Пятно на кухонном полотенце никак не отстирывалось. Марина терла его с остервенением, будто именно в нем сосредоточились все ее проблемы. Вода лилась с крана, заглушая мысли.
— Мам, а когда папа вернется? — голос Кирюши выдернул ее из оцепенения.
— Через семнадцать дней, — она машинально ответила, не поворачиваясь. — Считаешь?
— Угу, — сын шмыгнул носом и поскреб ногтем наклейку на холодильнике. — А дядя Слава правда умеет делать кораблики, которые сами плывут?
В груди что-то дернулось. Марина выключила воду и обернулась. Кирюша стоял, ковыряя носком тапочки линолеум. Маленький, шесть лет, копия отца — те же вихры, тот же упрямый подбородок.
— С чего ты взял? — голос предательски дрогнул.
— Алинка сказала, — пожал плечами сын. — Что когда вы в школе учились, он всем делал.
Окно в гостиной никак не хотело закрываться до конца — сквозило. Марина подложила скрученную газету в щель и вернулась к пылесосу. Голова раскалывалась, а они придут через час.
«Идиотская затея», — мысль кружила, как муха, раздражая своей навязчивостью. Встреча одноклассников в ее квартире. Да еще без Сережи, он на вахте. Надо же было согласиться.
Телефон звякнул сообщением. Танька: «Чё молчишь? Волнуешься? Я видела Славку вчера у "Магнита", прикинь, реально не женат до сих пор!»
Марина отбросила телефон и с такой силой дернула ковер, что задела ногой столик. Ваза закачалась, но устояла.
— Лизка, ты где там застряла! — крикнула она в сторону детской. — Помоги мне хоть немного!
— Ща, последний уровень! — отозвался тоненький голосок дочери.
«Одиннадцать лет, а все как маленькая», — Марина поймала себя на мысли, что говорит мамиными словами. Затем до нее вдруг дошло — сегодня ровно восемнадцать лет с того дня, как Славка последний раз ждал ее у школы. С корабликом из бумаги.
Их пришло меньше, чем ожидалось. Танька с мужем Виталиком, Лерка с дочкой-подростком, Сашка — толстый, лысеющий, но все с той же улыбкой, от которой выступали ямочки на щеках. И Слава. В джинсах и простой футболке, будто со школы и не прошло никаких восемнадцати лет.
— Мариш, шикарно выглядишь! — Танька с порога полезла обниматься, обдавая запахом сладких духов.
В прихожей стало тесно и шумно. Марина механически улыбалась, принимала цветы, бутылки вина, какие-то коробки. Правая щека начала подергиваться, когда она встретилась взглядом со Славой.
— Привет, — сказал он просто, протягивая руку.
И все внутри оборвалось.
— ...а помните, как Маринка со Славкой тайком целовались на физре за спортзалом? — громко хохотала Танька, размахивая бокалом.
Дети — Кирюша, Лиза и Леркина дочка — давно убежали в комнату смотреть мультики. Взрослые сидели за столом, и разговоры становились все громче и откровеннее.
Марина почувствовала, как левая скула вдруг заныла. Она потерла ее, стараясь не смотреть на Славу, сидевшего напротив. Он же глядел прямо — спокойно, чуть насмешливо.
— Чушь мелешь, — она дернула плечом, разливая чай. — Никого я там не целовала.
— Да ладно, — подхватил Сашка, сыто жмурясь. — А двойки по геометрии кто тебе исправлял? Чистая копирка твоего почерка нашим Архимедом, только об этом все знали.
Славка наконец отвел взгляд, усмехнулся:
— Не было такого.
Марина чуть не выронила чашку, когда под столом его нога случайно коснулась ее ноги. Он тут же отодвинулся, но внутри уже разливалось тепло — дурацкое, как в одиннадцатом классе.
— Покажи им фотки с той поездки на Байкал, — предложила Лерка, когда разговор зашел о путешествиях.
— У меня в телефоне, сейчас, — Марина встала из-за стола, чувствуя странную легкость. Три бокала вина сделали свое дело.
Она прошла на кухню — телефон остался там. Прислонилась лбом к холодильнику, на секунду прикрыв глаза. Голова слегка кружилась.
— Помощь нужна? — голос Славы за спиной заставил ее вздрогнуть.
Она обернулась. Он стоял в дверном проеме, засунув руки в карманы.
— Мне сказали, тут есть лед для виски, — добавил он, но не двинулся с места.
— Сереже еще семнадцать дней до конца вахты, — вдруг сказала Марина и сама не поняла, зачем.
Славка смотрел на нее, чуть прищурившись. Морщинки в уголках глаз стали глубже. Ему шли эти годы.
— Знаешь, — медленно произнес он, — я всегда думал, что ты выберешь не его.
Воздух между ними сгустился до осязаемости.
Марина открыла рот, чтобы ответить — и в этот момент на кухню влетел Кирюша.
— Ма-ам! Алинка плачет! Она с Дашкой поссорилась!
Наваждение рассеялось. Славка отступил назад в коридор, давая ей пройти.
— Папа научил нас узлы вязать, — Кирюша сидел рядом со Славой на диване и показывал ему сложенную из шнурка фигуру. — Он на корабле работает! На большом-большом!
— На буровой платформе, — автоматически поправила Марина, собирая со стола тарелки.
Гости потихоньку собирались домой. Танька с Виталиком уже вызвали такси, Сашка дремал в кресле. А Слава слушал ее сына, наклонив голову так, что было видно тонкий белый шрам у основания шеи — новый, раньше его не было.
— Здорово, — серьезно кивал он Кирюше. — А кораблики бумажные пробовал делать?
Сердце пропустило удар. Марина замерла с тарелками в руках.
— Не-а. А ты умеешь?
— Еще как! — Славка достал из кармана джинсов смятый чек. — Смотри.
Его пальцы — длинные, с аккуратными ногтями — ловко сгибали бумагу. Точно такими же движениями он складывал кораблики восемнадцать лет назад, сидя на скамейке возле школы. Ожидая ее после дополнительных.
Кирюша смотрел, открыв рот. Лиза тоже подтянулась, заинтересованно наблюдая.
— Вот, — Славка протянул готовый кораблик. — Если подуть снизу, он даже поплывет по воздуху.
Он подул, и маленький бумажный кораблик действительно на мгновение приподнялся над его ладонью.
— Ух ты! — восхищенно выдохнул Кирюша. — Научишь меня?
— Конечно, — Славка потрепал его по голове — таким знакомым, таким забытым жестом.
И тут Марина вдруг увидела: у сына, когда он улыбается, точно такие же ямочки на щеках, как у Славы. Не как у Сережи — у него вообще нет ямочек. Тарелки задрожали в руках. Комната покачнулась.
— Ты чего такая бледная? — Танька обнимала ее в прихожей. — Перебрала что ли? Или...
Она многозначительно скосила глаза в сторону Славы, который помогал Лерке одеть дочку.
— Иди уже, — Марина легонько подтолкнула подругу к двери. — Такси ждет.
— Позвоню завтра! — подмигнула Танька и добавила шепотом: — Все расскажешь!
Рассказать. Что именно? Что у нее закружилась голова от странного совпадения? Что на секунду ей показалось... что ее сын...
«Бред», — оборвала она себя, захлопывая дверь за последними гостями.
Славка остался. Сказал, что живет недалеко и может пройтись пешком, но сначала поможет ей убрать.
— Не надо, — Марина прислонилась спиной к двери. — Я сама.
Он стоял посреди коридора с мусорным пакетом в руках. Домашний, как будто свой.
— Дети замечательные, — сказал он. — Особенно мальчик. На тебя похож.
— На Сережу, — машинально поправила она.
Славка чуть наклонил голову, и на секунду ей показалось, что сейчас он улыбнется своей особенной улыбкой — с ямочками, как у Кирюши — и скажет: «Правда?»
Но он просто кивнул и направился выбросить мусор.
— Мам, а дядя Слава еще придет? — Кирюша задал этот вопрос уже лежа в постели, когда она пришла поцеловать его на ночь.
— Не знаю, сынок, — она присела на край кровати. — Зачем тебе?
— Он обещал научить делать кораблики, — Кирюша зевнул. — И еще рассказать, как он в Африке был. У него там даже лев в машину заглядывал!
— Спи уже, фантазер, — Марина поправила одеяло. — Никаких львов не было.
— Был! — упрямо сказал сын. — Дядя Слава не врет. У него шрам на шее от той аварии, когда он от льва убегал и машина перевернулась!
Марина замерла. Откуда Кирюша знает про шрам? Она сама заметила его только сегодня.
— Когда он тебе это рассказал?
— Когда вы с тетей Таней на балконе курили, — сын снова зевнул. — Мам, а почему у папы нет ямочек на щеках, а у нас с дядей Славой есть?
Ее ладони вдруг стали ледяными.
— Спи, — она поцеловала его в лоб и быстро вышла из комнаты.
В коридоре она споткнулась о брошенную Лизкину куклу и чуть не упала. Выругалась шепотом, поднимая игрушку. Дешевая пластмассовая Барби с нарисованной улыбкой глупо таращилась на нее.
Телефон пискнул сообщением. Она взглянула на экран и почувствовала, как пол уходит из-под ног.
Славка: «Я люблю тебя. Все эти годы. Прости».
Серёжа всегда, когда был на вахте, звонил в одно и то же время — с восьми до девяти вечера. Сегодня звонок раздался ровно в восемь.
— Привет, — его голос, немного искаженный связью, звучал тепло и близко. — Как вы там?
— Нормально, — Марина сидела на кухне, прижав телефон к уху. — Дети передают привет. Кирюша тебе рисунок нарисовал, я потом сфотографирую.
— Как встреча прошла? Было весело? — она слышала, как он хрустит чем-то.
— Да. Обычно, — она водила пальцем по столу, рисуя невидимые узоры. — Все постарели. Сашка облысел.
— А твой Ромео пришел? Этот... как его... Слава?
Палец замер.
— С чего ты взял?
— Танька говорила, что он в город вернулся, — Сережа хмыкнул. — Небось опять глаз на тебя положил, да?
Марина молчала, чувствуя, как спина покрывается холодным потом.
— Мариш, ты там уснула? — в трубке послышался смешок.
— Нет, — она сглотнула. — Просто устала с этой уборкой. Приходили несколько человек. Посидели, повспоминали школу. Ничего особенного.
— Семнадцать дней осталось, — сказал он. — Соскучился по вам.
— И мы, — автоматически ответила она.
После звонка Марина долго сидела, глядя в темное окно. Славкино сообщение жгло карман халата, куда она спрятала телефон.
На следующее утро она проснулась с ощущением тревоги. Будто что-то забыла сделать.
Голова гудела после вчерашнего вина. В кухне громыхала посудой Лизка, пытаясь приготовить себе завтрак. Кирюша еще спал.
Марина встала, накинула халат и пошла умываться. В зеркале отражалась бледная женщина с кругами под глазами и складкой между бровей. Тридцать пять лет — не так уж и много. Но и не мало.
«Я люблю тебя. Все эти годы. Прости».
Она так и не ответила на сообщение. Что тут скажешь? «Я тоже»? Ложь. «Забудь»? Тоже неправда.
— Мам, телефон звонит, — Лиза заглянула в ванную. — Там дядя какой-то, про кораблики спрашивал.
Сердце подпрыгнуло.
— Дай сюда, — она протянула руку, но дочка уже протягивала ей трубку.
— Алло, — голос Славы звучал бодро. — Как ты?
Марина прикрыла дверь ванной.
— Зачем ты написал мне вчера? — спросила она тихо.
— Затем, что это правда, — в его голосе не было ни капли сожаления. — Восемнадцать лет прошло, а ничего не изменилось. Для меня.
— У меня семья, Слав.
— Я помню твое лицо вчера, когда ты смотрела, как я показываю Кирюше кораблик.
Она прикрыла глаза. Перед внутренним взором всплыли ямочки на щеках сына. Такие же, как у Славы.
— Бред какой-то, — пробормотала она.
— Я приеду сегодня, — сказал он. — Отвезу детей в парк, как обещал. А потом мы поговорим.
— О чем?
— О корабликах. О школе. О нас.
— Мороженое будешь? — Слава протянул Лизе эскимо на палочке.
Они сидели на скамейке в парке. Кирюша носился с новым бумажным корабликом, который только что научился делать, пуская его по воздуху. Лиза с независимым видом листала ленту в телефоне, но то и дело поглядывала на брата с завистью.
Марина смотрела на детей и чувствовала странное спокойствие. Будто все это — не ее жизнь, а какой-то фильм, где она наблюдатель.
— Не молчи, — Славка сидел рядом, почти касаясь ее плечом. — Я приехал на полгода, но могу остаться насовсем. Если ты...
— Восемнадцать лет, — оборвала она. — Где ты был восемнадцать лет? Когда я забеременела от Сережи и вышла за него? Когда рожала Кирюшу? Лизу?
— В Африке, — он усмехнулся горько. — В Австралии. В Америке. Где угодно, лишь бы дальше от тебя. Потому что ты сама меня прогнала, помнишь?
Она помнила. Славка тогда получил грант на обучение за границей, а она осталась здесь. Они договорились ждать. А потом она начала встречаться с Сережей, веселым старшекурсником с геологического. И когда Славка приехал на каникулы, она сказала ему, что все кончено.
— Ты сказала, что не хочешь связывать жизнь с таким, как я, — он смотрел на Кирюшу, не на нее. — Бродягой без корней. Слишком умным и странным. Помнишь?
Марина молчала. Она действительно так сказала, но не потому, что думала так. А потому, что боялась — он потом бросит ее, когда увидит большой мир. Легче было оборвать все самой.
— Я никогда не смог забыть тебя, — он наконец повернулся к ней. — Пробовал. Не вышло.
— А Кирюша тут при чем? — она посмотрела ему прямо в глаза. — Ты приехал на встречу одноклассников, увидел ребенка с ямочками на щеках и решил, что он твой? Бред!
Слава молчал, глядя на нее спокойно. Потом тихо сказал:
— Я приехал полгода назад. И первым делом нашел тебя. Ты шла с коляской по универмагу, помнишь? Июнь, жара. Кирюше было пять с половиной.
Марина сидела как громом пораженная. Она действительно помнила тот день в универмаге. Но не помнила, чтобы видела Славу.
— Я не подошел, — продолжал он. — Просто смотрел издалека. А потом навел справки. Узнал, когда родился Кирюша. И сопоставил даты.
— Чушь, — выдохнула она. — Откуда ты можешь знать?
— Я приезжал на похороны отца, — тихо сказал он. — Восемь лет назад, в октябре. Ты не знала. Никто не знал. Я пробыл неделю. И мы встретились с тобой, случайно, в баре. Сережа был на вахте. Ты сказала — у нас есть только эта ночь, а потом мы забудем все. Помнишь?
Марина почувствовала, как холодеет лицо. Она помнила ту ночь. Но почему-то уговорила себя, что это был сон.
— Через девять месяцев родился Кирюша, — закончил Славка. — Июль, двадцать первое.
— Это... совпадение, — ее голос дрожал.
— Я могу сделать тест, если хочешь, — он впервые за все время взял ее за руку. — Но я и так знаю. Он мой. И я хочу быть частью его жизни.
Она выдернула руку.
— А я? Мы? Ты врываешься в мою жизнь после стольких лет и думаешь, что я все брошу?
— Нет, — он покачал головой. — Я просто хочу быть рядом. Как друг, как дядя для Кирюши — неважно. Я никуда не тороплю. Но я не уйду больше, Мариш.
Она посмотрела на сына, бегающего с корабликом. Неужели она все это время не замечала, насколько он похож на Славку? Или не хотела замечать?
— Мам, смотри! — Кирюша подлетел к ней, протягивая ладошку с корабликом. — Я теперь тоже умею!
Его щеки с ямочками раскраснелись от бега. А глаза — такие же пронзительно-зеленые, как у Славы — смотрели с восторгом.
Марина почувствовала, как что-то трескается внутри — какая-то твердая корка, которой она покрылась за эти годы. И сквозь трещины пробивалось что-то теплое, давно забытое.
— Умничка, — она потрепала сына по голове. — Молодец.
Славка довез их до дома и настоял, чтобы проводить до квартиры. Кирюша всю дорогу рассказывал ему про школу, про строительство скворечника с папой, про то, как он научился плавать прошлым летом.
Марина слушала вполуха, погруженная в собственные мысли. На душе было тревожно, но одновременно — впервые за много лет — спокойно. Будто что-то встало на свои места.
У двери квартиры Славка остановился:
— Я завтра позвоню?
Она кивнула, не глядя на него.
— Мам, пусть дядя Слава к нам в гости придет, а? — Кирюша дернул ее за рукав. — Пожалуйста! Он обещал показать фотки из Африки!
— Хорошо, — она посмотрела на Славу. — Приходи завтра на чай. Дети будут рады.
— А ты? — тихо спросил он.
Вместо ответа она протянула руку и легко коснулась белого шрама на его шее.
— До завтра.
Ночью, лежа в постели, Марина долго смотрела в потолок. Сережа прислал сообщение: «Соскучился безумно. Шестнадцать дней осталось. Целую».
Она закрыла глаза. Что будет, когда он вернется? Когда увидит Славку? Когда узнает про ту ночь восемь лет назад?
Мысли путались. Как легко было жить, когда прошлое казалось надежно похороненным.
Внезапно дверь тихо скрипнула. В комнату проскользнул Кирюша с помятым бумажным корабликом в руке.
— Мам, — прошептал он, — я боюсь спать один.
Она подвинулась, освобождая место.
— Иди сюда, маленький.
Сын забрался под одеяло, прижался к ней. От него пахло детским мылом и чем-то сладким.
— Мам, — сонно пробормотал он, — а правда, что дядя Слава похож на меня?
Марина замерла.
— С чего ты взял?
— Лизка сказала, — зевнул Кирюша. — Что у нас одинаковые ямочки. И ещё, что он смотрит на тебя как папа. А папа скоро вернется?
— Скоро, — она погладила сына по голове.
— Шестнадцать дней, — кивнул Кирюша и прижал к себе кораблик. — Я считаю.
Марина долго лежала без сна, слушая ровное дыхание сына. Бумажный кораблик темнел в его руке — точно такой же, как те, что складывал для нее Славка восемнадцать лет назад. Возвращение в прошлое невозможно. Но иногда прошлое само возвращается к тебе — с ямочками на щеках твоего ребенка, с бумажным корабликом в руках, с несказанными словами на губах.
Она осторожно забрала кораблик из расслабленной во сне ладошки сына и положила на тумбочку. Впереди было шестнадцать дней до возвращения Сережи. Шестнадцать дней, чтобы решить, куда повернет теперь ее собственный корабль.