Звонок из прошлого
Телефон зазвонил в половине седьмого утра. Алина машинально потянулась к трубке, не открывая глаз.
— Алло?
— Алина Родионовна? Это Марина, соседка вашей мамы из Калуги. Извините, что рано звоню, но... Валентина Ивановна в больнице. Вчера увезли. Состояние тяжёлое.
Сердце ёкнуло, но голос остался ровным:
— Понятно. Спасибо, что сообщили.
— Она всё время повторяет ваше имя. Может, приедете?
Ехать из Подольска в Калугу? Алина села на кровати, глядя в темноту комнаты. Двадцать три года. Двадцать три года тишины между ними.
— Я подумаю.
Осколки памяти
Кофе в руках остывал, а Алина смотрела на старую фотографию на холодильнике. Мама и она, ещё совсем девчонка, обнимаются у ёлки. Последний Новый год вместе перед ссорой.
«Ты выберешь — или его, или меня», — эти слова до сих пор звенели в ушах.
А она выбрала Игоря. Конечно, выбрала. В восемнадцать лет любовь кажется важнее всего на свете. Даже важнее мамы, которая растила тебя одна после смерти отца.
«Он тебя бросит, как только наиграется! — кричала мама тогда. — Ты ещё молодая, глупая! А я что — всю жизнь одна прожила ради тебя, чтобы ты из-за первого встречного от меня отвернулась?»
«Это не первый встречный! — отвечала Алина. — Мы любим друг друга! А ты просто ревнуешь, что теперь я не только твоя!»
Какими жестокими казались тогда мамины слова. А какими жестокими были её собственные...
Есть ошибки, которые нельзя исправить. Но есть и такие, которые нельзя не попробовать исправить.
Алина помнила каждую деталь того дня. Розовое платье, которое мама помогала выбирать за месяц до ссоры в том же магазине, где когда-то покупали её первую школьную форму. Торт «Наполеон», который они планировали заказать у тёти Гали из соседнего подъезда — той самой, что пекла им торты на все детские дни рождения. Список гостей на двадцать человек, где Игорь значился первым.
«Я же хотела, чтобы у тебя был самый красивый праздник», — шептала мама накануне, гладя розовое платье.
«Мама, я не приду на твои похороны. Ты же не пришла на мои 18 лет», — бросила она тогда в сердцах, хлопнув дверью.
Кто же знал, что это будут последние слова между ними...
В больничных коридорах
Запах хлорки и лекарств ударил в нос. Алина остановилась у двери палаты номер 15, собираясь с духом. Через стеклянную вставку видно было маленькую сгорбленную фигурку под белым одеялом.
Когда мама стала такой хрупкой?
— Вы к Валентине Ивановне? — дежурная медсестра Люда подошла неслышно. — Она не ест уже третий день. Всё про дочку говорит.
— Я её дочь.
Люда внимательно посмотрела на неё:
— А-а-а, так вы Алина! Она ваши фотографии носила в кошельке. Показывала всем в очереди к врачу. «Моя дочка», — говорила. — «Успешная, красивая».
Сердце сжалось. Носила фотографии? Откуда у неё фотографии?
Признание
Мама спала. Лицо осунулось, волосы поседели почти полностью. На тумбочке — стопка старых газет и... альбом. Тот самый, детский.
Алина осторожно взяла его. Страница за страницей — её жизнь. Школьные фотографии, дипломы, вырезки из местной газеты о её успехах на работе. Даже свадебная фотография с Игорем была здесь.
Откуда?
— Из социальных сетей распечатывала, — слабый голос заставил вздрогнуть. Мама смотрела на неё потускневшими глазами. — Настя, твоя одноклассница, в друзьях у тебя. Она мне иногда фотографии скидывала.
— Настя? — Алина не могла поверить. — Но она же...
— Знает обо мне. Я её в магазине встретила года три назад. Узнала сразу — ты её часто домой приводила в школе. Она и рассказала, что ты замужем, что дети есть. И фотографии стала присылать.
— Мама... А ты её просила?
— Нет, дочка. Она сама. «Тётя Валя, — говорит, — вам же хочется знать, как Алина живёт». И правда хотелось. Очень хотелось.
— Мама...
— Я приходила. На твоё восемнадцатилетие. Стояла возле дома, где вы отмечали. Видела тебя в окне... Смеялась ты. Красивая такая. В том самом розовом платье. Я хотела зайти, но...
— Ты видела меня в платье? — голос Алины задрожал.
— Да. И поняла — не зря выбирали. Ты была как принцесса. А Игорь на тебя смотрел... так нежно. И я поняла, что ошибалась. Что он тебя правда любит.
Голос оборвался. Алина почувствовала, как по щекам текут слёзы.
— Почему не зашла?
— Боялась. Ты же потом, когда я не пришла на твой день рождения, сказала те слова... про похороны. Думала, не простишь. А потом годы прошли, и стало ещё страшнее. Как подойти? Что сказать?
Поворот судьбы
— Мам, прости меня.
— За что, дочка?
— За всё. За жестокость. За гордость. За то, что не искала тебя сама.
Валентина Ивановна слабо сжала её руку:
— А я тебя прошу — прости меня. За то, что не сдержалась тогда. За то, что не поняла — девочка влюбилась. Это же счастье, а не горе.
— Игорь хороший человек оказался. Мы до сих пор вместе.
— Знаю. Видела на фотографиях. И внуков видела... Две девочки у вас?
— Маша и Полина. Мам, они так похожи на тебя! Особенно Полина — характер точь-в-точь твой.
— Какой же? — мама улыбнулась сквозь слёзы.
— Как-то видит мальчишку, который дергает собаку за хвост. Подошла и сказала: «Ты плохой. Собака же не может тебе ответить». Совсем как ты всех защищала.
— А вторая?
— Маша — мечтательница. Рисует, как ты когда-то. Помнишь, ты мне альбомы с принцессами рисовала?
— Помню, — мама сжала её руку крепче. — У меня все твои рисунки сохранились. И мои тоже.
Алина вдруг поняла, что лишила маму не только её, но и внучек. А их — бабушки, которая умела рисовать и понимала детские мечты.
— Мам, они тебя очень хотят увидеть. Когда ты поправишься, приедем все вместе.
— Поправлюсь ли? — мама улыбнулась грустно. — Врачи не очень обнадёживают. Но я теперь не боюсь. Я же знаю, что ты меня простила.
Медленный момент
Алина наклонилась и обняла маму так, как не обнимала двадцать три года. Пахло она по-прежнему ромашковым кремом и домом.
— Я буду приезжать каждый день.
— Не надо, дочка. У тебя работа, семья...
— Ты тоже моя семья. Единственная мама.
Они молчали долго. За окном садилось солнце, окрашивая палату в тёплый золотистый свет. В коридоре слышались шаги, чей-то кашель, шёпот. А здесь было тихо и правильно.
Время лечит не все раны. Но любовь способна залечить даже те, которые казались смертельными.
— Знаешь что, — прошептала мама, — у меня дома лежат подарки. Каждый твой день рождения покупала. Двадцать три коробочки.
— Мам...
— Теперь можно подарить?
Новое начало
Через неделю Алина привезла Машу и Полину знакомиться с бабушкой. Валентине Ивановне стало лучше — врачи говорили, что мощный эмоциональный подъём иногда творит чудеса.
— Бабуля-я-я! — пятилетняя Маша бросилась к кровати. — Мама сказала, ты очень добрая!
— А я тебе рисунок нарисовала, — восьмилетняя Полина протянула лист бумаги. — Это мы все вместе на даче.
Валентина Ивановна плакала, обнимая внучек. Игорь стоял у окна, отвернувшись. Плечи его дрожали.
— Извините меня, — сказал он глухо. — Тогда я был дурак молодой. Не понимал, что делаю.
— Игорь, — Валентина Ивановна взглянула на него, — ты вообще знал, что мы разругались?
— Алина мне рассказала только после свадьбы. Через год. Я хотел тогда сам к вам прийти, объяснить... Но Алина просила не делать этого. Говорила, что вы никогда не простите.
— А теперь что думаешь?
— Что зря мы столько лет потеряли. Что девочки могли бы расти с бабушкой. Что Алина... она часто грустила. Особенно в мамины дни рождения.
— Вы друг друга нашли — это главное, — ответила теща. — А я... я просто боялась, что дочку у меня отберут. Но ты же её не отбирал. Вы семью создали.
Возвращение домой
Месяц спустя
Валентина Ивановна выписалась домой. Теперь Алина приезжала к ней каждые выходные, а по будням они созванивались каждый вечер. Внучки знакомились с бабушкой постепенно — сначала робко, потом всё смелее.
— Мам, а коробочки те... можно посмотреть?
— Конечно, дочка.
Двадцать три подарка. Каждый со вкусом, с любовью. Книги, украшения, тёплые шарфы, фотоальбомы... В одной коробочке — крестик, который когда-то принадлежал Алининой бабушке.
— Это для тебя берегла. На все важные случаи в жизни.
Алина надела крестик и поняла — цепочка времени восстановлена. Прошлое не вернуть, но будущее можно построить заново.
Прощение — это не забвение. Это выбор любить вопреки боли.
Можно ли заслужить прощение, если тебя уже не за что прощать?