Утро началось с того ароматного кофе, который Наталья всегда брала с собой в термосе, отправляясь на работу.
Пар поднимался над крышкой, смешиваясь с морозным воздухом январского утра. Она поправила синюю униформу с логотипом клининговой компании "Чистый дом" и застегнула куртку повыше. Сегодня предстояла ответственная уборка в особняке за городом.
"Слушайте внимательно, — голос начальницы Ольги Петровны звучал особенно назидательно, — сегодня едем к Сергею Владимировичу Медведеву. Дом в сосновом бору, три этажа, антиквариат." Она сделала паузу, обводя взглядом четырех женщин. "Особое внимание — коллекции фарфора. Там, говорят, одна ваза стоит, как наша годовая зарплата."
Машина тронулась, и Наталья прижалась лбом к холодному стеклу микроавтобуса. За окном мелькали заснеженные поля, иногда попадались одинокие домики с дымком из труб.
Она вспоминала, как вчера сын просил купить новые кроссовки — старые уже жали в пальцах. "Может, чаевые будут хорошие", — подумала Наталья, перебирая в голове список предстоящих покупок.
Особняк встретил их роскошью, от которой перехватывало дыхание. Мраморный пол холла отражал хрустальную люстру, а вдоль лестницы стояли какие-то древние вазы с причудливыми узорами.
"Божечки-кошечки, — прошептала пожилая Галина Ивановна, осторожно проводя пальцем по перилам из темного дерева. — Это ж сколько тут всего!"
Хозяин, высокий мужчина в дорогом свитере, вышел встречать сам.
"Девушки, главное - фарфор, — он указал на массивные шкафы за стеклом. — Восемнадцатый век, некоторые предметы уникальные. Моя страсть."
Его голос дрогнул на последних словах.
Наталья кивнула, сжимая в руках тряпку из микрофибры:
"Не волнуйтесь, Сергей Владимирович, у нас опытные руки."
Работа закипела. Они двигались как часовой механизм. Наталья протирала пыль с хрупких статуэток. Галина Ивановна пылесосила ковры ручной работы, а две другие женщины начищали до блеска огромные зеркала в гостиной.
"Ой, девоньки, посмотрите-ка, — Галина Ивановна осторожно взяла фарфоровую пастушку с отбитым пальчиком. — А ведь когда-то и её кто-то разбил. Может, тоже уборщица?"
Все засмеялись, кроме Натальи.
Она вдруг представила, как эта хрупкая фигурка падает на пол, разлетаясь на тысячи осколков. В животе неприятно засосало.
К трём часам дом сиял чистотой. Даже старый дворецкий — сухопарый мужчина с безупречной осанкой — одобрительно кивнул, осматривая результаты их работы.
"Кажется, всё, — Наталья вытерла лоб тыльной стороной ладони. — Осталось только проверить окна."
Она уже собиралась уходить, когда заметила крошечное пятнышко на огромном французском окне в гостиной. Капля какого-то раствора застыла на идеально прозрачном стекле, сверкая на закатном солнце.
"Эх, — Наталья вздохнула. — Нельзя же так, почти идеально, а тут..."
Не раздумывая, она встала на массивную чугунную батарею под окном, чтобы дотянуться до верхнего угла. Металл был теплым, почти горячим — в доме поддерживалась идеальная температура.
"Наташ, да брось ты, — крикнула ей Галина Ивановна из коридора. — Хозяин и не заметит."
Но Наталья уже потянулась к пятнышку, встав на цыпочки.
В этот момент раздался странный скрежет, потом громкий треск — и батарея неожиданно оторвалась от стены, будто её и не крепили вовсе.
"А-а-а!" — успела вскрикнуть Наталья, чувствуя, как падает назад. Её руки инстинктивно потянулись к ближайшей опоре — массивному шкафу с фарфором.
На мгновение ей показалось, что она удержалась, но потом весь шкаф медленно, почти грациозно начал падать вместе с ней.
Звук был оглушительным. Сотни хрупких предметов разбились в одно мгновение, создав симфонию разрушения.
Наталья упала прямо в эту кучу осколков, чувствуя, как горячая вода из лопнувшей батареи заливает ей спину.
Наступила мёртвая тишина. Потом раздался душераздирающий вопль. Это прибежал хозяин. Его лицо было белее фарфора, который он так любил.
"Вы... вы..." — он не мог говорить, глядя на многовековые сокровища, превратившиеся в керамическую крошку.
Дворецкий первым пришёл в себя.
"Сергей Владимирович, вода!" — он бросился перекрывать вентиль.
Наталья медленно поднялась, чувствуя, как осколки сыплются с её униформы. Где-то в груди была странная пустота — ни страха, ни отчаяния, только спокойное понимание. Жизнь разделилась на "до" и "после".
"Я... — она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. — Я... я... я..."
Хозяин вдруг странно выдохнул и, к удивлению всех, рассмеялся.
Это был нервный, почти истерический смех.
"Знаете, — он провёл рукой по лицу, — моя жена всегда говорила, что эта коллекция доведет меня до беды." Он посмотрел на Наталью, и в его глазах читалось что-то похожее на облегчение.
"Видимо, она имела в виду именно вас."
Когда они уезжали, солнце уже садилось за соснами. В микроавтобусе царила гробовая тишина. Только через полчаса Галина Ивановна не выдержала:
"Ну что, Наташ, теперь ты легенда. Единственная уборщица, которая уничтожила коллекцию стоимостью в несколько миллионов за пять секунд."
Все засмеялись. Сначала неуверенно, потом всё громче. Даже Наталья не смогла сдержать улыбку.
"Зато чисто вымыла," — пробормотала она.
Ольга Петровна, сидевшая за рулем, тяжело вздохнула: "Девушки, считайте, что вам повезло. Он мог бы подать в суд."
Наталья снова прижалась лбом к стеклу. Завтра предстояло искать новую работу. И новые кроссовки сыну — на последние деньги.
Но почему-то на душе было спокойно. Может быть, потому что худшее уже случилось, а она осталась жива и даже не порезалась.
Где-то вдалеке загорались огни города. Обычная жизнь с её обычными проблемами ждала их там.
Но теперь у Натальи была история, которую она могла рассказывать внукам. История о том, как однажды в одиночку разрушила чью-то многолетнюю страсть одним неловким движением. Старинный фарфор стал мусором.
Да, ломать - не строить...
