Я никогда не думала, что буду так остро реагировать на слово «наследство». Как-то это всегда казалось чем-то далёким. Ну, бывает там, в кино показывают или в книжках пишут. А в жизни... В жизни как-то не до того.
Всё началось в обычный день, ничего особенного. Я пришла с работы, разогрела суп. Суп был вчерашний. Почему-то вчерашний суп всегда вкуснее свежесваренного. В нём все специи уже как-то... настоялись, что ли.
Ира — это я. Ирина Сергеевна Колосова, если официально. Тридцать четыре года, замужем за Костей уже восемь лет. Мы живём в однушке, которую взяли в ипотеку пять лет назад. И знаете, я была счастлива. По-настоящему. Без всяких там оговорок.
А потом зазвонил телефон.
— Ирочка, нам надо поговорить, — голос свекрови звучал как-то особенно торжественно.
Ольга Петровна — женщина серьёзная. Она работает завучем в школе и привыкла, чтобы всё было по правилам. У неё даже дома есть специальная тетрадь, куда она записывает расходы. Представляете? Не в телефоне, а в тетради!
— Конечно, Ольга Петровна. Что-то случилось?
— Приезжайте сегодня на ужин. Вместе с Костей. Есть разговор.
Что-то в её голосе заставило меня напрячься. Такой тон у неё бывал, когда она собиралась сообщить что-то очень важное.
Костя приехал с работы в семь. Я ему сказала про приглашение. Он только плечами пожал:
— Может, день рождения какой забыли?
Мы поехали. Дорога заняла минут сорок — пробки, вечер. Я всю дорогу думала, что могло произойти. Может, Ольга Петровна решила снова замуж выйти? После кончины Костиного отца прошло уже пять лет.
У подъезда мы встретили Лёшу, Костиного брата. Он курил, нервно постукивая ногой.
— Тоже вызвали? — спросил Костя, хлопая брата по плечу.
— Ага. Мать сказала, важный разговор.
Мы поднялись на четвёртый этаж. В квартире свекрови пахло пирогами. Это хороший знак, подумала я. Плохие новости с пирогами не сообщают.
Как же я ошибалась.
Ольга Петровна усадила нас за стол. Налила чай. Разрезала пирог с капустой — мой любимый. И только потом начала говорить:
— Дети мои, у меня новость. Бабушка Клавдия скончалась вчера.
Костя сжал мою руку под столом. Бабушка Клавдия — это Костина бабушка. Ей было девяносто два года, она жила одна в двухкомнатной квартире в центре. Мы навещали её по праздникам.
— Соболезную, — сказал Лёша, хотя было видно, что они с бабушкой не особо общались.
— Дело в том, — продолжила Ольга Петровна, отпивая чай мелкими глотками, — что бабушка оставила завещание. Она переписала квартиру на Костю.
Тишина за столом стала такой, что я слышала, как тикают часы на кухне. Лёшино лицо вытянулось, его жена Марина застыла с куском пирога в руке.
— Почему на Костю? — наконец выдавил Лёша.
— Потому что Костя навещал её иногда, не забывал, — отрезала Ольга Петровна. — И не смотри на меня так. Бабушка сама решила. Это её воля.
Знаете, в этот момент я почувствовала себя персонажем дешёвого сериала. Вот сейчас Лёша начнёт кричать, Марина заплачет, и начнётся семейная драма на ровном месте.
Но случилось неожиданное. Ольга Петровна посмотрела прямо на меня и сказала:
— Ирочка, милая, я хотела с тобой отдельно поговорить. Понимаешь, Костя — мой сын. И эта квартира теперь его наследство, семейное имущество Колосовых.
Я не сразу поняла, к чему она клонит. А потом дошло.
— Вы хотите, чтобы мы с Костей заключили брачный контракт? — прямо спросила я.
Ольга Петровна поперхнулась чаем. Видимо, не ожидала такой прямоты.
— Не обязательно контракт... Просто, понимаешь, всякое в жизни бывает.
Костя молчал. Он смотрел в свою чашку так, будто там были написаны ответы на все вопросы вселенной.
— Ничего переписывать не собираюсь — вдруг сказал он, глядя на мать. Его голос был тихим, но твёрдым.
Я чуть не подавилась пирогом. Не ожидала от него такого.
— Костя! — Ольга Петровна всплеснула руками. — Я просто забочусь о семейном имуществе!
— Мам, — теперь Костя говорил громче, — Ира — моя семья. Уже восемь лет как моя семья. А ты сейчас предлагаешь мне подстраховаться от собственной жены?
Лёша смотрел на брата с уважением. Марина — с легкой завистью.
Мы ушли раньше, чем планировали. Пирог так и остался недоеденным. Всю дорогу домой мы молчали. Я не знала, что сказать. А Костя, кажется, всё уже сказал там, за столом.
Дома он открыл бутылку вина. Налил два бокала.
— Знаешь — сказал он, — я даже не знаю, что делать с этой квартирой.
— Можем сдавать — предложила я. — А деньги откладывать на что-нибудь.
— На что например?
Я пожала плечами:
— Ну, не знаю. На старость. Или на детей.
Он повернулся ко мне так резко, что чуть не расплескал вино:
— Ты хочешь детей? Ты же говорила, что не готова.
— А сейчас, может, готова, — я сама удивилась своим словам.
Костя поставил бокал, обнял меня и поцеловал:
— Тогда к чёрту эту квартиру. Продадим и купим что-нибудь побольше. Для нас троих.
На следующее утро раздался звонок. Ольга Петровна.
— Ирочка, ты не обиделась? Я просто волнуюсь за мальчиков.
Мальчики. Костя и Лёша. Тридцать пять и тридцать два года. А для неё — всё равно мальчики.
— Нет, Ольга Петровна, всё нормально.
— Вы уже решили, что будете делать с квартирой? — как бы между прочим поинтересовалась она.
Я глубоко вдохнула.
— Да, решили. Мы ждём ребёнка, поэтому продадим бабушкину квартиру и купим побольше.
В трубке повисла тишина. Потом раздался радостный крик:
— Правда?! Ирочка, деточка! Почему вы молчали?!
Я не стала говорить, что мы с Костей только вчера решили попробовать. Что ещё ничего не известно. Что, может, не получится. Просто сказала:
— Хотели сделать сюрприз.
А потом добавила, не удержавшись:
— Семейное имущество Колосовых скоро пополнится новым Колосовым, так что не переживайте.
Бабушкину квартиру мы не продали. Решили сначала сделать ремонт. Как-то это всё завертелось — выбор обоев, плитки, мебели. Костя говорил, что хочет сделать всё как надо, раз уж продаём.
А через месяц тест показал две полоски.
Ольга Петровна звонила каждый день. Спрашивала, как я себя чувствую, не тошнит ли меня, не нужно ли помочь с ремонтом.
И знаете что? Она больше ни слова не сказала о "семейном имуществе Колосовых".
Странное дело, но именно из-за бабушкиной квартиры мы стали настоящей семьёй. По-настоящему.
Лёша тоже изменился. Он помогал Косте с ремонтом, приходил каждые выходные. Однажды я случайно услышала, как они разговаривают на кухне.
— Слушай, я тогда повёл себя как придурок, — говорил Лёша. — С этим наследством.
— Забей, — ответил Костя. — Я бы тоже психанул.
— Нет, правда. Я потом подумал... Бабушка ведь переписала на тебя не просто так. Ты к ней ездил, сантехнику чинил, продукты возил. А я... А я даже не помню, когда последний раз ей звонил.
Ремонт затянулся на полгода. К тому времени мой живот уже отчётливо округлился. Мы с Костей часто приезжали на бабушкину квартиру — посмотреть, как продвигаются работы. И каждый раз я думала: а может, не стоит продавать? Может, это и есть наш будущий дом?
Однажды я сказала об этом Косте. Он долго молчал, а потом ответил:
— Знаешь, я тоже об этом думал. Но тут же метраж меньше, чем если мы продадим и добавим ипотечные деньги.
— Зато никакой ипотеки, — заметила я. — И район хороший, и школа рядом.
Теперь мы жили в двух квартирах сразу. В нашей однушке спали, а в бабушкиной проводили выходные — доделывали ремонт, обустраивали детскую.
На шестом месяце беременности я узнала, что у нас будет девочка. Костя светился от счастья:
— Будет маленькая Ирочка, — говорил он, гладя мой живот.
— Вообще-то, я думала о имени Клавдия, — сказала я. — В честь твоей бабушки.
Костя посмотрел на меня так, словно увидел впервые:
— Серьёзно? Но это же... немодное имя.
— Зато с историей, — улыбнулась я. — А звать будем Клавой.
В тот же вечер я нашла в шкафу старую фотографию бабушки Клавдии. Она была молодая, красивая, улыбающаяся. Совсем не похожая на ту сухонькую старушку, которую я знала. Я поставила фото на комод в детской.
Когда родилась наша Клавочка, первой в больницу примчалась Ольга Петровна. Она смотрела на внучку сквозь стекло и плакала. Потом обняла меня и прошептала:
— Спасибо, Ирочка. Мама была бы счастлива.
Я не сразу поняла, что она говорит о бабушке Клавдии. А потом меня осенило — ведь Клавдия была мамой Костиного отца, то есть свекровью Ольги Петровны.
— Вы с ней ладили? — спросила я.
Ольга Петровна неожиданно рассмеялась:
— Что ты! Мы ругались как кошка с собакой. Она считала, что я слишком строга с мальчиками, а я думала, что она их балует. Но знаешь... Она была права. Я поняла это только сейчас.
Когда маленькой Клаве исполнилось два месяца, мы окончательно переехали в бабушкину квартиру. Нашу однушку решили сдавать — эти деньги как раз покрывали остаток ипотеки.
В новом доме было светло и просторно. А ещё там было что-то особенное, какое-то тепло. Может оттого, что там жила бабушка Клавдия, женщина, которая, сама того не ведая, помирила нашу семью и подарила нам новую жизнь.
Иногда, укачивая дочку, я смотрю на фотографию бабушки и думаю: вот оно какое, настоящее наследство. Не квартира, не деньги, а что-то неуловимое, что остаётся после человека. Что-то, что нельзя потратить или потерять. Что-то, что можно только приумножить. И передать дальше.
Своей дочери. Своей Клавочке.
Которая, кстати, совершенно точно унаследовала бабушкин характер. И, похоже, мамину принципиальность. И папину улыбку.
Говорят, что дети — это наше продолжение. Наше настоящее наследство. И знаете что? Теперь я в это верю. По-настоящему. Без всяких там оговорок.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍