Я никогда не думала, что буду благодарна свекрови. Нет, правда. Кто вообще благодарен свекровям? Это же как закон природы — невестка и свекровь должны быть как кошка с собакой. Вот у всех моих подруг так. А у меня...
Валентина Аркадьевна была странной свекровью. Она не лезла в нашу с Геной жизнь. Не давала советы по воспитанию детей, хотя у нас их пока и не было. Не критиковала мои кулинарные эксперименты. И супы мои хвалила...
Я её даже побаивалась немного. Она смотрела всегда как-то... насквозь. Будто видела все мои мысли, все мои сомнения. А я сомневалась часто. В себе. В нашем браке. В Гене.
В последнее время я заметила, что Гена стал каким-то другим. Нет, он не стал чаще задерживаться на работе. Не появились неожиданные командировки. Ничего такого. Просто... Стал по-другому пахнуть.
Когда живёшь с человеком долго, начинаешь чувствовать его запах. Просто... его личный запах. Запах его кожи, волос. Его запах. И вот Гена стал пахнуть иначе. Чуть-чуть. Едва уловимо. Но я заметила.
А потом были сообщения на телефоне. Он стал прятать телефон. Раньше оставлял, где придётся. А теперь — всегда при себе. И пароль сменил.
— Ген, а чего ты пароль сменил? — спросила я как-то.
— А? — он сделал удивлённые глаза. — Да на работе новая политика безопасности. Теперь каждый месяц надо менять. Достали уже со своей паранойей.
Я кивнула. Сделала вид, что поверила. А сама... Сама начала следить. Противно было от самой себя. Никогда не думала, что буду проверять карманы мужа или рыться в его вещах. Но я проверяла. И ничего не находила.
"Может, мне просто кажется?" — думала я. — "Может, это всё моя мнительность?". Но потом я встретила Вику, мою давнюю подругу. И она рассказала, что видела Гену с какой-то девушкой в кафе. Они сидели очень близко. И смеялись. Много смеялись.
— Может, это коллега? — с надеждой спросила я.
— Может, — пожала плечами Вика. — Просто... коллеги обычно так не смотрят друг на друга. И не держатся за руки.
В тот вечер я рыдала в подушку. Тихо, чтобы Гена не услышал. Он спал рядом. Спокойно спал! А я умирала от боли. Представляла их вместе. Их смех. Их руки. Их... всё.
На следующий день у меня опухли глаза. Гена заметил, конечно.
— Ты чего? Заболела?
— Да, что-то голова болит, — соврала я.
Он прижал меня к себе. Погладил по спине. А я вдыхала его запах. Чужой запах. И ненавидела себя за то, что всё равно таю от его прикосновений.
К Валентине Аркадьевне я приехала неожиданно. Для себя неожиданно. Села в автобус и поехала. Сама не знаю зачем. Может, хотела высказать ей всё? Мол, смотрите, какого сына вырастили! Или просто... просто хотела, чтобы меня кто-то обнял. Сказал, что всё будет хорошо. Что я справлюсь.
Свекровь открыла дверь и замерла.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Нет — я попыталась улыбнуться. — Просто проезжала мимо. Решила заглянуть.
Она кивнула. Не поверила, конечно. Но виду не подала.
— Проходи. Я как раз чай поставила.
Мы сидели на кухне. Пили чай с вишнёвым вареньем. Я крутила чашку в руках. Мне было неловко. Глупо. Зачем я вообще приехала?
— Он изменяет тебе, да? — вдруг спросила Валентина Аркадьевна.
Я подняла глаза. Она смотрела спокойно. Без осуждения. Без удивления даже.
— Я... не знаю. Наверное.
— Наверное или точно?
— Я не видела. Но... есть признаки.
Свекровь кивнула. Отпила чай.
— Весь в отца, — сказала она тихо.
Я знала, что Генин отец ушёл от них. Когда Гене было пятнадцать. Ушёл к молодой возлюбленной. Бросил семью. Валентина Аркадьевна больше не вышла замуж. Так и жила одна.
— Я не хочу быть как вы, — вдруг вырвалось у меня. И тут же я прикусила язык. — Простите. Я не это имела в виду.
— Нет, ты правильно всё имела в виду, — улыбнулась свекровь. — Я тоже не хочу, чтобы ты была как я. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Она посмотрела в окно. На улице шёл дождь.
— Знаешь, в чём моя ошибка была? Я всё терпела. Думала — перебесится. Вернётся. А потом... потом было поздно. Я сама себя не уважала уже. Как он мог уважать?
Я молчала. А что тут скажешь?
— Не повторяй моих ошибок, — Валентина Аркадьевна накрыла мою руку своей. — Ты достойна лучшего. И Гена... он тоже достоин быть лучше, чем есть.
На следующий день был субботний обед у свекрови. Традиция такая — каждую субботу мы приезжали к ней. Гена любил эти обеды. И я тоже. Обычно.
Но в тот день я не хотела ехать. Боялась, что разревусь прямо за столом. Что выдам себя. Что всё разрушится.
— Может, ты один съездишь? — предложила я Гене. — У меня голова всё ещё болит.
— Нет уж, — он был непреклонен. — Мама обидится. Да и тебе свежий воздух не помешает. Давай, собирайся.
И мы поехали.
Валентина Аркадьевна встретила нас как обычно. Поцеловала сына. Обняла меня. Ничем не выдала наш вчерашний разговор. Я выдохнула с облегчением.
За обедом Гена был в ударе. Рассказывал какие-то истории с работы. Смеялся. Подкладывал мне салат. Заботливый муж. Примерный сын.
А потом... потом зазвонил его телефон. Он глянул на экран и напрягся.
— Извините, я отойду, — сказал он. — Это с работы.
Он вышел из кухни. Мы с Валентиной Аркадьевной остались вдвоём. Я смотрела в тарелку. Она — на дверь, за которой скрылся сын.
— Пойдём, — вдруг сказала она.
— Куда?
— Тихо. Просто идём.
Мы на цыпочках подошли к комнате, где был Гена. Дверь была приоткрыта. Он стоял спиной к нам. Говорил тихо, но мы всё равно слышали.
— Да, солнышко... Нет, я не могу сегодня... Да, у мамы... Ты же знаешь, это традиция... Я тоже скучаю... Очень скучаю...
Внутри у меня всё оборвалось. Значит, правда. Значит, не показалось.
Я хотела уйти. Убежать. Но Валентина Аркадьевна держала меня за руку. Крепко держала.
Гена закончил разговор. Повернулся. И замер. Мы стояли в дверях. Смотрели на него. Он побледнел.
— Мам... Я... Это...
— Это что? — спросила свекровь. Голос у неё был спокойный. Даже слишком.
— Это с работы звонили, — неуверенно сказал Гена.
— Да? — Валентина Аркадьевна прищурилась. — И часто ты кого-то из коллег называешь "солнышком"?
Гена молчал. Смотрел в пол, как нашкодивший мальчишка.
— Я разочарована, — сказала свекровь. — Не думала, что мой сын вырастет таким же, как его отец. Трусом и предателем.
— Мам, ты не понимаешь...
— Нет, это ты не понимаешь! — впервые я услышала, как Валентина Аркадьевна повысила голос. — Ты не понимаешь? Что делаешь больно самым близким людям! Ты не понимаешь? Каково это — жить с предательством! А я понимаю. И она, — она кивнула на меня, — теперь тоже понимает.
Я стояла ни жива ни мертва. Хотела провалиться сквозь землю. Хотела исчезнуть.
— Мам, перестань, — Гена попытался взять ситуацию под контроль. — Давай не будем устраивать сцен.
— А давай устроим! — вдруг выпалила я. — Давай устроим сцену! Давай, наконец, будем честными!
Они оба уставились на меня. Я никогда не повышала голос. Никогда не закатывала истерик. Я была "удобной" женой. Тихой. Покладистой.
— Ты изменяешь мне, — сказала я, глядя Гене в глаза. — Не отрицай. Я всё знаю. Я всё чувствую.
— Любаш, послушай...
— Нет, это ты послушай! — я уже не могла остановиться. — Я любила тебя! Верила тебе! А ты... ты как твой отец! Точно такой же!
Гена вздрогнул, будто я ударила его. Это было больное место. Он всегда боялся быть похожим на отца.
— Я не такой, — прошептал он.
— Такой, — твердо сказала Валентина Аркадьевна. — Но ещё не поздно всё исправить. Ещё не поздно стать другим человеком.
Она подошла к сыну. Положила руки ему на плечи.
— Я люблю тебя, Гена. Всегда любила и буду любить. Но я не буду закрывать глаза на твои ошибки. Не буду покрывать тебя. Не в этот раз.
Гена смотрел на мать. В его глазах стояли слёзы.
— И что мне делать? — тихо спросил он.
— Выбирать, — ответила она. — Прямо сейчас. Решать, каким человеком ты хочешь быть. С кем ты хочешь быть.
В машине мы молчали. Я смотрела в окно. Гена — на дорогу. Между нами была пропасть. Огромная, бездонная пропасть.
— Прости меня, — вдруг сказал он.
Я повернулась к нему. Он продолжал смотреть на дорогу.
— Я не знаю, что на меня нашло. Она... это ничего серьёзного. Просто...
— Просто что? — я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Просто захотелось новых ощущений? Просто стало скучно со мной?
— Нет! — он резко затормозил. Припарковался у обочины. Повернулся ко мне. — Нет, дело не в тебе. Дело во мне. Я испугался.
— Чего?
— Всего. Ответственности. Взрослой жизни. Мы же говорили о детях, помнишь? И я вдруг понял, что не готов. Что боюсь не справиться. Что боюсь стать плохим отцом. Как... как мой.
Он закрыл лицо руками. Его плечи задрожали. Он плакал. Мой сильный, уверенный в себе муж — плакал.
— И вместо того, чтобы поговорить со мной, ты решил завести интрижку на стороне? — спросила я. — Это твоё решение проблемы?
— Я идиот, — он поднял на меня глаза. — Я всё испортил, да?
Я не ответила. Не знала, что ответить.
— Любаш, я... я не хочу тебя терять, — он взял меня за руку. — Я люблю тебя. Правда люблю. Она... она ничего для меня не значит. Просто глупость. Ошибка.
— А если бы мы с твоей мамой не узнали? — спросила я. — Ты бы продолжал?
Он молчал. И это молчание было красноречивее любых слов.
— Я не знаю. Смогу ли я тебе снова доверять — сказала я тихо. — Не знаю. Смогу ли забыть.
— Я сделаю всё, чтобы ты смогла — он сжал мою руку. — Всё, что угодно. Только... только не уходи. Дай мне шанс. Один шанс.
Прошёл месяц
Гена менялся на глазах. Стал внимательнее. Заботливее. Прозрачнее — всегда говорил, где он и с кем. Больше не прятал телефон.
С той девушкой он порвал. Сразу, в тот же день. При мне позвонил ей и сказал, что больше не может с ней видеться. Что любит свою жену. Что хочет сохранить семью.
Мы начали ходить к семейному психологу. Учились заново разговаривать друг с другом. Учились доверять.
Было трудно. Очень трудно. Иногда я просыпалась среди ночи и смотрела на спящего Гену. И думала — а вдруг он снова? Вдруг всё повторится?
Но потом... потом я вспоминала глаза Валентины Аркадьевны. Её слова. "Ты достойна лучшего. И Гена... он тоже достоин быть лучше, чем есть".
И я решила дать ему этот шанс. Шанс стать лучше, чем он есть. Шанс стать не таким, как его отец.
А через два месяца я узнала, что беременна. Мы не планировали. Просто так получилось. И когда я сказала об этом Гене, он заплакал. Второй раз в жизни я видела, как он плачет.
— Я буду хорошим отцом — прошептал он, обнимая меня. — Клянусь тебе. Я буду самым лучшим отцом на свете.
Валентина Аркадьевна плакала. Когда узнала о внуке. Обнимала меня. Гладила по волосам.
— Спасибо, — шептала она. — Спасибо, что не сдалась. Что поверила в него.
— Это вам спасибо, — ответила я. — За то, что не побоялись вмешаться. За то, что наказали своего сына. За то, что... спасли нашу семью.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
— Знаешь, я ведь тогда не его наказала. Я себя наказала. За все годы молчания. За все годы, когда я закрывала глаза на ошибки его отца. Когда терпела. Когда не говорила правду.
Мы сидели на той же кухне. Пили тот же чай с вишнёвым вареньем. За окном снова шёл дождь.
— Яблоко от яблони недалеко падает — задумчиво сказала Валентина Аркадьевна. — Но иногда яблоко может откатиться далеко-далеко. И стать совсем другим деревом.
И я поняла, что она права. Гена мог пойти по стопам отца. Но выбрал другой путь. Свой путь. И мы — его мать и жена — помогли ему сделать этот выбор.
Я до сих пор не знаю, правильно ли мы поступили. Не знаю, сможем ли мы полностью залечить эту рану. Но я точно знаю одно — иногда нужно набраться смелости и наказать тех, кого любишь. Наказать, чтобы спасти.
И я благодарна своей свекрови за эту науку. За её мудрость. За её смелость.
Кто бы мог подумать? Я благодарна свекрови. Валентине Аркадьевне. Которая сама наказала своего сына. Когда случайно узнала, что он встречается с другой.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍