1. Понедельник, 07:15. Первое знакомство
Проснувшись, я ощутил аромат, который обычно чувствуют хирурги над вскрытым брюшком: резкий хлор, перемешанный с чем-то сладковатым. Вышел на площадку — туман, как в фильме-катастрофе. Соседка Тамара Константиновна (далее — ТК) в резиновых перчатках и дешёвом респираторе скребла щёткой мои родные перила.
— Доброе утро, — сказал я, задыхаясь.
— Доброе? — фыркнула ТК. — Вы знаете, сколько колоний стафилококка живёт на квадратном сантиметре поручня?
Не знал. С тех пор каждое утро, открывая дверь, я обнюхиваю воздух раньше, чем ищу тапки.
2. Среда, 22:40. Конфликт с уборщицей
Наш ЖЭК выделяет уборщицу Ларису Петровну: два раза в неделю влажная тряпка, дешёвый “Белизна-лайт”. ТК подкараулила Ларису у мусоропровода.
— В вашем растворе хлор ниже санитарного процента!
— У меня официальная инструкция, — пискнула Лариса.
— Инструкции пишут ленивые, чтобы жильцы умирали медленно, — отрезала ТК.
Лариса ушла в слезах. В тот же вечер ТК развесила объявление:
«С 1 апреля обработка подъезда беру на себя. Носить бахилы!»
У подъезда бахилы выдрали на второй день дети со второго этажа и сделали из них воздушных рыб. Ритуал контр-обработки продолжился без бахил, но с двойной дозой хлорки.
3. Пятница, 18:05. Побочные эффекты
В лифте запах напоминает среду дегазации времён Первой мировой. Пожилая пара с четвёртого этажа едет в поликлинику на плановый осмотр, кашляет хором. Валерий Иванович шутит: «До ковида хлор экономили, теперь отрываются». Жена не смеётся: глаза слезятся.
Я покупаю в аптеке увлажняющие капли. Провизор объясняет, что спрос вырос: «Центральный район хлорируют». Вру ей: «ЖЭК обеззараживает». Провизор строит мину «совсем с ума сошли».
4. Суббота, 11:30. Хлор-рафаэлло
ТК настояла на зборе жильцов «по поводу санитарии». Собрались трое: я, Валерий Иванович и студентка Ася. ТК держит ведро, словно кубок.
— Вода должна оставаться голубой минимум десять минут, — демонстрирует.
— У меня астма, — кряхтит Валерий. — Вы меня добьёте раньше стафилококка.
— Купите маску, — режет ТК.
Студентка Ася спрашивает:
— А можно хлор-рафаэлло не раз в день? Сессия, голова болит.
ТК смотрит так, будто предложили гладить кота против шерсти – смертный грех. Собрание закрывается.
5. Воскресенье, 03:12. Инсульт для носа
Просыпаюсь – нос словно облил спиртовым “Белизолом”. Выглядываю: ТК поливает лестницу из садового опрыскивателя. Тихо, в темноте. Спрашиваю:
— Зачем ночью?
— Днём испарения мешают людям, — искренне отвечает.
Логика интересная: чад ночью в закрытом подъезде – не мешает. Замечаю: ТК делает это без респиратора. Глаза красные. Догадываюсь: навязчивый ритуал сильнее химической боли.
6. Понедельник, 08:55. Победный рапорт
На доске объявлений ламинированный лист:
«ПЛЕСЕНЬ УНИЧТОЖЕНА. Благодарить не нужно».
Лариса-уборщица ходит с пакетом нашатыря — нюхает, чтобы хоть как-то перебить. ЖЭКу писали жалобы: результат — тишина. Санинженер пришёл, понюхал, сказал: «Пока нормы не нарушены». Кто их мерял – неизвестно.
Я начинаю дышать ртом, когда выхожу. Зимой открыть окна — самоубийство, но мы проветриваем лестничную клетку так часто, что сквозняк гуляет, как кот-бродяга.
7. Среда, 16:20. Трещина в “добродетели”
Слышу крик. Ася плачет: её кашемировое пальто висело на общей вешалке (на лестничных), ТК обработала его «профилактическим раствором». На светлом бежевом — белые разводы. ТК оправдывается:
— Одежда – транспорт микробов!
Ася грозит судом. Я стою, переводя взгляд с одного на другую: доброта, доведённая до холокоста для ткани.
8. Пятница, 20:44. Мой личный рубеж
Возвращаюсь с работы. Коридор блестит, как в морге. На ручке моей двери капли – сильный запах. В ярости стучу ТК.
— Вы зачем обработали МОЮ ручку?
— Ваш кот ходит в подъезд, может занести яйца глистов.
Я срываюсь:
— Мой кот не пьяный микробиолог, чтобы дезинфицировать всё подряд!
Она хлопает дверью. Я иду домой, вытираю ручку спиртом (смешно?), затем пишу объявление:
«ЧИСТОТА без согласия = НАСИЛИЕ. Просим прекратить частные обработки».
Утром листа нет — сорван.
Через неделю выключают отопление – авария. На улице –10. ТК открыла все окна «для выветривания токсинов». На площадке – ледяной туман. Валерий Иванович с женой укутаны. Я кричу:
— Тамара Константиновна, люди мерзнут!
— Замерзшие микробы перестают размножаться! — радостно рапортует.
Люди сговорились: позвонили участковому. Тот пришёл, понюхал, сказал: «Я не СанПиН, закрывайте окна». ТК закрыла, но через час — снова открыты.
Сейчас апрель. Отопление вернули, окна закрывать стало легче. Хлор тоже реже: ТК ограничилась «только вечерами». Лариса-уборщица переходит на другую работу. Мы остаёмся с коридором, где пахнет хлоркой так глубоко, будто настенная краска уже навсегда поменяла ДНК.
Мы составили коллективное заявление в УК, ждем инспекцию. Но я подозреваю: «санитарный террор» не вылечишь актами. У ТК внутри живёт микроб страха — и она дезинфицирует мир, пытаясь вытереть собственные тревожные пятна.
А пока мы дышим через шарфы. Чистота царит — холодная, как железо на зубах. Чисто, как в морге. Это победа? Скорее, очередная форма болезни, только без видимой плесени.
Я ловлю себя на мрачной мысли: «Иногда лучше пыль на полке, чем стерильность, в которой нечем дышать». Но ТК не оставляет пыли ни единому уголку. И порядок её побеждает – нас.
Постскриптум: если однажды мы перестанем здороваться на площадке, знайте: это не невежливость. Это инстинкт самосохранения, чтобы не вдыхать лишний раз воздух, в котором гигиена стала газом.