— Мария, присаживайтесь, пожалуйста, — доктор Лебедева указала на кресло напротив своего стола, не поднимая глаз от толстой папки с анализами. Руки у неё дрожали едва заметно, когда она перелистывала страницы — верный признак того, что новости будут не из приятных.
Мария опустилась в кресло, инстинктивно сжав сумочку. В ней лежал список имён для будущих детей, который она составляла вчера вечером за чашкой чая с Михаилом. «Если мальчик — Артём или Максим, если девочка — Софья...»
— К сожалению вы не можете иметь детей, — произнесла с опущенным взглядом в стол доктор Лебедева.
— То есть... совсем? — голос Марии был сиплым. — Может, ещё какие-то анализы...
— Результаты всех обследований у нас на руках, — врач наконец подняла взгляд. Карие глаза за очками выражали сочувствие, которое Мария почувствовала ещё до слов. — Мария, беременность естественным путём невозможна.
Мария встала. Ноги подкашивались, будто она шла по большим камням. Михаил подхватил её под локоть.
В коридоре пахло хлоркой и медикаментами. Мимо прошла беременная женщина, придерживая живот. Мария отвернулась к окну, но там, во дворе клиники, молодая мать катала коляску. Куда ни глянь — везде то, чего у неё никогда не будет.
— Поехали домой, — тихо сказал Михаил.
В машине молчали. За окном мелькали дома, деревья, люди со своими жизнями и проблемами. А у них будто время остановилось в кабинете доктора.
Их дом встретил запахом сирени из сада. Михаил сам посадил эти кусты три года назад, когда они решили: «Ну всё, пора заводить детей». Тогда казалось — ещё чуть-чуть, и по дорожкам около дома будут бегать малыши в песочницу, которую он соорудил прошлым летом.
Мария прошла в гостиную, где на полке красовались фотографии их путешествий. Париж, Прага, Санкт-Петербург... Везде они вдвоём. Всегда планировали: вот ещё пару лет отдохнём, посмотрим мир, а потом дети.
— Маш, может, чай? — Михаил стоял в дверях. — Или поужинаем...
— Не хочу.
Она ушла в сад, опустилась на скамейку под яблоней. Соседские дети играли в мяч за забором — голоса звонко разносились по округе. Раньше эти звуки радовали, теперь будто резали её слух.
Так началась её новая жизнь. Точнее, её отсутствие.
Мария работала бухгалтером на удалёнке — вела отчётность для нескольких ИП. Работа, которая раньше увлекала, превратилась в набор цифр и формул. Она сидела за компьютером, автоматически заполняя таблицы, а мысли кружили вокруг одного: зачем это всё, для чего?
Михаил возвращался с работы — он работал управляющим гипермаркетом детских игрушек — и находил жену там же, где оставил утром. На диване с ноутбуком. Или в саду, уставившуюся в никуда.
— Ты сегодня ела? — спрашивал он.
— Не помню, — отвечала она честно.
Пища не лезла в горло. Сон ушёл — Мария лежала ночами, слушая, как храпит муж, и завидовала его способности отключаться. Михаил переживал плохую новость иначе, но при этом понимал жену и старался утешить и отвлечь её. Приносил её любимые пирожные из кондитерской, говорил с ней, рассказывал истории с работы. Но как утешить человека, у которого внезапно исчез смысл существования?
— Может, съездим куда-нибудь? — предлагал он. — Ты в Италию хотела...
— Зачем? — Мария пожимала плечами. — Чтобы смотреть на чужие семьи с детьми?
Три недели она почти не выходила из дома. Клиенты начали жаловаться на задержки с отчётами. Подруги названивали, но она сбрасывала звонки. Что им сказать? Что она не может иметь детей? Что всё, о чём мечтала, разрушено в один день?
— Алина звонила. Я ей рассказал… — сказал он как-то вечером. — Зовёт тебя в кафе. Может, сходишь?
Мария хотела отказаться, но что-то в его голосе — усталость, что ли — заставило кивнуть.
Алина была её подругой с университета. Психолог, умница, всегда знала, что сказать в трудную минуту. Она ждала в их любимом кафе «Шоколадница» — том самом, где они праздновали защиту диплома двенадцать лет назад.
— Ужасно выглядишь, — сказала Алина без предисловий, обнимая подругу. — Похудела килограммов на пять.
— Просто не хочется есть, — Мария села напротив, машинально разглядывая меню.
— Знаешь, о чём я думаю? — Алина помешивала кофе, выбирая слова. — О несправедливости этого мира. Кому-то дети не нужны — бросают в роддоме, сдают в детдома. А кто-то мечтает о них всю жизнь...
Мария кивнула. Да, мир несправедлив. Она поняла это не так давно.
— Я ведь сама из детдома. Ну ты помнишь. — продолжила Алина. — До семи лет жила в «Солнышке». Помню всё: серые стены, запах хлорки, воспитательниц, которые нас жалели. А потом меня удочерили Сергей Николаевич и Надежда Ивановна.
Мария подняла глаза. За все годы дружбы Алина редко говорила о детстве. Хотя о том, что её подруга удочерённая Мария знала, но почему-то позабыла.
— Они стали мне роднее биологических родителей, которых я даже не помню, — голос Алины стал очень тихим. — Мама не могла родить после аварии. Мама и папа прошли через то же, что и ты Михаилом сейчас проходишь.
— И что? — Мария сжала чашку. — Как они это пережили?
— Они нашли меня. А я нашла семью.
В кафе играла тихая музыка, люди за соседними столиками обсуждали работу, планы на выходные. Обычная жизнь, которая Марии сейчас казалась непривычной.
— Там, в детдоме, столько детей, Маш, — тихо сказала Алина. — Малышей, которые мечтают о маме и папе. Которые засыпают, представляя, что их заберут в настоящую семью.
— Ты предлагаешь... усыновление? — Мария с трудом выговорила это слово.
— Я ничего не предлагаю. Просто делюсь мыслями.
Домой Мария ехала в автобусе, уставившись в окно. Город плыл мимо: школа, детская площадка, парк, где мамы гуляли с колясками. Ещё вчера такие вещи вызывали у неё зависть и боль. Сейчас она думала о других детях — тех, кто сидит в серых комнатах и смотрит в окно, мечтая о семье.
Михаил читал на диване, когда она вернулась. Поднял глаза, оценивающе посмотрел:
— Как дела у Алины?
— Нормально. Она... — Мария замялась. — Рассказывала про детдом. Где выросла.
— А, да. Она же приёмная.
— Миш, а ты... — сердце заколотилось. — Ты никогда не думал об усыновлении?
Михаил опустил книгу. Посмотрел так, будто она предложила что-то плохое.
— Маша, мы же только недавно узнали диагноз. Рано ещё говорить...
— Рано говорить о чём? О том, что делать дальше?
— Я имею в виду — нужно немного времени, чтобы пережить новость о твоём диагнозе...
— И сколько нужно на это времени? — она встала, начала ходить по комнате. — Будем жалеть себя пока не постареем?
Михаил встал, попытался обнять её, но она отстранилась.
— Маш, я понимаю, тебе тяжело. Мне тоже. Но чужой ребёнок...
— Чужой? — она обернулась. — Разве любовь к ребёнку может быть только оттого, что он провёл девять месяцев в твоём животе?
— Ну это же другое...
— Что другое? — голос Марии повысился. — Объясни мне, что другое!
Михаил растерянно развёл руками. Он привык решать проблемы поэтапно, обдуманно. А жена предлагала с ходу разложить всё по полочкам.
— Хорошо. Нам нужно подумать… — сказал он наконец.
— Подумай, — Мария направилась к лестнице. — А я пока почитаю, что вообще нужно для усыновления.
В спальне она достала ноутбук и открыла браузер не для работы. Набрала: «Усыновление ребёнка в России процедура».
Статьи, форумы, официальные сайты... Оказалось, процесс непростой: документы, медкомиссии, школа приёмных родителей, проверки жилищных условий. Но особых препятствий не было.
Она читала до трёх утра. Истории семей, которые прошли этот путь. Радости и трудности. Фотографии счастливых детей в новых домах.
Впервые за три недели Мария заснула не от бессилия, а от усталости. И снились ей не кабинет доктора, а детский смех и крики с соседского двора.
Утром она проснулась с ясной головой. Михаил уже собирался на работу — в гипермаркете как раз начиналась подготовка к школьному сезону.
— Послушай, — сказала она, когда он завязывал галстук. — Мы можем взять ребёнка из детского дома и быть счастливыми…
Михаил остановился, галстук завис полузатянутым.
— Маша...
— Не отвечай сейчас. Подумай на работе. Но знай, я хочу стать мамой. И если ты не готов — скажи мне честно.
Она ушла в душ, оставив мужа один на один с мыслями. А когда вышла, его уже не было. На столе лежала записка: «Поговорим вечером. Люблю».
Мария улыбнулась.
Улыбнулась и пошла завтракать.