Оба царских рода древнегреческой Спарты (где существовала диархия — совместное правление двух царей) возводили себя к величайшему из героев Древней Греции, который после смерти удостоился статуса бога — Гераклу, сыну Зевса. Но, странным образом, в религии Спарты Геракл, предок спартанских царей, находился далеко не на первом месте; наибольшим почитанием пользовались близнецы-Диоскуры, древние цари Спарты:
«Вместе с тем, как отмечает У Хуттнер, удивительно, что Геракл не был официальным богом-защитником и покровителем для гераклидских правителей в Спарте. Немецкий исследователь, подробно изучивший вопрос использования спартанскими царями гераклидского происхождения для обоснования своей власти, приходит к выводу о том, что именно Диоскуры были покровителями царей, которые, исходя из своей двойственности, считались символом диархии [13. S. 57]. Tакoй вывод подтверждают мнения и других антиковедов [8. P. 298-301; 17. P. 147].
Феномен ассоциации Диоскуров с царями в массовом сознании спартанцев был уже рассмотрен нами ранее [2. С. 375-388]. Культ Геракла, несмотря на отношение царей к его роду и присутствие образа героя уже в раннем лаконском искусстве, играл в Спарте только подчиненную роль. Tакже и большинство жертв, которые приносились царями во время походов, были посвящены Зевсу, Диоскурам, Аполлону, Аресу, Артемиде, Афине и музам [5. С. 41-42], но не самому Гераклу. Поэтому в роли бога-защитника царей Геракл едва ли выступал [13. S. 58]» (Дарвин Алексей Леонидович, «Происхождение спартанских царей от Геракла»).
Подобное отношение спартанцев к фигуре Геракла (несмотря на их бесспорное уважение к его фигуре, он для них был вовсе не был ключевой фигурой) выглядит странным... если только считать, что в первоначальной спартанской традиции Геракл действительно играл ту же роль и царские династии Спарты изначально возводили свою родословную к нему, а не к кому-то ещё. Быть может, происхождение от Геракла было изобретено лишь впоследствии? Но если да — зачем спартанские цари переписали собственную родословную?
Перенесемся на время в прошлое — из «классической» Древней Греции во времена упадка и гибели Микенской цивилизации, существовавшей в XVI-XI веках до нашей эры. На рубеже XIII и XII века на Пелопоннесский полуостров, прежде населенный ахейцами («Аххиява» — название Микенской цивилизации в хеттских источниках), проникают дорийцы. Современные исследователи спорят о том, представляли из себя эти события агрессивное завоевание или миграцию (или даже внутреннее восстание низших слоев общества — есть и такая гипотеза), но, в любом случае, этот процесс привел к закату ахейской цивилизации.
В родословной царей Спарты от Геракла важную роль играет легенда о «возвращении Гераклидов» — завоевании части Пелопоннеса и, в частности, Лакедемона (где находилась Спарта) — потомками Геракла, которые будто бы имели права на власть над Пелопоннесом как представители микенского царского рода Персеидов, к которому принадлежал и сам Геракл. Легенда о возвращении Гераклидов связана именно с дорийским вторжением, поскольку за мнимыми ахейцами-Гераклидами следовали переселенцы-дорийцы:
«В связи с этим нам хотелось бы обратиться к мифологическому обоснованию власти спартанских царей как потомков Геракла. Этот вопрос тесно связан с интерпретацией мифа о возвращении Гераклидов в Пелопоннес, который большинством исследователей считается не лишенным некоего исторического ядра о дорийском вторжении и завоевании этой территории [20. Р. 28]. Сам процесс дорийской миграции, археологические, исторические и филологические проблемы, связанные с ним, являются, пожалуй, наиболее спорными вопросами в греческой истории [20. Р. 28; 1. С. 11-14]. Поэтому нам представляется целесообразным сосредоточиться лишь на анализе тех сообщений античной традиции, которые в какой-либо степени затрагивают происхождение и генеалогию представителей царской диархии в Спарте» (Дарвин Алексей Леонидович, «Происхождение спартанских царей от Геракла»).
Однако не во всех древнегреческих источниках акцентировалась первостепенная роль Гераклидов в дорийском завоевании Пелопоннеса вообще и Лакедемона в частности:
«Пиндар в десятой Пифийской оде (Р^. РуШ., X, 1 й-.) восхваляет Спарту и Фессалию, так как в них правят родственные династии, происходящие от Гераклидов. Однако в первой Пифийской оде (470 г. до н. э.) он связывает завоевание Лаконии и, в частности, взятие Амикл с деятельностью не только рода прямого потомка Геракла — Гилла, но и рода Памфилов — истинных дорийцев, происходящих от Эгимия. В пятой Пифийской оде (462 г до н. э.) Пиндар также говорит о потомках Гераклидов и Эгимия, которые живут в Лакедемоне, Аргосе и Пилосе, то есть в Мессении.
Таким образом, сообщения Пиндара имеют различия с аналогичными сведениями Тиртея [поэта, говорившего о происхождении спартанских царей от Гераклидов] о происхождении спартанских басилеев. У Пиндара Геракл тоже является предком спартанских царей, но он много больше говорит об Эгимии и роде Памфилов, являвшихся предками и законодателями не только спартанцев, но и эгинцев, аргивян и мессенцев» (Дарвин Алексей Леонидович, «Происхождение спартанских царей от Геракла»).
Сама легенда о «возвращении Гераклидов», утверждающая о присутствии среди дорийских завоевателей потомков Геракла, ахейца и представителя ахейской царствующей династии, начала разрабатываться, по-видимому, не в Спарте, а в Аргосе — другом городе, захваченном дорийцами, цари которого тоже стремились возвести себя к Гераклу:
«Однако, как верно указывает Е. Тигерштедт [20. P. 34-35], некоторые обстоятельства исключают возможность того, что миф о возвращении Гераклидов был создан в Спарте. Главенствующая роль Аргоса и его покровителя Темена [один из легендарных вождей Гераклидов, дальний потомок Геракла, завоевавший Пелопоннес вместе со своими братьями Аристодемом и Кресфонтом, завоеватель Аргоса], который стал единственным эпонимом для царской династии в Пелопоннесе, скорее всего, указывает на то, что миф (или его основные сюжетные линии) был распространен из Аргоса [1. С. 16].
По мнению Ю. В. Андреева, сама потребность в жребии и разделе земель в Пелопоннесе между Гераклидами стала определяющим фактором в развитии сюжета легенды под воздействием политических интересов правителей Аргоса и Спарты [1. С. 21]. Дату окончательного формирования этого мифа можно отнести к тому периоду, когда Аргос все еще был лидирующим государством в Пелопоннесе» (Дарвин Алексей Леонидович, «Происхождение спартанских царей от Геракла»).
Спартанцы вели с Аргосом долгую борьбу за политическую гегемонию на Пелопоннесе в VIII-VI веках до нашей эры, увенчавшуюся окончательной победой спартанцев в 494 году до нашей эры в битве при Сепее. Однако борющиеся стороны всегда влияют друг на друга — и спартанцы заимствовали у Аргоса политически целесообразную легенду о Гераклидах. Но помимо традиции, утверждающей о происхождении дорийских царских династий о Гераклидах, существовала и альтернативная, противоречащая этой версии. Она-то, по-видимому, и являлась более древней, созданной до включения Геракла в их родословную:
«Что же касается отождествления «панэллинской» фигуры Геракла с основателем царских родов Аргоса, Лакедемона и Мессении, то оно также возникло значительно позднее. Ю. В. Андреев считал, что легенда о возвращении Гераклидов представляет собой результат искусственной контаминации по крайней мере двух первоначально не связанных между собой версий предания. Объединившая эти два сюжета синкретическая версия предания возникла в результате согласования двух противоречивых традиций, одна из которых отражала честолюбивые амбиции царей Аргоса и Спарты, пытавшихся обосновать легитимность своей власти с помощью ссылок на кровное родство с самим Гераклом, тогда как другая (более древняя) хранила память о дорийском происхождении важнейших социальных и политических институтов этих государств [1. С. 19].
Как уже указывалось, из всех дорийских царских династий только аргосская носит имя своего предполагаемого предка. Лакедемонские цари — это Агиады и Еврипонтиды, а мессенские — Эпитиды <...>
Все это побуждает нас признать, что происхождение спартанских царских родов от Геракла является второстепенным толкованием мифа о возвращении Гераклидов. К этому можно добавить и тот факт, что это героическое происхождение противоречит более старому преданию, согласно которому цари, как и все дорийцы, происходят от Эгимия, сына родового эпонима Дора. Поскольку разрыв с таким древним преданием был немыслим, то от того и возник дошедший до нас компромисс, согласно которому Гилл, первоначально являвшийся сыном Эгимия, стал сыном Геракла, но все же приемным сыном Эгимия, а, следовательно, единокровным братом Дима и Памфила».
Более того — в некоторых изводах спартанской политической традиции почетный статус Гераклидов мог распространяться не только на царские династии, но и на всех спартанцев:
«В связи с распространением традиции иметь героическую генеалогию нелишним будет заметить, что некоторые римские семейства, такие как Потиции, Пинарии, а также Фабии, отчитывали свой род от Геркулеса (Liv. I, 7; Verg. A. 8, 185; Ov. Fast. 1, 543) [14. S. 494]. Тиртей обращается ко всем спартанцам как потомкам Геракла (Tyrt. fr. 8, 1 ff.). Также и Пиндар в I и V Пифийских одах не дает точного определения потомкам Геракла и не указывает, что под теми нужно понимать только представителей спартанских царских династий (Pind. Pyth., I, 62-65; V, 69-72). Неоднозначно можно понимать и слова спартанского глашатая, сказанные им перед Ксерксом при требовании удовлетворения для спартанцев и Гераклидов за смерть Леонида, которые передает Геродот (Hdt., VIII, 114). В речи афинского посла Каллия (371 г. до н. э.), которую приводит Ксенофонт, Геракл определяется как родоначальник (архагет) всех спартанцев (Xen. Hell., VI, 3, 6). Плутарх в жизнеописании Лисандра (Plut. Lys., XXIV) подробно сообщает о реформаторском плане, который включал в себя лишение «монопольной» власти представителей двух царских домов и распространение права занимать эту должность на всех Гераклидов, а по словам некоторых авторов (Diod., XIV, 13, 2; ср.: Plut. Mor., 229 f), даже всех спартанцев».
Поскольку даже после дорийского вторжения часть областей Пелопоннеса по-прежнему населяли ахейцы, происхождение от ахейца-Геракла позволяло Спарте проводить «проахейскую» и «общегреческую» (с учетом общегреческого почитания великого героя Геракла) политику, то есть обосновывать влияние на соответствующие регионы и на символическом уровне возводить себя к ахейскому периоду древнегреческой истории:
«Происхождение от Геракла предоставляло идеологическое обоснование для господства спартанских царей и за пределами Спарты. Прежде всего, к этому следует отнести оправдание господства над Mессенией из-за обмана Кресфонта при жребии Гераклидов [утверждалось, что Кресфонт, царь Мессении, получил свою страну, обманув братьев при жребии]. Легальность мессенской царской власти поэтому можно было поставить под сомнение, а войну Спарты против Mессении и ее подчинение объяснять лишь как восстановление справедливости. Eще одна версия толкования мифа о возвращении Гераклидов, как говорилось выше, представлена в речи Исократа «Архидам». Эта речь также является доказательством того, что отношение спартанских царей к роду Геракла было широко распространено как политический аргумент по меньшей мере в IV в до н.э. Однако и ранее (в конце VI в до н. э.) этот аргумент применялся спартанскими царями при оправдании своих внешнеполитических амбиций. На этот счет можно отнести и ссылку на ахейское происхождение Клеомена I и претензию Дориея [спартанский царевич, отплывший на Сицилию для основания там спартанской колонии в конце VI века до нашей эры, погибший на войне с карфагенянами] на власть в Сицилии по праву завоевания Гераклом «страны Эрикса» (Hdt., V, 43; Diod., IV, 23, 1-3; Paus., III, 16, 4) <...>
Происхождение спартанских царей от Геракла являлось, прежде всего, важным пропагандистским средством для обоснования законности владения завоеванными дорийцами землями в Лаконии и Мессении в периоды ранней истории Лакедемона, а в классический период служило основой для проведения «проахейской» политики спартанских властей, связанной с отысканием и перезахоронением мощей ахейских героев, включая и перезахоронение мощей матери Геракла, Алкмены, уже в период правления Агесилая II [спартанский царь, правивший в 399-358 годах до нашей эры]. Это происходило при содействии Дельфийского оракула, как следование предписаниям Аполлона Пифийского. Такое пропагандистское воздействие было направлено на союзников Спарты по образованному Пелопоннесскому союзу и другие греческие общины, с целью подчеркнуть «панэллинский» характер руководства Спарты в мире греческих полисов».
В середине VI века до нашей эры спартанцы создают Пелопоннеский союз — инструмент своего политического господства над другими полисами полуострова. Как уже отмечалось, создание этой организации сопровождалось апелляцией к ахейскому наследию Спарты:
«Для Спарты главным внешнеполитическим событием VI в. было создание Пелопоннесского союза, который она и возглавила. Конечный успех этой длительной военно-дипломатической акции не в последнюю очередь зависел от блестяще проведенной пропагандистской кампании. Идеологи Спарты использовали отличный ход для обоснования своих претензий на господство в Пелопоннесе. Они объявили спартанцев прямыми потомками ахейцев и активно занялись поисками своих ахейских предков» (Л. Г. Печатнова, «Спарта. Миф и реальность»).
Тема «ахейского» наследия Спарты поднималась и во взаимоотношениях спартанцев с древнегреческими полисами за пределами Пелопоннеса — например, во время спартанской интервенции в Афины 510 года до нашей эры в поддержку афинских демократов против тирании Писистратидов «царь Клеомен I пожелал войти в храм Афины на афинском акрополе. Жрице, которая преградила ему путь, указав на то, что дорийцам сюда вход воспрещен, Клеомен сказал буквально следующее: «Женщина! Я не дориец, а ахеец» (Her. V. 72)» (Л. Г. Печатнова, «Спарта. Миф и реальность»).
Ключевой, возможно, фигурой в спартанской истории являлся эфор (член эфората, органа спартанской исполнительной власти) Хилон, политический деятель VI века до нашей эры, который, по-видимому, и заложил основы того спартанского строя, которые позднее приписывались древнему полулегендарному спартанскому законодателю Ликургу. Именно Хилон сыграл важную роль в «проахейской» политике Спарты по объединению Пелопоннеса вокруг себя, что могло дополнительно подпитываться, помимо политической необходимости, ещё и тем, что он, возможно, сам имел ахейские, а не дорийские корни:
«Хотя в источниках нет каких-либо данных о происхождении Хилона, он, скорее всего, был весьма знатного рода. Его сын был олимпиоником, а потомки — близкими к обеим царским семьям людьми (Her. V, 41; VI, 65; Xen. Hell. VII, 4, 23). Судя по редкому для дорийцев имени, род Хилона — ахейского происхождения. По-видимому, в 70-50-е гг. VI в. Хилон оказывал непосредственное влияние на направление спартанской политики и был, вероятно, генератором политических идей. Возможно, поиски останков ахейских героев — это тоже его идея. Во всяком случае, после смерти он, подобно Ликургу, почитался как герой и имел в Спарте свое святилище (Paus. III, 16, 4).
Для организации Пелопоннесского союза во главе со Спартой нужна была сильная политическая воля. Как полагают некоторые исследователи, эту новую для Спарты политику впервые сформулировал и начал проводить в жизнь именно эфор Хилон. Его считают ответственным за новое направление в спартанской внешней политике и объявляют создателем системы косвенного контроля над союзниками, которая впервые была им опробована в Аркадии» (Л. Г. Печатнова, «Спарта. Миф и реальность»).
Аркадия, кстати, была населена ахейцами.
Впрочем, не стоит сводить почитание спартанцами Геракла к соображениям «проахейской» политики. По крайней мере, с определенного момента спартанские цари совершенно искренне чтили его не только как великого героя, но и как своего прародителя:
«Tаким образом, как мы пытались показать, значение мифа о Гераклидах и героической генеалогии для идеологического обоснования спартанской царской власти достаточно велико. Tакже, как отмечает У. Хуттнер [13. S. 57-58], нельзя недооценивать личное религиозное отношение правителей Спарты к своему родоначальнику и осознание ими такого родства. Tак, известно, например, о желании Леонида I спать в святилище Геракла в Фивах во время перехода к Фермопилам (Plut. Mor., 865 f) и причислении Геракла к составу пира, происходившего при спартанском «царском дворе», во фрагменте застольной песни Иона из Хиоса (Ion v. Chios fr. 2 [Edmonds 1968]). Кроме того, Павсаний и Лукиан (Paus., III, 14, 6-10; Lucien, Anacharsis, 38) сообщают, что на месте ритуальной битвы эфебов в Платановой аллее стояли статуи Геракла и Ликурга. Как считает H. Рише [18. P. 477-478], такое сближение между Гераклом и Ликургом побуждает рассматривать их на одном уровне как защитников спартанских институтов, где Геракл является основоположником двух царских династий, а Ликург — легендарным законодателем полиса».
В любом случае, легенда о Гераклидах позволяла спартанцам обосновать как дорийское завоевание собственно Лакедемона и последующий захват спартанцами Мессении, так и «проахейскую» политику, позволяющую спартанцам апеллировать не только к дорийскому, но и к ахейскому наследию и претендовать на общегреческое значение своего полиса. Именно это делало фигуру Геракла столь значимой для спартанцев. Это показывает, как сфера мифов и легенд, лежащих в основе генеалогии, переплетается с реальной политикой.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: