Ключи гремели в замке так громко, что Сергей вздрогнул от собственных движений. Месяц вахты превратил руки в два неуклюжих крюка. Тяжелая сумка оттягивала плечо, колено ныло после двенадцатичасового сидения в плацкарте. Хотелось только одного — рухнуть на свою кровать и проспать сутки.
— А потом горячий душ и никаких людей, — пробормотал Сергей, толкая дверь.
В прихожей горел свет. Странно. Он точно выключал всё перед отъездом. Электричество — это деньги, а он слишком долго вкалывал на Севере, чтобы разбрасываться заработанным.
— Эй, есть кто?
Тишина квартиры вдруг надломилась. Из кухни донеслось неясное движение, звякнула посуда. Сердце екнуло и сразу забилось где-то в горле. Сергей медленно опустил сумку, нащупал в кармане телефон.
— У меня пневматика в сумке, — соврал он, удивляясь, как ровно звучал его голос. — Кто здесь?
На кухне что-то грохнуло, словно упал стул, и в коридор выскочила растрепанная девчонка лет двенадцати. Незнакомая. В домашних шортах и футболке с блестящей надписью. Она уставилась на Сергея круглыми от испуга глазами.
— Ты кто? — спросил Сергей, опуская телефон. Не похожа на воровку.
— Оля, — выдавила девчонка и попятилась. — Мама! — заорала она вдруг так, что у Сергея заложило уши. — Мам! Тут какой-то дядька!
Из ванной выскочила женщина. С мокрыми волосами, в наспех натянутом халате. Полотенце в руке, глаза широко распахнуты. Сергей моргнул. Моргнул еще раз.
— Лена?
Та замерла, прижимая полотенце к груди.
— Серый?
Мокрые волосы. Испуганные глаза. Ямочка на правой щеке. Такая же, как у него. Сестра. Только не семнадцатилетняя, какой он видел ее последний раз, а взрослая. Чужая. С морщинками у глаз. С ребенком.
— Ты... — Он кашлянул, чувствуя, как пересохло в горле. — Ты что тут делаешь?
— Мама сказала, что ты дал ключи, — Лена нервно поправила волосы. — Она сказала, это нормально.
Что-то сжалось внутри. Странное, непривычное чувство.
— Мама? — В его голосе звенела сталь. — Наша мать умерла семь лет назад, Лена.
Его сестра дернулась, словно от пощечины.
— Вообще-то она живет в соседней комнате, — процедила она. — И ей очень интересно будет узнать, что ты ее похоронил.
Сергей тяжело оперся о стену. Комната перед глазами качнулась. В ушах зашумело.
— Что за бред...
— Серёженька? Это ты? — дребезжащий голос донесся из глубины квартиры, такой знакомый, что заныло под ребрами.
Сергей, не разуваясь, прошел в комнату. В ЕГО комнате, на ЕГО кровати, сидела худая старуха с седым пучком волос на голове. Незнакомая. Только глаза — синие, выцветшие, с той же глубокой складкой над переносицей.
— Мам? — Слово вырвалось само, против воли.
— Сынок, — старуха протянула к нему руки с узловатыми, скрюченными пальцами. — Я так ждала, так ждала...
Сергей отшатнулся. Развернулся резко, треснувшись плечом о дверной косяк. В коридоре девчонка. Его племянница? А за ней... Взрослый парень в спортивных штанах и домашней футболке.
— Ты кто еще такой? — рявкнул Сергей.
— Это Дима, мой муж, — сказала Лена, выходя из ванной. — Я же писала тебе, что вышла замуж. И про Олю писала.
Писала? Когда? Какие письма?
— Я не получал от тебя ни строчки за девять лет, — процедил Сергей, отступая к входной двери. Три чужих человека в его квартире. Или четыре? — У вас вообще прописка есть? По какому праву...
— По праву прямых родственников, — перебила Лена. В ее голосе зазвенел металл. — И да, у меня есть документы на эту квартиру. После маминого инсульта я оформила опекунство, и квартира перешла в совместное владение. Мама не дождалась от тебя помощи, поэтому...
— Что за... — Сергей замолчал, увидев девчонку. Грязные слова застряли в горле. — Это моя квартира. Я за неё платил.
— Ты не платил за нее четыре года, — отрезала Лена. — Даже за коммуналку. Все квитанции у меня на руках. Мы с Димой выкупили долю и...
Сергей с грохотом опустил сумку на пол.
— Выметайтесь, — сказал он тихо, с трудом разжимая зубы. — Быстро.
Дима выступил вперед.
— Слушай, давай без проблем, ладно? Ты пропал, не отвечал на звонки, твоя сестра всё взяла на себя. Ты хоть знаешь, что с твоей матерью случилось?
Она. Умерла. Семь. Лет. Назад.
— Я видел свидетельство о смерти, — процедил Сергей, но что-то внутри уже дрогнуло, поплыло. — Я получил телеграмму. Я...
— От кого телеграмму-то? — Лена скрестила руки на груди. — Ты вообще слышал что-нибудь обо мне после того, как сбежал из дома? Знаешь, каково нам с мамой пришлось?
Тонкая струйка холодного пота потекла между лопаток.
— Я не сбегал. Я уехал на заработки.
Сергей почувствовал, как подгибаются колени, и оперся о стену. Всё это уже случалось с ним. Тот же разговор, те же обвинения. Во сне. В кошмарах, от которых он просыпался в холодном поту в бараке вахтового поселка.
— Ты сбежал, когда у мамы обнаружили проблемы со здоровьем, — Лена понизила голос, но лицо ее пошло красными пятнами. — Когда ей нужны были деньги на лечение, где ты был?
Старуха сидела на кровати, комкая в руках край одеяла. Сергей подтащил к кровати стул, сел напротив. Синие глаза смотрели мимо, словно сквозь него, потом вдруг сфокусировались.
— Я каждый день тебя ждала.
Сергей сглотнул вязкую слюну.
— Как это возможно? Мне прислали документы о твоей смерти.
— Ой, Серёженька, — старуха покачала головой, — ты всегда был такой выдумщик. С самого детства. Выдумывал себе друзей, выдумывал приключения. А сейчас что выдумал? Что мать твоя умерла? Зачем? Чтоб не мучила тебя совесть, что бросил нас с Леночкой?
Выдумщик. Только мать называла его так. И эта родинка над правой бровью — точно такая же, как у его матери. Как у него самого.
— Что со мной происходит? — спросил Сергей, чувствуя, как от страха немеют кончики пальцев.
— Это нервное, сынок. От переутомления. Сколько вахт подряд отпахал? Я ж вижу, совсем себя замотал, — старуха вздохнула. — А Леночка молодец. Выучилась, замуж вышла, Олечка вон какая красавица растет...
— Не помню ничего, — пробормотал Сергей, закрывая лицо руками. — Не могу вспомнить...
Он зажмурился до разноцветных пятен под веками, пытаясь удержать ускользающую реальность. Кружилась голова. В висках пульсировало болью.
— Голова болит, да? — старуха вдруг понизила голос до шепота. — У меня тоже. Врачи говорят, давление скачет, возраст... Но ты чай свой завари, с мятой и ромашкой, попей — и полегчает. Всегда ведь помогал, помнишь?
Сергей поднял голову. Что-то дрогнуло, размылось перед глазами.
Чай. С ромашкой и мятой. Он всегда заваривал такой чай, когда голова разламывалась от мигрени. Заваривал и пил из синей керамической кружки с трещиной. У матери была такая же, только с розовыми цветами.
Керамические кружки на столе, и мать говорит: "Как у нас с тобой, Серёженька — у меня цветочки, а у тебя без цветов. Как у бабы и мужика. А всё равно одинаковые..."
Память вернулась приливной волной, такой сильной, что Сергей схватился за ворот рубашки, чувствуя, как ему не хватает воздуха.
— Мне кто-то позвонил, — прошептал он. — Сказал, что ты упала. Что проблемы с сердцем. Что... что не спасли. Прислал документы, свидетельство...
— Кто позвонил, сынок? — старуха сморщила лоб, и Сергей увидел прямо перед собой лицо матери — не искаженное старостью и болезнью, а такое, каким запомнил его в тот последний вечер перед отъездом на вахту.
— Не помню, — прошептал Сергей, и его прошиб холодный пот. — Не могу вспомнить.
Он действительно не мог. Не помнил ни имени, ни голоса. Человек из телефонной трубки сообщил о смерти матери. Прислал документы. А потом... потом он стал приезжать с вахты в пустую квартиру, пить один, и ни с кем не общаться. Девять лет. Господи, девять лет...
— Это был Толик.
Голос Лены заставил его подпрыгнуть. Она стояла в дверях, прислонившись к косяку. Глаза покрасневшие, но сухие.
— Какой еще Толик?
— Зайцев. Помнишь его? Вы вместе на вахту тогда уезжали. Он мне всё рассказал.
— Рассказал... что?
Лена вздохнула и провела рукой по мокрым волосам. От ванны исходил слабый аромат яблочного шампуня, такой домашний и родной, что у Сергея защемило сердце.
— Ты связался с какими-то личностями, — Лена говорила глухо, глядя в пол. — Проигрался в карты. Сильно. Толик сказал, тебе угрожали. Ты испугался и решил залечь на дно. А потом он позвонил тебе от моего имени, сказал, что мама умерла, прислал фальшивые документы. Чтобы ты не возвращался. Чтобы не подставлял нас.
Сергей с трудом протолкнул воздух сквозь сжавшееся горло.
— Я ничего такого не помню, — прошептал он. — Клянусь, Ленка, не помню.
— Ты вечно не помнишь того, что тебе неудобно помнить, — Лена вздохнула. — Толик по пьяни всё рассказал год назад. Мы с Димой только поженились, а тут такое... Я пробовала тебя найти. Ты знаешь, сколько Сергеев Ивановых в Сургуте работает? И все на вахте.
Оляшка — надо же, племянница — помогала ему заваривать чай. Серьезно хмурилась, доставая чашки.
— С киви будешь? — спросила она шепотом, доставая из холодильника какие-то пирожные.
— Буду, — кивнул Сергей, не представляя, как это — чай с киви. Но выбирать не приходилось. Девчонка так нервничала, словно он был инопланетянин.
"Для нее я и есть инопланетянин. Дядя-призрак", — подумал Сергей, наблюдая, как Оля режет киви тонкими дольками.
В кухню заглянула Лена, тревожно вгляделась в его лицо.
— Ты как?
— Как будто проснулся в чужом мире, — честно сказал он.
— Я тебе таблетки на столе оставила. От головы. — Она помялась в дверях. — Оль, допивай чай и уроки делать.
— Ма-ам!
— Быстро, — Лена прикрыла за собой дверь, и Сергей услышал, как она тихо переговаривается с мужем в коридоре.
Оля со вздохом села за стол, пододвинула к себе гигантский кусок пирожного.
— А ты правда меня совсем не помнишь?
Сергей отвел глаза. Прихлебнул чай, поморщился от приторной сладости.
— Я вообще о тебе не знал, Оль.
— Мама говорит, у тебя было сотрясение мозга, — девчонка посерьезнела. — И что ты мозги себе отбил на работе.
"И часть правды, и часть лжи", — подумал Сергей.
— Наверное, так и есть.
— А я тебя помню, — вдруг сказала Оля, поднимая на него глаза.
Сергей поперхнулся чаем.
— Как? Тебе же... двенадцать?
— Одиннадцать только что исполнилось, — с детской гордостью поправила она. — Мама привозила меня к тебе в больницу, когда мне было шесть. Ты лежал весь такой в бинтах, страшный, а я плакала и кричала, что хочу к папе, а не к дяде Серёже.
Сергей перевернулся на кровати, скинул одеяло. Распахнул глаза и уставился в темноту. Сердце колотилось так, словно он пробежал стометровку. Во рту пересохло.
Кошмары. Опять кошмары. Те же, что мучили его последние годы. Только ярче, реальнее.
Он сел на кровати. Стоп. Это не его кровать. Его диван всегда скрипел пружинами — а эта кровать мягкая, с гладкими прохладными простынями. И пахнет здесь не застарелым перегаром и сигаретами, а какой-то домашней свежестью.
Сергей протянул руку к прикроватной тумбочке, нащупывая телефон. Экран вспыхнул, ослепляя. 3:42. Слишком рано или слишком поздно?
Он прислушался. В квартире стояла тишина, только где-то на кухне мерно капала вода из крана. Не сон. Всё, что произошло вчера — не сон.
Мать жива. Жива! И всё это время ждала его. А он... за что они его ждали? За что любили? Девять лет. Девять лет, которые вычеркнуты из жизни. Девять лет, когда он...
Сергей аккуратно встал с кровати, стараясь не шуметь. Дверь в комнату матери была приоткрыта. Он медленно приблизился, прислушиваясь к ее дыханию. Старуха спала, приоткрыв рот. Поднятые ко лбу брови делали ее лицо удивленным, будто она и во сне не могла поверить, что сын вернулся.
Вернулся.
Он прикрыл дверь и на цыпочках прошел на кухню. Включил свет. Чужая кухня. С яркими занавесками, разноцветными магнитами на холодильнике, детскими рисунками на стене. Сергей открыл один из шкафчиков, морщась от скрипа дверцы. Достал две керамические кружки. Синюю, с трещиной. И розовую, с цветочным узором.
"Как у бабы и мужика. А всё равно одинаковые", — эхом прозвучал в голове голос матери.
Сергей поставил кружки на стол. Налил воды. Достал из своей сумки пакетики чая. Ромашка с мятой. Он всегда возил их с собой. На случай головной боли.
В голове всплыл обрывок разговора. Оля сказала, привозила его в больницу, когда ей было шесть. Значит, пять лет назад. Но ведь пять лет назад он работал в Сургуте. Он помнит это. Помнит мастера Антона, который хвастался фотографией дочери. Помнит общежитие и...
"— А ты не взял трубку. Не ответил. И мама слегла. Совсем. А ты всё не приезжал..."
Чей это голос? Воспоминание? Или часть сна?
Сергей медленно опустился на табурет. Сжал голову руками, пытаясь удержать расплывающуюся реальность.
Что происходит? Где настоящие воспоминания, а где выдуманные? Кто он на самом деле — непутевый сын, который бросил семью? Или жертва обмана? Псих с раздвоением личности? Кем он был все эти годы?
Шаги в коридоре заставили его вскинуть голову. На пороге кухни стояла Лена. В домашнем халате, с растрепанными волосами. Глаза покрасневшие от недосыпа.
— Тоже не спится? — спросила она, проходя к чайнику.
Сергей кивнул, не в силах выдавить ни слова.
— Не спалось, — Лена потерла лицо. — Мысли всякие лезут. Дим сразу отрубился, а я... — Она махнула рукой и замолчала, глядя на стол. — Что это?
Сергей проследил за ее взглядом. Две кружки. Синяя и розовая.
— Я... я помню их, — просипел он. — Помню, как мы пили чай с мамой. Перед отъездом на вахту. И она говорила...
— "Как у бабы и мужика", — неожиданно подхватила Лена. Глаза ее блеснули в полутьме кухни. — Ты помнишь?
— Обрывками, — Сергей сжал руками кружку. — Кусками. Будто смотрю в разбитое зеркало.
Лена подошла ближе. Опустилась на соседний табурет.
— Толик сказал, у тебя было что-то с головой. После той драки в поезде... — Она замолчала, подбирая слова. — Я к тому, что... если ты правда не помнишь... то, наверное, это не всё так просто. Как в кино, знаешь — хлоп по голове, и ты всё забыл.
Сергей усмехнулся.
— А я думал, ты скажешь, что я сам всё придумал. Как удобную отмазку.
Лена отрицательно покачала головой.
— Хотела. Но потом увидела, как ты на маму смотрел. Как будто призрака увидел. Так не сыграешь, — она поправила волосы, заправляя прядь за ухо. — И потом, слишком уж сложная схема получается. Проще было просто больше не возвращаться.
Где-то в глубине квартиры заскрипела кровать. Раздался кашель. Дима проснулся?
— Два мира, — прошептал Сергей, поднимая глаза на сестру. — Я жил в одном, а вы — в другом. И вот, миры столкнулись. И я не знаю, какой из них настоящий.
Она положила свою руку поверх его руки. Теплую, живую.
— Оба, — сказала она просто. — Оба мира настоящие. Просто твой — это прошлое. А наш — настоящее. И... если хочешь — будущее. Для всех нас.
Из глубины квартиры снова донесся кашель. Шаркающие шаги. Дверь в ванную открылась.
— Мама проснулась, — Лена встала. — Сейчас придет. Слушай, она не знает про Толика. Про карты. Думает, ты правда поехал на вахту и тебя ограбили. Не говори ей...
Сергей стиснул зубы.
— Что именно? Что её сын — идиот, который проигрался в карты, а потом прятался от бандитов? И заодно бросил свою семью?
— Она девять лет ждала, — тихо сказала Лена. — Каждый день вспоминала тебя. Молилась. Держалась только потому, что верила — ты вернешься.
И мир вокруг Сергея вдруг стал совершенно реальным и ясным. Как будто кто-то протер запотевшее стекло. Или сложил осколки разбитого зеркала.
— Девять лет, — повторил он. — Девять лет я пытался забыть эту квартиру. Это место. А теперь...
Дверь распахнулась, и на пороге появилась мать. В ночной рубашке, с седым растрепанным пучком на голове. Глаза сонные, но яркие.
— Серёженька? — позвала она. — Ты правда вернулся?
И её глаза — точно такие же, как у него, только выцветшие от старости, — наполнились слезами.
— Я дома, мам, — сказал Сергей, поднимаясь из-за стола. И впервые за долгие годы это было правдой. — Я вернулся.
Читайте еще: