Всё, что написано ниже про советскую школу — мои личные воспоминания об обучении в средней школе №87 на улице Хользунова в молодом рабочем спальном квартале Коминтерновского района областного центра и столицы Центрально-Чернозёмного региона г. Воронеж — Северном микрорайоне.
«Умирающий» СССР конца 1970-х ― начала 1980-х: воспоминания очевидца (кликнуть)
Квартал был новым, дома, школы, детсады и другие объекты соцкультбыта и инфраструктуры возводились рядом с моим домом один за другим на улице Генерала Лизюкова, в который мы въехали в октябре 1978 г., прямо у меня на глазах. Вообще строили тогда с умом — на каждые несколько домов школу и детский сад, также в нашем районе имелись детская и взрослая поликлиники, музыкальная школа, телефонная станция, два кинотеатра, универсамы "Северный" и "Молодёжный", издательско-полиграфическая фирма и даже целый Институт искусств. Школа №87 расположилась рядом с перенесённым Птичьим рынком, на который мы часто ходили поглазеть на котят, щенков, рыбок, попугаев и всякую всячину.
Однако к делу. Поскольку строились дома и другие объекты неравномерно, то наша новая школа №87 была настолько переполнена, что у нас нумерация первых классов моего потока началась с буквы А и заканчивалась где-то после буквы Ж. А я попал как раз в класс с обозначением Ж и проучился в нём всю младшую и среднюю школу. Конечно, ученики других классов нас дразнили соответствующим образом.
Большая часть детей в моём первом классе Ж состояла из моих соседей по дому и подъезду — у нас был большой десятиподъездный девятиэтажный дом. Но были группы детей и отдельные дети из других домов нашего квартала. Начальную школу я помню плохо. Учился я на хорошо и отлично, но весь дневник был исписан красной ручкой замечаниями за поведение типа "бросался проволокой в дежурных". Были в дневнике и двойки за поведение в четверти. Помню, один раз проехал по перилам с третьего на первый этаж прямо на глазах директора. Нашей учительницей в начальных классах была Арапова Инесса Леонидовна, старая и седая. Запомнил её побагровевшее от гнева и натуги лицо — ей приходилось кричать на нас неоднократно. Помню, как одна одноклассница обозвала её по какому-то поводу собакой женского пола вслух и за это стояла у доски. Помню смутно, что часто я от несправедливости вспыхивал, вскакивал прямо во время урока и убегал из класса, хлопнув дверью, в слезах. Мама рассказывала, что классная руководительница над нами издевалась.
Помню школьные сборы макулатуры и металлолома и летние "практики ". Во время одной нас отправили с ножницами подстригать траву вокруг школы. А обычно на практике мы занимались уборкой и поливали цветы в школе.
В школе был свой плавательный бассейн для младшеклассников. Помню занятия по плаванию в нём. Поскольку я проводил почти каждое лето в деревне или на турбазе мамы от фабрики технических тканей на р. Усманка, то плавать и нырять я очень любил. На спор переплывал под водой речку на одном вдохе, не вылезал из воды просто часами. Кстати, помню, что тогда ещё можно было совершенно спокойно купаться у старого Чернавского моста и я переплывал от дамбы, где сейчас спортивный комплекс, до правого берега всё Воронежское водохранилище или, как его тогда называли, Воронежское море, и возвращался обратно.
В детстве мы летом ездили на троллейбусе из Северного микрорайона, остановка была в начале дамбы, там, где мост кончался. Пляжи были забиты отдыхающими. Юноши и молодые мужчины прыгали в воду прямо с моста. На пляже строили песчаные замки, зарывались по голову в песок, играли в волейбол, загорали семьями и компаниями. Мороженое привозили в больших коробках на колёсах и за ним моментально выстраивалась огромная очередь и вмиг всё разбирали. В воде у пляжа было много ракушек, их собирали и пускали по воде, стараясь, чтобы они как можно больше раз ударились о поверхность воды, прежде чем утонуть. Подальше отдыхающие плавали на надувных матрасах, лодках и катамаранах. Я мальчишкой переплывал водохранилище от пляжа и почти до противоположного берега, где сейчас набережная Массолитинова и ездят машины. А через несколько лет сказали, что вода грязная и пляжи опустели и заросли деревьями, кустарниками и травой...
Так вот, в коридоре первого этажа школы по дороге в плавательный бассейн я впервые узнал, что такое буллинг или травля или школьное хулиганство. Не помню, был это первый класс или второй или третий, не суть: ко мне подошла девочка намного старше меня и стала хватать за руки по какому-то поводу, я её оттолкнул и, как оказалось, сломал ей ноготь. Мне тут же прилетело кулаком в лицо и она рассекла мне губу. Конечно, ответить я не мог. Пришлось проглотить слезы и несправедливость. Не помню, чтобы этот эпизод дошёл до учителей и её как-нибудь наказали за это.
Другой случай буллинга произошёл по дороге в школу или из неё: школьник намного старше меня нерусской национальности, проходя мимо меня, просто так плюнул мне в лицо, засмеялся и пошёл дальше. Я ничего не мог сделать.
Потом началась борьба мальчиков за лидерство в классе и драки: третий, четвёртый, пятый классы — постоянные драки. Либо ты — либо тебя. За любое слово, насмешку надо было бросаться в драку, иначе все над тобой начинали смеяться как над хлюпиком, обзывали обидными словами.
Вначале я не понимал, как можно ударить человека в лицо. Я толкался и пихался, но не мог заставить себя ударить человека в лицо. У нас к школе рядом с плавательным бассейном были пристроены мастерские, где старшеклассники собирали и разбирали автомобиль и работали на станках для обработки дерева и металла, а младшеклассники сбивали из заготовок ящики для почты. Во время сборки ящиков на уроке труда мальчик из моего класса, но из соседнего, 16-тиэтажного дома бросил мне в голову деревянный брусок и все засмеялись. Рядом через дорогу располагался стадион. Промолчать было нельзя и весь наш класс, мужская его половина выбежала на стадион. Мы стояли на футбольном поле с моим нагло улыбавшимся обидчиком друг напротив друга в окружении остальных мальчишек. И тут я смог преодолеть свой страх ударить человека в лицо и ударил его раз, потом другой...
В драку кидался из-за оскорблений, из-за подло подставленной подножки, толчка в спину, подзатыльника. Неважно было, что обидчик выше и сильнее — это меня никогда не останавливало. Не всегда я побеждал, били и меня, но я не останавливался, снова и снова кидался с кулаками на любого, даже со слезами. Один мой одноклассник из моего подъезда научился хитрому приёму: он как-то блокировал в партере и держал, так что вырваться нельзя было. До самого звонка на урок или появления в коридоре учителя.
Потом в 5—6 классах пришло несколько детей из других школ. И я сам совершил поступок, за который мне до сих пор стыдно: для того, чтобы показать своим одноклассникам свою "крутизну", просто так напал на одного из них и несколько раз ударил по лицу. Объекты травли сами становятся со временем субъектами травли, т.е. начинают в свою очередь травить других. К счастью, я вовремя остановился на этой дорожке.
Дразнили и девочек. Например, одну некрасивую девочку в нашем классе по аналогии с героиней популярного тогда мыльного сериала "Рабыня Изаура" обзывали Жануарией. Ей оставалось только терпеть. Никто за неё не заступался. Не повезло девочке с фамилией Письяукова — как только её не обзывали. У нас у всех были прозвища и обидные клички. На прозвища отзывались, на клички бросались драться.
Никакой психологической службы поддержки учеников в нашей школе не было и все эти драки и эпизоды травли оставались внутренним делом класса. И вообще законом было не доносить или не стучать — никто не хотел прослыть в глазах других стукачом. Поэтому жертвам травли и несправедливости приходилось молча терпеть и страдать или глотать слезы. В этом смысле мы были предоставлены сами себе. Не было никакой помощи ни от кого, от старшеклассников тоже. Никто не бросался защищать слабых и маленьких от сильных и старших. Это была волчья стая. И ещё нужно было "следить за базаром" и "отвечать за базар". То есть уметь контролировать свою речь. Святым было имя матери — если кто-то оскорблял твоих родителей, только драка до остервенения.
В четвёртом классе я почти весь год смачно ругался матом. Но потом это как-то само прошло. Хотя употреблять матерные выражения со сверстниками считалось признаком "крутизны".
В младшей школе я хорошо пел на уроках музыки и даже солировал. Помню, пел песню "Ой с берега, ой с берега стреляет пулёмёт; влетают в воду пули огалтелые — комдив один плывёт. Мальчишьи слёзы катятся — Чапай идёт на дно! Неправильно, неправильно кончается кино!" До сих пор помню "Цып-цып-цып, мои цыплятки, цып-цып-цып, мои касатки! Вы пушистые комочки, мои будущие квочки". И ещё: "Люди мира, на минуту встаньте: слышите, слышите гудит со всех сторон? Это раздаётся в Бухенвальде колокольный звон, колокольный звон..." И даже: "И мой всегда, и мой везде, и мой сурок со мною..." Наверное, именно те уроки музыки в начальной школе заложили в меня с детства любовь к серьёзной классической музыке. Но потом я стал стесняться петь перед всеми и перестал ходить на занятия школьного хора. И зря.
Мы играли на переменах и между уроками в азартные игры на деньги, например, бросали монеты об стены или выбивали лежащую на полу монету другой. Но больше всего я любил трясучку: две монеты, твоя и соперника кладутся друг к другу решками или орлами на ладонь, другой ладонью накрываются сверху, руки делаются лодочкой и монеты трясут внутри. Потом останавливают трясущего, сплющив ему руками ладони, и каждый из соперников пытается угадать, будут ли обе монеты на раскрытой ладони лежать орлами или решками вверх. Угадывавший забирал себе обе. Если угадывали оба или монеты лежали по-разному, их снова трясли. Несколько раз мне везло и я приходил домой с полным карманом мелочи — 4—5 рублей по тем временам для мальчишки были настоящим сокровищем. Первый раз я не мог придумать, как объяснить родителям появление такой суммы денег и просто высыпал их пока на стол и накрыл книгой. Младшая сестра увидела эту гору мелочи и спросила меня с большими от удивлениями глазами: "Откуда ты взял столько денег? Ты что, украл?!"
Сначала мы были октябрятами и носили красные пятиконечные звёздочки с золотым кудрявым Володей Ульяновым посередине. Потом в 3-м классе лучших учеников должны были принимать в пионеры. Я подходил по этому критерию, но из-за поведения вроде бы в первую группу не попал. Потом меня всё-таки приняли в пионеры, но... с синяком под глазом. Часто сразу после урока ученики выбегали из класса, раскрыв настежь дверь в коридор. У меня на глазах мой одноклассник бежал по коридору и вдруг ему в голову прилетела такая внезапно открывшаяся дверь. Он получил сотрясение мозга. Такая же история произошла и со мной — накануне принятия в пионеры я получил в глаз головой влетевшего в меня из раскрытой двери школьника младше меня. Долго потом мама всеми способами пыталась замаскировать мой синяк под глазом, делала примочки, мазала пудрой. Так меня и приняли в пионеры с синяком. В итоге, конечно, в пионеры приняли всех.
Из пионерства помню пост у красного знамени в коридоре и торжественные линейки с салютами у школы и в спортивном зале с выносом знамени под бой барабанов. "Служить делу Ленина и коммунистической партии будь готов! — Всегда готов!"
Мне очень нравилась школьная форма: синий пиджак, синие брюки из крепкой ткани и рубашка. Вот с глажкой пионерского галстука всё время возникали проблемы: стоило чуть перегреть утюг — и ткань изгибалась гармошкой. Гладили через мокрую марлю, но это мало помогало. За новой формой, одеждой и обувью обычно ездили в магазин "Детский мир" на улице Плехановской. Там же покупали тетради и канцелярские товары.
В младшей школе и ещё в первых классах средней школы я писал чернильной ручкой. Это была особенная ручка с пером, в которую заливались чернила. Мне нравилось писать такой ручкой, хотя иногда перо цеплялось за бумагу, его раздвоенный кончик от этого чуть-чуть расширялся и сразу же получалась клякса. Поэтому в каждой школьной тетради обязательно была вложена промокашка. Но потом все перешли на обычные шариковые ручки. Модными считались одноразовые цельнопластмассовые ручки белого цвета с тонкими синими полосками вдоль всей длины. Особым шиком была толстая ручка с барабаном со стержнями четырёх цветов — синим, чёрным, красным и зелёным — внутри. Я всегда сильно нажимал на бумагу и от этого всё время возникали помарки и приходилось вытирать кончик ручки промокашкой. Чистописание не было моим коньком, хотя я всегда мечтал писать как в школьных прописях, но так и не научился.
Когда было скучно или не спрашивали, на уроках играли в морской бой и крестики—нолики. А также я играл сам с собой в танчики. Для этого листок бумаги делился на две половины и на каждой из них в произвольном порядке рисовались танки, пушки, самолёты и солдаты. Потом бумага складывалась и начиналась игра. Нужно было играть по очереди за каждую из сторон, нанося удары. Для этого малевался чернильный кружок на одной половине, половинки складывались и с обратной стороны этот чернильный кружок прорисовывался ещё раз — тогда получался "взрыв" на другой стороне, который либо полностью уничтожал противника (танк, пушку, самолёт, солдата), либо наносил ему повреждение или рану. Битва продолжалась до тех пор, пока все силы одной из сторон не были уничтожены. Ещё мы любили на уроках брать монету, подкладывать её под бумагу и заштриховывать бумагу сверху простым карандашом, отчего на бумаге проступал рисунок монеты. Ещё я любил надавить себе на глазные яблоки закрытых глаз и смотреть на возникающие цветные "картинки". Так мы развлекались во время уроков, когда учебный процесс становился монотонным.
В школе мы дежурили в раздевалках и в столовой. Это было одно удовольствие — на уроки ходить не надо. В раздевалке после звонка первым делом все дежурные без зазрения совести осматривали все карманы верхней одежды на вешалках и забирали себе их содержимое — монеты, конфеты, апельсинки и мандаринки. Потом начиналось безудержное веселье — дикие игры в догонялки по всей раздевалке с прыжками по вешалками под потолком. Ещё лучше было дежурить в столовой — собрав грязную посуду, устанавливали её в посудомоечную мошину. Мне нравилось это делать. Но самое приятное было объедаться несъеденными порциями омлетов, запеканок, котлет и т.д. Доходило до того, что мы начинали кидаться этими котлетами друг в друга...
Где-то в 5-м классе для девочек и мальчиков провели отдельно урок полового воспитания: показали с диафильм с анатомическими подробностями о размножении человека, рассказали о предохранении и о передаваемых половым путём болезнях.
Учиться мне нравилось, но системного обучения не получалось. Никто специально не занимался с успевающими учениками, мы были предоставлены сами себе. Родителям дома было не до меня. Первое время отец проверял дневник и драл уши, но после очередного воспитательного сеанса мама бросалась меня защищать и уводила рыдающего сына в другую комнату. Потом это прекратилось и я был предоставлен самому себе.
Помню, у нас было отдельным предметом черчение и я любил чертить объёмные фигуры и любил геометрию, но не любил алгебру. Отец учил меня чертить, вырезая фигуры из сырого картофеля. Но мне всегда плохо удавались рамки, стрелочки и шрифты. Тем не менее в одной из четвертей я нарисовал четвертной чертёж за своего одноклассника, жившего на первом этаже моего подъезда.
В четвёртом классе при распределении для изучения иностранного языка меня против моей воли распределили не в немецкую, а в английскую группу, и я рыдал от обиды, потому что вырос на залпом прочитываемых книгах и на фильмах о Великой Отечественной войне.
Исправно работал не только медицинский кабинет школы, где нам регулярно делали прививки и проводили осмотры, но и стоматологический кабинет с зубным креслом и бор-машиной. Попадал туда я часто из-за проблем с зубами и всякий раз с ужасом ожидал сверления зубов. Но понимаю, что это было правильно и необходимо. И бесплатно.
В 5—6 классах к нам перевели несколько новеньких и один из них был явно с неблагоприятным прошлым. Ребята стали пробовать алкоголь, курение. Учителя ничего не замечали, а если и замечали, шумихи никто не поднимал. Помню, как на первом уроке несколько смельчаков устраивали между собой конкурс — выпивали чуть ли не бутылку водки и ложились спать на заднюю парту. Победителем становился тот, кто первым приходил в себя. Никто их ни разу не поймал. В другой раз переведённый мальчик пришёл в школу с разбитым носом и гордо рассказал, что надел на голову пакет с клеем, потерял сознание и разбил голову о грядушку. Наступали годы распада СССР и это отражалось и на нашей школе. Класс всё больше превращался в быдлоболото, в котором среда не позволяла выживать умным и интеллигентным детям.
Что касается учебного процесса, то он он шёл, но часто были отмены уроков, во время которых мы просто были предоставлены самим себе и бегали по всем трём этажам школы в догонялки. В четвёртом классе такие догонялки для меня закончились тем, что я поскользнулся на мокром полу на повороте, ударился головой и получил сотрясение головного мозга. Сам я подняться не смог, перед глазами всё плыло и звуки голосов доносились извне как будто бы из-под воды — одноклассники просто подняли меня за руки и отвели в класс, посадив за заднюю парту, где я и проспал несколько уроков до конца дня и отправился домой и снова уснул. Учителя ничего не заметили и не знали. Потом я попал в больницу на две недели и ещё два года лечился в детской поликлинике рядом со школой от последствий сотрясения — ходил на уколы витаминов группы Б, алоэ и церебролизина. У меня шумело в ушах, родители запрещали заниматься спортом.
Это направило ещё больше мою кипучую жизненную энергию в область самообразования чтением. Я и до этого много и жадно читал. Теперь же к этому добавились уроки в школе, когда занятия отменялись по каким-то причинам — я уходил в читальный зал школьной библиотеки и перечитывал все интересные книги по истории, Большую советскую и историческую энциклопедии, перерисовывал в тетрадь все интересные картинки. По мере взросления я всё отчётливее осознавал, что в 87-й школе у меня нет никаких перспектив для развития: мои соученики за редкими исключениями превращались в обычных гопников с района, находиться среди них белой вороной было тяжело, а притворяться, что тебе реально интересно число выпитых бутылок и набитых морд становилось всё сложнее. Помню, как учительница биологии, грызя на уроках семечки, говорила нам: "Из вас ничего хорошего не вырастет. Разве из Семененко что-нибудь получится".
В старших классах средней школы один день я ходил на факультатив по информатике у Памятника Славы и другой — ездил на факультатив по биологии в Воронежский педагогический университет. На факультативе по информатике мы начинали ещё с перфокарт и учились создавать программы для игр. На факультативе по биологии препарировали лягушек и присоединяли их лапки к электродам, из-за чего они сокращались и двигались. Я обожал биологию и историю, но вообще хорошо успевал по всем предметам. Ещё в начале средней школы учительница русского языка и литературы Наталья Николаевна Черкасова несколько раз перед всем классом читала мои сочинения как образцовые. В 1991 г. я поделился с отцом своим желанием уйти в другую школу, где я смогу учиться. Он нашёл в газете объявление о наборе учеников в новую гимназию №2 гуманитарно-эстетического профиля на Московском проспекте. Так для меня закончилось обучение в 9Ж классе средней школы №87. Я выжил. А в конце года исчез Советский Союз.
Статья будет дополняться.
