Закрывая затянувшуюся повесть о восстании декабристов, нужно ещё раз отметить, что шанс на успех оно имело бы, если бы «русский Вольтер» граф Сперанский, в умелые руки которого тайное общество планировало вложить бразды правления, эту идею бы поддержал. Но он этого, как известно, не сделал. По многим, несомненно, причинам, однако, не в последнюю очередь и по той, что в 1821 году вернулся в Петербург уже сторонником самодержавия. Насколько добровольным, убеждённым и искренним – вопрос сложный. Как показала история, декабристы ответили на него неправильно.
И следовательно о «самодержавии». Что это за слово такое? Почему в России до начала XX века самодержавию придавалось настолько большое значение, что оно, наряду с православием и народностью, включалось в перечень главных ценностей? Ответ кажется очевидным, но он совсем не очевиден. Абсолютных монархий было много, но ни в одной стране режим не называл себя «абсолютистским». Кроме того, – выше и предыдущих статьях это постоянно подчёркивалось, – именно Россия-то, исключая период правления Петра I, абсолютной монархией не была.
Начать здесь придётся с Петра. С того что школьный учебник называет социальной базой проводимых царём реформ мелкое служилое дворянство. Противниками же проводимого курса традиционно указываются «бояре». И с «боярами» ерунда, разумеется. Организованного афронта политика Петра не встречала. Все вопросы с землевладельческой знатью решил ещё Алексей, и при Петре «бояре», во-первых, были наиболее европеизированной и образованной частью общества, во-вторых, как «Шереметьев благородный» служили царю на тех же основаниях, что относительно «безродный» Меншиков и иностранные авантюристы, происхождение которых часто вообще загадочно. Но в главном-то учебник прав. И в прочих главах, где рассказывается об установлении абсолютных монархий в Европе, справедливо указывается, что против были лорды, тогда как условные «рыцари» – выступали за всевластие короля.
В начале нового времени бедный, а тем более безземельный, дворянин мечтал о двух вещах, – войне и могущественном короле. Всё остальное он собирался «взять на шпагу». Война требовалась, чтобы покрыть себя славой (Убьют? Ну и что. Таков путь.) От короля же ожидались награды – чины, земли, титулы, – вручаемые не по знатности, а по заслугам… И чтобы король свою задачу мог выполнить, всеми благами он должен был распоряжаться свободно, – единолично, без консультаций с кем-либо. Если монарха обсядут думой, кортесами или сеймом всякие богатые и родовитые мажоры, то от героя они, конечно, отгородятся стеклянным потолком и поделят между собой все пряники.
Проще же, созданное Петром I «дворянское государство» представляло собой утопию, «общество социальной справедливости», – но в таком виде, как социальную справедливость мог понять и представить,допустим, д`Артаньян. И за прошедший «бунташный век» мало что изменилось. Социальная база режима, во всяком случае, осталась прежней. Дворянство являлось единственной частью народа, которая что-то хотела и могла, просто потому что всякий, кто хотел и мог, автоматически к дворянству присоединялся. И у рядового представителя сословия слово «дума», ассоциирующееся с боярством, вызывало сильнейшую идиосинкразию. С другой стороны, самодержавие представлялось ему гарантией прав и свобод. А главное, равенства возможностей. Перед царём все равны.
...Во время ссылки, а затем службы в Сибири, Сперанский, конечно, мог бы пытаться объяснять провинциальным офицерам и чиновникам, что «боярская дума» и «государственная дума» – не одно и то же, а конституция, в принципе, способна делать то что и царь, – гарантировать равенство прав. Но с таким же успехом он мог убеждать в этом и упомянутого выше д`Артаньяна. Гасконец бы и половины слов не понял. В подавляющем большинстве «служилые» только начальное образование имели. «Самодержавие», как минимум, работало понятным простому народу образом. Работало же. Иначе поповский сын не стал бы графом и премьер-министром.
Так что, Сперанский посчитал политические реформы преждевременными и сосредоточился на создании системы среднего образования. В частности, Царскосельский лицей – его детище.
Что же до «самодержавия», то именно большая популярность данной идеи в обществе позволила русским царям между Петром и Николаем I не превратиться в правителей номинальных. Не являясь таковым, император должен был хотя бы казаться независимым и самовластным. Короля, как известно, играет свита, и в Петербурге свита играла так, будто монарх у нас «самодержец». После восстания декабристов она даже начала это делать старательно, – стремясь к убедительности по Станиславскому и не напоминая через слово о шарфе и табакерке.