверенность, что ещё всё в её власти, Фёдор наблюдал в женщине и сейчас, но становиться её добычей не собирался.
У Нины Федя расспросил про Ефросинью, узнал её адрес – Ольховая 5. Туда он пока не отважился сходить, не знал, что надо бы ему спросить у этой женщины, что предъявить. Не верил Фёдор в россказни о том, будто бы это Аглая виновна в гибели всех членов его семьи.
Да, мужчины и правда помирали быстро в его родне, но и шибко не берегли себя. Дед Михей, с которого, по мнению Прасковьи Яковлевны, всё началось, был весёлым человеком. Мог выпить, сплясать или же в прорубь зимой сигануть – для него всё одно, ни страха, ни переживаний за свою жизнь он не испытывал.
Деда Фёдор не знал, только по рассказам отца мог картину воссоздать. Тот часто вспоминал его. Дед Михей вернулся живым с войны, считая это своей удачей. У него был собственный амулет – свинцовая пуля, которую он хранил в своём кармане.
По рассказам отца, незадолго до смерти, Михей потерял этот кусок металла в своём доме. Он выпал из кармана, когда тот одевался, и закатился куда-то. Искать было некогда, поэтому Михей оделся и отправился на работу ранним утром.
Пулю нашла бабка, его жена, уже после похорон Михея. Она закатилась под шкаф. После отец Фёдора частенько доставал этот кусок свинца, гордясь историей деда Михея.
Вытащили когда-то медики из Михея эту пулю, прошла она легко, не задевая каких-то жизненно важных органов, поэтому мужчина и считал всё это удачей.
Фёдор встал, подошёл к комоду и открыл верхний ящик, именно там мать хранила разного рода мелочи. Он подымал маленькие коробки, переставлял их и вынимал то, что не давало изучать содержимое ящика, как следует, затем всё же обнаружил эту пулю, беря её и рассматривая так, словно это было какое-то чудо.
Уложив пулю перед собой, Фёдор налил следующую рюмку и вновь резко выпил её. Ему было жаль, что деда он не застал, не был с ним знаком. Всё же было бы лучше, чтобы Михей жил дольше, передал все истории и легенды своей жизни лично внуку. Он был нужен своим потомкам, а вот сам Фёдор будет ли важен для кого? Кто будет вот так сидеть и вспоминать его?
***
Проснулся Фёдор ровно в четыре утра. Петухи ещё не собирались петь, но солнце готовилось к тому, чтобы распустить свои лучи по небу. Фёдор уже неделю жил в родном доме, каждый раз просыпаясь рано.
Словно бы нечто неведанное не давало ему покоя. Он уселся на кровать, спустив ноги на пол, тут же ощущая прохладный ветерок, организованный сквозняком.
Через десять минут Фёдор уже шёл к мосту. Он не понимал зачем туда идёт, но дома почему-то не получалось у него оставаться. Необходимо куда-то идти. Может быть дело всё в выпитой накануне водке?
Фёдору почему-то подумалось, что женщинам живётся куда легче в плане вины. Они могут выдумать какие-то проклятья или порчи, оправдывая ими все невзгоды. Мужчина же знает, что всё плохое происходит только из-за него и мучается от этого.
Кто мог постараться, чтобы в 54 года у Фёдора не было ни семьи, ни детей? Разве же проклятия в этом виноваты? Нет, его рук дело. Это он собственноручно кутил и расходовал всё, что у него было, не дал своим близким то, что им было нужно.
Дойдя до реки, Фёдор задумался на какое-то время, решая податься ли ему через мост в Спасовку или же придаться унынию на берегу. Левая нога сама потянула его в сторону, направляя на Ольховую улицу.
Дом пятый был перед ним уже через минут десять. В одном окне горел свет. Ефросиния или же не спала в такой час ровно так же, как и Фёдор, а может быть боялась темноты, поэтому включала один ночник. В окне он увидел силуэт, проходящий по комнате, значит всё же не спит.
Вот интересно, вроде бы Нина ничего не говорила по поводу пристрастия Фроси к выпивке, а тоже женщина страдает бессонницей. Нина рассказала, что Аглая была довольно жестокой матерью, держала свою дочку в ежовых рукавицах, не пускала на танцы или же на какие-то мероприятия.
Когда Фрося заневестилась и были явные претенденты на её руку и сердце, мать непрестанно следила, чтобы никак не состоялась личная жизнь у дочери. Аглая была уверенна, что её родной кровиночке обязательно попадётся изменник и негодяй, который растопчет сердце её родного ребёнка, поэтому она старательно берегла Фросю.
Так девушка и не вышла замуж, а после и сама уж перестала мечтать о семье, считая себя может быть не достойной для такого счастья, или же была уверенна, что этой самой радости от наличия мужа просто не может быть.
Замужем Фрося так и не побывала. А вот от кого её родила Аглая, не было известно. На Михея никто не думал, так как Ефросиния имелась на момент их любовных отношений. Значит был ещё кто-то, о ком история умалчивает.
«Вот стерва, - подумал Фёдор, когда Нина поведала ему история Фроси, - сама то с одним встречалась, то с другим, а после дочери запретила строить свою любовь. Это же разве забота? Прямой эгоизм, желание, чтобы дочь возле неё была и всё».
Калитка скрипнула чуть заметно, не позволяя Фёдору пройти не замеченным. Он проник внутрь двора Ефросиньи так, словно бы задумал что-то, на самом же деле гость не понимал пока, что именно ему следует тут делать.
У сарая стояла лавка, сбитая наскоро из двух чурок и двух досок. Фёдор присел на неё. Он достал пачку сигарет из заднего кармана брюк, вытащил одну и сунул её себе в рот, тут же из другого кармана беря спички.
Курить он опять начал буквально вчера, до этого просто не было возможности, да и отвык за 12 лет. Теплый дым разошёлся по его лёгким, согревая на мгновенье. Он выдохнул.
- И чего тебе нужно? – спросил недовольный, женский голос неведомо откуда.
Фёдор осмотрелся, так как на крыльцо Фрося не вышла. Через мгновенье он понял, она говорила через открытую створку окна, не высовываясь сама.
- Чем-то мы повязаны, вот и пришёл выяснить, чего это ты так ненавидишь нашу семью? Я психолог твой, Фрося, выходи, будем тебя по косточкам разбирать, - тон у Феди был серьёзным, однако он шутил, не зная с чего начать разговор с этой странной дамой.