— Валя, где мой свитр?! — орал Николай из спальни. — Опять не постирала!
Она молчала. Научилась молчать ещё в первый год замужества. Тогда ещё думала: переживёт, образумится. Но Коля не образумился — озлобился. С каждым годом всё больше.
— Бесполезная ты, — бросал он, проходя мимо. — Что толку от тебя в доме?
Валентина сжимала губы и продолжала мыть посуду.
Спасение пришло неожиданно. После выхода на пенсию она устроилась соцработником. И попала к Льву Львовичу.
Ворчун ещё тот был — старый архитектор, семьдесят восемь лет. Жил один в квартире, заваленной чертежами и книгами по искусству.
— Зачем вы ко мне ходите? — буркнул он в первый день. — Денег у меня нет. Наследники уже всё высчитали.
Но Валентина просто делала своё дело. Готовила, убирала, покупала лекарства. Не ждала благодарности — привыкла не ждать.
А потом... что-то изменилось. Лев Львович стал рассказывать о домах, которые строил. Показывал фотографии особняков довоенной поры.
— Вот этот — мой любимый, — говорил, указывая на снимок. — Сам проектировал, сам строил. Руками... понимаете?
Валентина понимала. О работе руками знала не понаслышке.
Иногда они сажали цветы на его балконе. Маленькие астры, петунии. Лев Львович удивлялся:
— У вас талант к этому делу. Растения к вам тянутся.
Никто никогда не говорил ей о талантах.
После того как Льва Львовича не стало, мир снова померк. Лев Львович умер тихо, во сне. Родственники даже не приехали хоронить. Все хлопоты взяла на себя Валя. Не обязана была. Но уж очень добрые у них с Львом Львовичем сложились отношения.
Точка невозврата
В тот вечер Николай пришёл особенно злой. Очередные неудачи на работе, очередные претензии к жизни. И, как всегда, виновата была она.
— Смотрю на тебя — и тошнит, — процедил он, садясь к телевизору. — Сорок лет жизни на ветер.
Валентина стояла у плиты. Варила суп.
— Если не нравится — дверь там, — бросил Николай, не оборачиваясь. — Всё, что у нас есть — моё. Квартира моя, дача моя. Уходи хоть в дом престарелых. Видеть тебя больше не могу.
И тогда что-то щёлкнуло.
Валентина выключила плиту. Сняла фартук. Достала из шкафа старый чемодан.
Николай обернулся только когда услышал звук замка.
— Ты что делаешь?
— Ухожу.
Руки даже не дрожали.
Она складывала вещи методично: две кофты, юбку, запасные туфли. Больше ничего не помещалось.
— Валька, ты чего? — в голосе Николая появились нотки растерянности. — Я же не всерьёз.
— Всерьёз, — сказала она тихо. — Очень всерьёз.
Чемодан защёлкнулся. Такой звук — окончательный.
У порога обернулась:
— Суп доваришь сам. Не забудь выключить.
Дверь захлопнулась за ней мягко. Без хлопка, без скандала.
Ночевала у Марины, бывшей коллеги по соцслужбе. Та ахала, причитала, предлагала чай с коньяком.
— Валя, ты что наделала?! В твоём возрасте.
Утром — звонок.
— Валентина Николаевна? — незнакомый мужской голос. — Говорит нотариус Петренко. Вам необходимо срочно подойти в контору. Речь идёт о наследстве Льва Львовича Архангельского.
Трубка выпала из рук.
Поворот судьбы
В нотариальной конторе пахло старой бумагой и чужими судьбами. Валентина сидела на жёстком стуле, крепко сжимая ручки сумочки. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно в соседней комнате.
— Вы уверены, что не ошиблись? — прошептала она. — Я ведь просто работала у него.
Нотариус — пожилой мужчина в очках — внимательно изучал документы.
— Лев Львович Архангельский оставил завещание. Очень подробное, — он поднял глаза. — Цитирую: «Валентине Николаевне Морозовой завещаю дом по адресу улица Садовая, 47. Она единственная, кто не ждал ничего взамен, но отдавала тепло. В мире, где все считают выгоду, она просто была рядом».
Валентина заплакала. Тихо, без всхлипов.
— Там ещё есть, — нотариус откашлялся. — «Пусть этот дом станет её крепостью. Она заслужила право быть счастливой».
Ключи лежали на столе. Тяжёлые, старинные, с массивным брелоком. Валентина боялась к ним прикоснуться — вдруг всё исчезнет?
Первое знакомство с особняком
Садовая улица встретила её тишиной. Старые липы, покосившиеся заборы, дома с историей. А в конце — он. Особняк.
Двухэтажный, с башенкой и резными наличниками. Краска облупилась, сад зарос, но... Господи, какой же он красивый!
Калитка скрипнула протяжно. Валентина шла по дорожке и не верила собственным глазам. Здесь, под старой яблоней — клумба. Та самая, которую они с Львом Львовичем планировали для его балкона.
— Он что, специально, — прошептала она, присев на корточки.
Астры! Её любимые астры, только здесь, в земле. Многолетние, уже проклюнулись зелёные росточки.
Ключ вошёл в замок легко, словно ждал её.
Внутри пахло деревом и временем. В прихожей — зеркало в резной раме, такое же, как на фотографиях, которые показывал Лев Львович. В гостиной — камин, а на каминной полке...
Валентина замерла.
Фотография. Она сама, совсем недавняя, на балконе у Льва Львовича. Они сажают цветы, она смеётся над чем-то. Когда он её сфотографировал? И главное — когда успел напечатать и поставить сюда?
Рядом записка, его почерк:
«Валечка, если читаете это — значит, я уже там, где нет ни боли, ни одиночества. А вы здесь. В доме, который ждал свою хозяйку семьдесят лет. Живите. Просто живите и будьте счастливы. Вы это умеете — я видел. Л.Л.»
Исследование нового дома
Каждая комната — открытие. На втором этаже — кабинет с чертежами, библиотека с книгами по архитектуре. В спальне — антикварная мебель, но постельное бельё свежее. Он что, готовился?
В кухне — современная техника, холодильник.
В подвале — мастерская. Столярные инструменты, заготовки мебели. А в углу — скворечник. Наполовину готовый.
Столкновение с прошлым
На третий день — звонок в дверь. Настойчивый, нетерпеливый.
Валентина открыла — и сердце упало. Николай. В мятой рубашке, с букетом увядших роз.
— Валя, — он протянул цветы. — Я же не думал, что ты всерьёз.
— Откуда узнал адрес?
— У Марины выпытал. Слушай, что за глупости? Домой пора. Я подумал. Может, и правда был резок.
Валентина стояла на пороге. Не пригласила войти. Впервые за сорок лет — не пригласила.
— Резок? — переспросила тихо.
— Ну да. Мужики все такие, ты же знаешь. Но я соскучился! Дома всё не так без тебя.
— А я не соскучилась.
Николай растерялся. Такой Валентины он не помнил. Прямая спина, спокойный взгляд, уверенный голос.
— Ты чего говоришь? Да ладно тебе. Собирайся, поехали домой. Соседи уже языками чешут, позор какой.
— Мне не стыдно.
— Валька, ты что, свихнулась?! В твоём возрасте. Да кому ты нужна? Одна останешься!
Валентина посмотрела на него — и вдруг поняла: боится. Этот мужчина, который сорок лет командовал ею, — боится остаться один.
— Знаешь, Коля, — сказала она мягко, — я уже не одна. У меня есть дом.
— Что за бред?! Какой дом? Ты же нищая!
— Не твоё дело.
Она начала закрывать дверь, но он упёрся рукой.
— Валентина! Ты моя жена! Сорок лет вместе прожили!
— Нет, — покачала головой. — Ты прожил сорок лет. А я сорок лет выживала.
Первая ночь хозяйки
Дверь закрылась. Николай ещё постучал, покричал, но потом ушёл.
Валентина прислонилась спиной к двери и выдохнула. Руки дрожали — но не от страха. От облегчения.
Она прошла по дому — теперь уже по своему. Включила все лампы, разожгла камин. В гостиной стало тепло и уютно.
На кухне заварила чай — в красивом сервизе, который нашла в буфете. Села у окна, смотрела на сад.
Завтра начнёт приводить его в порядок. Посадит те астры, что проклюнулись. Может, найдёт мастера для скворечника. А может попробует сама?
Неделя преображения
Семь дней. Всего семь дней понадобилось Валентине, чтобы понять — она умеет быть счастливой.
Каждое утро начиналось с чая у окна. Не торопливого, не украдкой — спокойного. Потом работа в саду. Руки быстро вспомнили, как обращаться с землёй. Астры принялись, появились первые бутоны на кустах роз.
Соседка тётя Клава заглядывала через забор:
— Девонька, а кто это у Льва Львовича хозяйничает?
— Я теперь здесь живу, — отвечала Валентина, не прекращая полоть грядки.
— Да ну?! А муж где?
— А мужа нет.
Тётя Клава цокала языком, но больше не приставала. В её глазах читалось уважение — редко кто в их возрасте решался на такое.
Валентина обустраивала дом потихоньку. Перестирала все занавески, отмыла окна до блеска. В мастерской нашла краски — и покрасила скворечник. Ярко-синий, с белыми узорами. Повесила на старую яблоню.
Первый скворец прилетел на четвёртый день.
Осада начинается
На пятый день начался настоящий штурм.
Сначала пришла Николаева сестра, тётя Зина. Причитала на всю улицу:
— Валечка, что же ты творишь?! Коля же извёлся весь! Не ест, не пьёт.
— Значит, похудеет, — спокойно ответила Валентина, продолжая сажать петунии.
— Как ты можешь так говорить?! Сорок лет замужем!
— И что? Теперь сорок лет свободы.
Тётя Зина ушла, громко хлопнув калиткой.
На шестой день нагрянула целая делегация: Николай, тётя Зина, сосед дядя Вова и ещё какие-то люди. Валентина их не знала — наверное, коллеги Николая.
— Валентина Николаевна, — начал дядя Вова торжественно. — Мы пришли вас образумить.
— Образумливайте, — она даже не вышла за калитку.
— В вашем возрасте такие решения... Подумайте о здоровье, о будущем!
— Я думаю. Каждый день думаю — как же хорошо просыпаться без страха.
Николай молчал. Стоял за спинами других и молчал. Только глаза бегали — то на дом, то на сад, то на неё.
Последнее наступление
Седьмой день. Валентина поливала цветы из старой лейки — нашла её в сарае, почистила, теперь служила верой и правдой.
Калитка скрипнула. Николай. Один.
— Валька...
— Валентина, — поправила она, не поднимая головы.
— Хорошо, Валентина. Можно зайти?
Она кивнула. Он прошёл по дорожке, оглядываясь по сторонам.
— Красиво тут у тебя, — признал нехотя. — Дом-то... старинный.
— Очень старинный. И мой.
Они сели на скамейку под яблоней. Николай долго молчал, потом вздохнул:
— Слушай, а что если, что если мы здесь вместе? А? Я могу переехать. Продам квартиру, тут будем жить.
Валентина посмотрела на него внимательно. Впервые за много лет — действительно посмотрела.
— А зачем?
— Как зачем? Мы же... мы же семья!
— Семья — это когда друг о друге заботятся. А не когда один другого терпит сорок лет.
Он сидел рядом, этот человек, с которым прожила половину жизни. И Валентина вдруг поняла — она его не знает. Совсем не знает.
— Коля, — сказала мягко. — А ты помнишь, когда в последний раз спросил, как у меня дела?
— В смысле?
— Просто спросил: как дела, Валя? Как настроение? О чём думаешь?
Николай нахмурился, напрягся. Думал долго.
— Вот и я не помню.
Она встала, прошлась по саду. Показала ему клумбы, рассказала про скворца, который уже свил гнездо в новом домике.
Прощание
Солнце садилось. Николай всё сидел на скамейке, смотрел на дом, на сад, на неё.
— Значит, не вернёшься?
— Не вернусь.
— Даже если я изменюсь?
Валентина подумала. Честно подумала.
— Знаешь, Коля, может, ты и изменишься. Люди меняются. Но я уже изменилась. И путь назад для меня закрыт.
— А что будет со мной?
Впервые за все эти дни в его голосе не было требования. Только растерянность.
— Не знаю, — ответила честно. — Это теперь твоя жизнь.
Калитка захлопнулась. Валентина осталась в саду одна.
Впервые в жизни — одна и не боялась этого.
Первые гости
Месяц спустя Валентина стояла у плиты и готовила — но не из страха, а от радости. Сегодня к ней должны приехать девочки из соцслужбы. Марина, Светка, тётя Тоня из бухгалтерии.
— Валька, ты что творишь?! — ахала Марина в трубку. — Торты печёшь, стол накрываешь... Да мы просто на чай заскочим!
— А я хочу угостить, — смеялась Валентина. — Хочу — и угощаю. Понимаешь?
Понимала. Марина знала её достаточно долго, чтобы услышать в голосе подруги что-то новое. Лёгкость какую-то.
Пироги получились воздушные — с яблоками из собственного сада. Стол накрыла в беседке, которую за месяц привела в порядок. Покрасила, починила, украсила цветами.
Дом с теплом
Девочки приехали ватагой — с цветами, конфетами и охами-ахами.
— Валентина Николаевна! — Светка крутилась волчком. — Да тут же сказка какая-то!
— Дворец настоящий! — вторила тётя Тоня. — И сад... Боже мой, какой сад!
Они ходили по дому, трогали мебель, рассматривали фотографии. В гостиной задержались у камина.
— А это кто? — Марина показала на фотографию с Львом Львовичем.
— Лев Львович. Тот самый дедушка, за которым я ухаживала.
— Добрый был?
Валентина подумала.
— Честный. А это редкость.
За чаем разговорились. Светка рассказывала про новых подопечных, тётя Тоня жаловалась на отчёты. А Марина всё смотрела на Валентину и удивлялась.
— Ты... другая стала, — сказала наконец.
— В каком смысле?
— Живая какая-то. Раньше словно в тени была, а теперь... сияешь.
Планы на будущее
— А что дальше будешь делать? — спросила Светка, доедая второй кусок пирога.
Валентина задумалась. Планы? У неё впервые в жизни были планы!
— Хочу комнату под библиотеку переделать. Книги Льва Львовича разберу, систематизирую. А может, людям покажу — он такие альбомы с архитектурой собирал.
— Музей устроишь? — ахнула тётя Тоня.
— Не музей. Просто... место, где можно прийти, почитать, посмотреть красивые дома. Льву Львовичу бы понравилось.
— А ещё?
— Ещё хочу кружок садоводства организовать. Для пенсионеров. Многие в квартирах сидят, скучают. А тут сад большой, места всем хватит.
Глаза у неё загорелись. Марина улыбнулась — вот она, настоящая Валентина. Ta, которая была спрятана сорок лет.
А на каминной полке, рядом со старой фотографией, появилась новая. Валентина в окружении своих новых друзей, в собственном саду, под цветущей яблоней.
Наконец-то счастливая.
Каждый день новый увлекательный рассказ. Подпишись, чтобы не пропустить!!
Рекомендую почитать еще: