1944 год
Нина Васильевна рыдала, глядя на маленького внука Коленьку, который остался без своей мамы. Буквально час назад за её дочерью приехал черный воронок. В том, что она теперь долго не увидит свою беспутную дочь Веру, женщина не сомневалась - слишком тяжким было её преступление по меркам того времени...
- Нинка! Нинка! - услышала она голос своей сватьи Ирины.
- Принесла, нелегкая, - горестно вздохнула Нина Васильевна и тут же раздался топот ног в сенях и отворилась с шумом дверь.
- Доигралась твоя Верка? Доигралась, непутевая? Пока мой сыночек фрицев бьёт, твоя беспутная дочь крутила тут любовь с таким же бесстыжим! Бог всё видит, наказал её за такое поведение. Сидеть ей теперь лет пять, как минимум, а то и больше дадут.
- Ира, ты зачем пришла? Позлорадствовать? - Вытерла слёзы хозяйка дома. - Не трудись, не надо, мне и так тяжело. Да, непутевая моя Верка, глупость сотворила, грех совершила, так теперь меня надо гнобить?
- Да больно нужно! - махнула рукой Ирина Ивановна. - Кольку собирай.
- Чего? - затрепетала Нина Васильевна.
- Того. Собирай, говорю, внука моего. С нами теперь он жить станет, покуда сын мой не вернется. Я терпела, пока твоя Верка гуляла, не могла забрать его, всё же мать при нём была. А вот теперь посадят её, так что никто мне не помешает.
- Я помешаю! - Нина Васильевна встала и посмотрела на мать своего зятя. - Он останется здесь.
- Петя! Петя! - громко закричала в окно Ирина, зовя на помощь своего мужа.
Нина Васильевна вздрогнула. Заберут Кольку, куда уж ей с ними с двумя справиться?
Она и правда не смогла справиться с Петром и Ириной, которые нахально шарили по шкафам, собирая скудные вещички трехлетнего Коленьки.
Едва они вышли вместе с ребенком, Нина Васильевна упала на колени и горько зарыдала, причитая:
- Что же ты, Верка, натворила?
****
Нина Васильевна была счастлива, когда её единственная девятнадцатилетняя дочка Вера выходила замуж. Славный жених у неё был, гордость родителей, передовик в колхозе, хоть и молодой. Бравый и задорный Захар покорил сердце красавицы Веры, и спустя полгода гуляний в деревне играли шумную свадьбу. Нина Васильевна упросила молодых жить в её доме, так как мужа она схоронила несколько лет назад, и изба теперь мужских рук требовала.
Захар не протестовал, тещу уважал и мамой называл, а она же на зятя нарадоваться не могла - лучший кусок ему, с работы ждала с ужином, штопала ему одежду и вязала на зиму носки. Она к нему как к сыну относилась, и он добром платил матери жены за её заботу.
Со сватами Петром и Ириной она и ранее была давно знакома, все тут родились и выросли, а теперь вот и детей поженили. Когда спустя год после свадьбы Верочка забеременела, Ирина Ивановна и Нина Васильевна окружили её теплом и заботой.
Вместе и внуку Коленьке радовались, когда 5 мая 1941 года он появился на свет. Гордился Захар, счастлива была и Вера. А бабушки и дедушка хором твердили, что одного внука им мало, что лучше будет, коли детишки один за другим на свет родятся, тогда интереснее им будет вместе.
Молодые отшучивались, говорили, что всё еще впереди. Но спустя полтора месяца их мирную жизнь нарушило сообщение о том, что началась Великая Отечественная война...
Вера с сыном, Нина Васильевна, Ирина Ивановна с мужем Петром Семеновичем и их сыном-подростком Макаром теперь от всей души молились за ушедшего на фронт Захара.
Вместе они переживали, когда не было долгожданных писем, вместе и читали наконец-то пришедшие с фронта послания, полные нежности, надежды на будущее и любви к своим родным.
А потом вдруг случилось то, что даже в самом страшном сне не могла себе представить Нина Васильевна - её дочь загуляла! Это был конец прошлого, 1943 года.
Когда у них в колхозе появился новый учетчик, комиссованный в августе 1942 года, люди стали шептаться, что он слишком уж сально на Верку поглядывает, а она вроде как даже не краснеет, улыбается ему.
Нина Васильевна и Ирина Ивановна рты закрывали сплетницам, но вскоре и они поняли, что Вера не хранит верность своему мужу.
В этот особо голодный период, когда люди собирали на полях под снегом мерзлую картошку, Вера вдруг принесла домой кулек муки и кулек пшена, да еще и немного сахара.
- Это откуда? - прошептала изумленная Нина Ивановна, которая еще только утром протирала мерзлую картошку и высыпала туда остатки муки, чтобы наделать лепешек.
- Юра передал. Увидел Кольку, вот и сунул втихоря. Ты, мама, молчи, никому ничего не говори.
- Это же, поди, он со склада взял? Ворованное, ведь.
- Знаешь что, мама? Я и ворованное поем, и ребенка этим накормлю. Разве ты, Колька или я виноваты в том, что время сейчас такое?
- Людьми надо оставаться и по совести жить, - заплакала Нина Васильевна, вдруг поняв, что не просто так ей Юрий дал такое богатство в столь трудное время. Значит, не зря люди шепчутся?
- Знаешь что, мама? Я свою совесть засуну куда поглубже, пока мой сын голодает. Давай лучше похлебку с пшеном грибную сварим, сейчас сушку принесу из грибов.
- Сама вари. Сами и ешьте. А я не хочу. Кусок в горло не полезет, едва подумаю, каким путем это досталось.
Вера покраснела, глядя на мать, а та вышла из дома.
Не наивной была Нина Васильевна, понимала, что не просто так Юра из общего склада продукты по темноте да втихую даёт. Вот в другой раз Вера две банки тушенки принесла, затем и горох, и пшено, и муку носила.
Колька уже не хныкал от голода, но слышала Нина Васильевна, как рыдает её дочь по ночам. Видно, совесть всё же мучила несчастную. А вскоре и Ирина узнала о похождениях невестки. Вошла как-то в дом, а там Коля и Вера перловку с тушенкой ели.
Такой же вопрос, какой впервые задала молодой женщине родная мать, теперь задавала свекровь. Та промолчала. Ирина Ивановна, вскочив, швырнула стул на пол и процедила:
- Значит, правду люди говорят - шуры-муры у вас Юркой! Пока тут все справляются с общей бедой и с голодом по уму да по совести, ты заради банки тушенки от мужа гуляешь и подолы задираешь? Али по доброте душевной и просто так он тебе это выдает?
Ничего не ответила Вера, но с тех пор Ирина Ивановна носа не показывала в дом невестки и сватьи, а за Колей приходил её младший сын Макар, вечером он же и отводил мальчонку в дом.
А недавно, буквально на днях, в конце жаркого июля нагрянула внезапно комиссия. Вот тогда и случилось страшное.
Тогда только собрали урожай зерна, половину мешка Вера ночью приволокла домой. Нина Васильевна только головой качала. Она не ела ворованные продукты, кусок в горло не лез, покуда другие голодали. И мысли о том, за какие услуги дочь получает такое богатство, изводили её. А Вера даже говорить не хотела на эту тему, рот ей затыкала.
Но не доносить же на родную дочь?
Перепуганный Юрий зная за собой грешки, хотел смыться из села, но был быстро пойман. Пока ловили, выявили приличную недостачу. Не сходились многие цифры в отчетности. А кто-то из "сердобольных" про Веру рассказал, что Юра с замужней бабой любовь крутил. В дом Нины Васильевны нагрянули с проверкой, там и нашли эти полмешка пшеницы. Вера не стала отпираться, дала признательные показания. И хоть сама она не воровала, а уже брала ворованное, но соучастница же!
Веру увезли, а теперь и Колю у неё забрали. Ирина Ивановна пообещала еще и сыну написать про выкрутасы его жены. И может быть смолчала бы она, но он же будет письма ждать. Лучше уж сразу, лучше уж он на немцах свою злость выплеснет.
****
Через два месяца, изрядно похудевшая от переживаний и боли Нина Васильевна получила письмо от зятя. Он писал, что по-прежнему к ней относится хорошо, но Веры для него больше не существует, что между ними теперь навсегда будет каменная стена, которую не разрушить.
Нина Ивановна плакала. Что же за судьба у молодых? Один по краю смерти ходит, другая на шесть лет в лагеря уехала в колонию-поселение. Могли дать больше, но сотрудничала она со следствием, раскаялась, да и наличие маленького ребенка тоже повлияло на срок. Теперь она под Воркутой, а у Нины Васильевны даже рука не поднимается дочери написать хоть строчку поддержки...
Но позже она соберется с духом и начнет писать послания, присылать носки и варежки, связанные собственноручно. С тех пор, как у неё забрали внука Коленьку, женщина чувствовала острое одиночество. Ей позволяли видеть мальчонку только мельком, ненадолго, при этом его больше не приводили к ней в дом.
А еще и люди шушукались за глаза, да пошептывались. От этого Нине Васильевне было еще больнее.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. ГЛАВА 2