Глава 19. «Ещё одна потерянная душа»
Моей воспитательницей оказалась Вера Павловна её длинные русые волосы, заплетенные в высокий хвост. Они были переплетены нитью крест на крест искусственного жемчуга, что придавало ей вид наряженной елки, сверкающей в ярких фонариках. Каждый день Вера Павловна появлялась в новых бусах, серёжках и кольцах, словно стараясь скрыть свою заурядную внешность. Она не была красавицей, но и не могла быть названа непривлекательной — её лицо было обычным, как у многих. У неё были острые черты лица, а глаза — серые, почти бесцветные и чтобы сделать глаза более выразительными, она использовала яркие синие и зелёные тени. Губы же она всегда красила очень яркой помадой, выходя за контур. Однако, несмотря на все усилия, ее яркий макияж и массивные бусины, которые она часто носила, делали ее образ больше нелепым, чем привлекательным. Ей было около тридцати лет, и, казалось, она пыталась остановить время, используя косметику как щит от неизбежного. Однако характер Веры Павловны был жёстким. Она часто кричала на детей, очень строго спрашивала домашние задания, не прощала ошибок и ставила низкие оценки. За непослушание любила выгонять за деверь.
Войдя в комнату как вихрь, она проговорила своим низким, похожим на мужской голосом, заставляя покрыться мурашками и тут же подскочить с кровати.
— Подъём, девочки!
За окном было раннее утро, и глаза слипались, словно не желая расставаться с тёплыми объятиями сна. Состояние не могло прийти в норму, и я пыталась осознать, где я и что происходит. Вокруг царила полутьма, лишь пробивающиеся сквозь занавески лучи света рисовали на стенах причудливые узоры. Я с трудом поднялась на локтях, пытаясь сфокусироваться на фигуре, стоящей у двери. Она была высока и стройна, с длинными волосами, которые, казалось, танцевали в ритме её движений. Но голос голос был таким низким и резким, что казалось, будто он принадлежит кому-то совершенно другому.
— Ты новенькая? — грубо произнесла Вера Павловна, тыча в меня пальцем с ярким маникюром. Она подошла ближе, не дождавшись, пока я успею ответить. — Если ты и дальше будешь так на меня смотреть и молчать, то будешь наказана. Предупреждаю тебя один раз: меня зовут Вера Павловна, со мной надо быть послушной, не дерзить, не ругаться, не кричать! О... Боже, как же я ненавижу, когда кто-то кричит! — Её голос звучал угрожающе, и я почувствовала, как внутри меня нарастает напряжение. Она продолжала: — Делай то, что я говорю, а иначе будешь наказана. А наказания у меня очень суровые, так что включай свои мозги и пошевеливайся.
Я продолжала смотреть на нее, не в силах произнести ни слова от такого неожиданного визита воспитательницы. В горле у меня стоял ком, и сердце колотилось в унисон с тревожными мыслями.
— Вставай, я сказала! — ее голос перешел на крик, который напоминал визг заторможенной машины. От этого звука у меня закладывало уши, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Я встала с кровати, все еще одетая в ту же одежду, в которой уехала с дачи. Быстрым взглядом окинула своих соседок, которые, по всей видимости, тоже не были рады появлению воспитательницы. Их лица выражали недоумение и страх, но никто не осмеливался сказать хоть слово. Резким и болезненным движением она схватила меня за локоть и потащила за дверь. Я попыталась вырваться, но ее хватка был крепкая, как железо. В голове крутились мысли о том, что же она собирается сделать, и почему именно сейчас она решила появиться. Внутри меня нарастало чувство беспомощности, и я не могла понять, как так вышло, что я оказалась в этой ситуации. Мы вышли в коридор, и я почувствовала, как холодный воздух ударил в лицо. Воспитательница не отпускала меня, и я знала, что сопротивляться бесполезно. В этот момент мне хотелось лишь одного — чтобы все это закончилось, чтобы я снова оказалась в безопасности, вдали от ее крика и жестоких хваток.
— Значит так, рассказываю кратко, показываю быстро. Если что-то не поймешь или не запомнишь — исключительно твои проблемы, — произнесла она, и её голос звучал так грубо, что было трудно уловить смысл. Я старалась сосредоточиться, но слова сливались в один сплошной поток. — 49 комната твоя, — продолжала она, не обращая внимания на моё смятение. — Здесь ты будешь находиться до того, пока тебя либо не удочерят, либо до того, как тебе исполнится восемнадцать лет. На этом этаже двадцать комнат, и тебе нельзя заходить не в одну из них, кроме своей.
Она перевела взгляд на меня, и в её глазах читалось презрение, словно я была чем-то отвратительным.
— Ясно тебе?! — спросила она, и в её голосе послышалась угроза. Я лишь кивнула, но ей этого было недостаточно.
— Ясно, я сказала?! — повторила она, поднимая голос. — Я не люблю повторять дважды и ненавижу, когда на мои вопросы молчат!
— Ясно! — громким голосом ответила я стараясь не смотреть ей в глаза, боясь, что её презрение может обжечь меня. В голове крутились мысли о том, что же меня ждёт в этой комнате, в этом месте, где я оказалась. Я не знала, каково это — быть в приюте, и теперь, когда я здесь, всё казалось таким чуждым и страшным.
— Ты будешь следовать правилам, — продолжала она. — Здесь нет места для бунтовщиков и нерадивых. Если ты не будешь слушаться, я сделаю так, что тебе не поздоровится. Поняла?
— Поняла! — Но внутри меня всё протестовало. Я не хотела быть послушной куклой, но понимала, что сейчас это единственный способ выжить. Я должна была найти способ адаптироваться, чтобы не стать мишенью для её злости.
— Время здесь течёт иначе, — произнесла она, словно читая мои мысли. — Каждый день — это испытание. Ты будешь делать то, что тебе скажут, и не смей задавать лишних вопросов. Запомни: здесь ты никому не нужна, и никто не будет тратить на тебя время.
Её слова резали, как острое лезвие. Я чувствовала, как в груди нарастает паника. Я пыталась подавить это чувство, но оно всё равно пробивалось наружу, как вода из трещины в стене. Я не могла позволить себе слёзы, не могла показать слабость. В этом месте слабость означала уязвимость, а уязвимость — опасность.
— Ты будешь здесь одна, — продолжала она, и в её голосе не было ни капли сочувствия. — Никто не придёт на помощь. Ты должна научиться полагаться только на себя, запомни это раз и навсегда, — произнесла она, приближаясь ко мне, и я почувствовала её дыхание на своём лице. — Здесь ты никому не нужна, еще раз повторюсь. Ты просто ещё одна потерянная душа, и никто не будет тратить на тебя время.
«Ты должна быть сильной» — шептала я себе, но слова звучали как насмешка. Сила? Как можно быть сильной, когда вокруг всё рушится? Я чувствовала себя как в клетке, где каждый звук, каждое движение подчеркивало мою уязвимость. «Не думай о том, что было» — внушала я себе, но воспоминания о доме, о том, как я когда-то смеялась и играла, не отпускали. Они были как призраки, которые не давали мне покоя. Я не могла позволить себе думать о том, что потеряла. Это было слишком болезненно.
— Идем дальше. В самом конце этажа находится туалет и ванная. В другом конце этажа находится лестница, которая ведет вниз. Каждое утро вы просыпаетесь до будильника, идете в туалет, затем в ванную и приводите себя в порядок. Я не потерплю, чтобы от вас воняло, как от скота, поэтому каждое утро вы должны выглядеть опрятно. Поняла?!
— Поняла!
— Отлично! В семь утра вы должны быть на площадке, выстроенные в шеренгу. У нас утренняя зарядка, которая поможет вам проснуться и настроиться на день. В восемь утра начинается подготовка к школе, где мы обсудим все важные моменты. А в девять утра — завтрак. Затем отдых на улице, потом снова подготовка к школе. Ужин, душ и сон. Всё понятно?
— Всё понятно.
— Отлично, одежду тебе принесу, в которую ты должна будешь переодеться, а пока иди в комнату. Тебе скажут, когда выходить, поняла?
— Поняла.
Вера Павловна развернулась на каблуках и ушла, а я быстро побежала к себе в комнату. Сердце колотилось от волнения. Зайдя в комнату девочки смотрела на меня сочувствующими глазами а я на дрожащих ногах подошла к своей кровати.
— Эй, как ты? — спросила меня Эрика, смотря на меня теплым взглядом.
— Не знаю, — ответила я, опуская глаза. Внутри меня витали смешанные чувства, и я не знала, как их выразить.
— Вера Падловна очень злая, — продолжила Эрика, и в её голосе послышалась игривость. — Многие говорят, что это из-за того, что у неё в личной жизни всё плохо. Её даже другие работники боятся, — рассмеялась она.
— Это точно, — подхватила Эстер, присаживаясь рядом со мной. — Однажды Вера Падловна поссорилась с учителем по физкультуре и закрыла его в кладовке до следующего дня. После этого он к ней боится подходить! — девочки рассмеялись, и я почувствовала, как напряжение немного уходит.
— Падловна? Она же вроде Павловна, — спросила я, удивленно приподняв брови.
— Мы все между собой её называем Верой Падловной, — хихикая, ответила Эстер. — Потому что ей так больше подходит. Она такая строгая, что кажется, будто у неё в душе только холод и строгость.
— Из-за чего она поругалась с учителем физкультуры? — спросила я, не удержавшись от любопытства.
— Она в него втюрилась, — протянула Эрика смешливым голосом, её глаза светились озорным блеском. — Она пришла к нему в спортивный зал вся такая наряженная.
— Хотела его поцеловать! — перебила Эстер, сдерживаясь от смеха, и я почувствовала, как по комнате разливается весёлое настроение.
— Да! А он начал от неё убегать по всему спортивному залу, а та за ним бегала кругами, крича что-то проклинающее! — добавила Эрика, и все мы разразились смехом, представляя эту забавную сцену.
Я не могла не улыбнуться, чувствуя, как атмосфера вокруг меня наполняется лёгкостью и весельем. Эта история о романтическом фиаско, казалось, была не только смешной, но и давала надежду на то, что в этом новом месте есть место для дружбы и забавных моментов.
— И что, в итоге, она его поймала? — спросила я, не удержавшись от смеха.
— Нет, — ответила Эрика, всё ещё смеясь. — Он успел скрыться в учительской, а она осталась в зале, красная как помидор!
— Надо же, — произнесла я, — это было бы забавно посмотреть!
— Да, — кивнула Эстер, — Она потом спряталась в зале и стала ждать его возвращения. Когда он вернулся и зашёл в кладовку, она и закрыла его там.
Не удерживая смеха, девочки продолжали рассказывать смешные случаи, и вскоре в комнату зашла Лия, держа большой пакет с одеждой, скорее всего, для меня.
— Доброе утро, девочки! Вы чего так громко смеётесь? — поинтересовалась Лия, заходя внутрь.
— Да мы обсуждали Веру Падловну и её погоню за бедным Отарам Аркадьевичем, — сказала Эрика, и я тут же сжалась от того, что она исковеркала отчество Веры при Лии. Но, как оказалось, даже Лия так её называла.
— Вы бы поаккуратнее выражались и обсуждали её, а то в следующий раз она будет бежать уже за вами, — улыбаясь, сказала Лия, и в её голосе послышалась игривость.
Мы все переглянулись между собой с широкой улыбкой на лице, но говорить о Вере всё же перестали. На душе стало легче, и я поняла, что девочки действительно могут быть весёлым и поддерживающим окружением.
— Афилиса, тебе уже всё рассказали? — спросила Лия, обращаясь ко мне.
— Да, — ответила я, стараясь выглядеть уверенно.
— Ой, Вера Павловна как сумасшедшая ворвалась к нам, напугала бедную девочку! — перебила Эстер.
— Другого от неё ожидать было сложно, — ответила Лия с лёгкой улыбкой. — Афилиса, я тут вещи для тебя выбрала, думаю, на тебя должны подойти.
— Спасибо, — ответила я, разглядывая пакет. Внутри лежали аккуратно сложенные вещи, и я почувствовала тепло от того, что кто-то заботится обо мне.
— Нас спонсируют некоторые фирмы и влиятельные люди. Благодаря им мы можем покупать вам одежду, игрушки и другое. Эти вещи новые, я специально для тебя выбирала, — сказала Лия, садясь ко мне на кровать и обнимая меня за плечи, поглаживая их. Я ощутила поддержку и доброту.
— Если тебе что-то ещё нужно будет, ты мне скажи, я привезу тебя, хорошо? — добавила она, и в её голосе звучала искренность.
— Хорошо, — ответила я, чувствуя, как в груди разливается благодарность.
Лия посмотрела на свои часы на руке и, встав с кровати, сказала:
— Вам уже собираться надо, покажите всё Афилисе!
— Конечно, Лия Степановна, — хором сказали девочки, и я почувствовала, как в комнате раздаётся оживление.
Эрика и Эстер взяли меня под руки с двух сторон и вместе повели в ванную. Я была немного смущена, но в то же время мне было приятно, что девочки так стараются помочь мне.
— Давай, мы покажем тебе, как здесь всё устроено! — ободрила меня Эрика с улыбкой, и я почувствовала, как моё волнение начинает утихать.
В ванной было светло и уютно, и я заметила, как девочки с энтузиазмом начали вытаскивать одежду из пакета. Они обсуждали, какие вещи будут мне больше всего подходить, и я не могла не улыбаться, глядя на их энергичные лица. В ванной стояли другие девочки, моего возраста и чуть старше, у мальчиков была своя ванна и туалет. Мы заняли место и стали ждать своей очереди. Вокруг слышались смех и разговоры. После водных процедур мы снова зашли в нашу комнату, оставив пакет с остальными вещами у двери.
— Давай, я заплету тебя, — предложила Эстер, копаясь в тумбочке в поисках расчёски и резинок.
Когда Эстер закончила, я посмотрела в зеркало. Если быть честной, то выглядела я довольно счастливо. Не знаю, что именно на это повлияло, ведь в этом месте было много минусов но, вероятно, меня радовало то, что я наконец-то нашла подруг, которых у меня никогда не было. Эстер заплела мне две аккуратные косички. На мне была белая футболка чуть ниже пупка и черные спортивные штаны, а на ногах — белые кроссовки.
Выйдя на улицу с девочками, мы направились к спортивной площадке, где нас уже ждала Вера Павловна, а точнее, Падловна, как её обычно называли и учитель физкультуры. На площадке уже потихоньку собирались все дети, и я могла наконец-то разглядеть каждого. В детском доме было две группы: младшие, как я, которые готовились к школе, и старшие, которые уже ходили на занятия. Я с интересом наблюдала за старшими — они казались такими взрослыми и уверенными в себе. Эрика с Эстер, мои новые подруги, шептали мне на ухо, рассказывая и указывая на тех детей, кто был в моей группе.
— Видишь того мальчика? — тихо сказала Эрика, указывая на мальчика лет семи. Он стоял почти самым первым в очереди, и его вид был таким гордым и надменным, что у меня возникло недопонимание. У него были немного растрепанные черные волосы, узкие глаза, он был азиат. Пухлые щечки придавали ему детскую невинность, а вздернутый носик добавлял немного игривости в его образ, фарфоровая кожа. Он носил очки, через которые были видны его черные глаза, в которых, казалось, был только зрачок — такие глубокие и загадочные. На нем была белая футболка, и черные шорты с красными полосками по бокам. Несмотря на его юный возраст, в его взгляде читалась уверенность, а может быть, даже высокомерие. Я не могла отвести от него глаз, он показался мне очень симпатичным.
— Это любимчик Веры, — добавила Эстер, глядя на меня с легкой улыбкой. — Она его больше всех любит, вернее, одного его любит.
— Почему? — спросила я тихо, продолжая рассматривать мальчика.
Эстер пожала плечами, словно сама не могла понять, что происходит в голове у Веры.
— Никто не знает, — продолжила она. — Но она относится к нему как к сыну. Заботится, обнимает, всегда рядом и помогает ему во всем, рядом когда ему плохо. Но усыновлять сама не хочет. Странная женщина она, — добавила Эстер с легким недоумением в голосе.
Когда все были в сборе, к нам обратился учитель физкультуры — тот самый, который когда-то бегал от Веры. Я тут же вспомнила эту историю, и улыбка сама по себе появилась у меня на лице.
— Доброе утро, дети! — обратился он к нам громким и низким голосом. — Те, кто новенькие, я представлюсь: меня зовут Отар Аркадьевич, я ваш учитель по физкультуре.
На вид ему было лет двадцать семь, не больше. Его широкие плечи и мускулистые руки говорили о том, что он не понаслышке знает, что такое спорт. Вьющиеся каштановые волосы, густые брови и выразительные карие глаза с изогнутыми ресницами придавали ему харизматичный вид. Широкие скулы и аккуратно подстриженная борода завершали образ уверенного в себе человека. На нем была тонкая водолазка, которая обтягивала каждый мускул его тела, подчеркивая его физическую форму. Серые широкие спортивные штаны и черные кеды дополняли его спортивный стиль. В руках он держал журнал, и было очень легко разглядеть его кисти рук, по которым были переплетены вены. На одной из них сверкали серебряные часы, добавляя ему солидности.
Все девочки, которые были постарше, в том числе и Вера Падловна, смотрели на него с интересом и даже, кажется, с некоторой влюблённостью. Оно и не удивительно: он был харизматичным, с лёгкой улыбкой и уверенной осанкой, что привлекало внимание. Я заметила, как они перешептывались, бросая на него взгляды, полные восхищения.
Дальше всё прошло спокойно. Мы пробежали несколько кругов на площадке, выполняя разные упражнения и разминку. Атмосфера была дружелюбной, и смех девочек раздавался повсюду. Я старалась сосредоточиться на тренировке, но мысли о том, как они смотрят на него, не покидали меня от чего становилось смешно. После занятий мы снова пошли в душ, где царила привычная уже для меня суета. Дальше разделившись на группы, я заметила, что Эрика и Эстер оказались в старшей группе. Это означало, что мне придётся идти в свою группу одной. Я немного расстроилась, потому что там я никого не знала, и меня охватило чувство неуверенности. Но я взяла себя в руки и отправилась в нужный кабинет.
Глава 20. «Дуболом и ведьма»
Как папа и обещал в этом году я пойду в первый класс. Но. Это едкое и противное «Но» отравляло мою душу, как яд, проникающий в каждую клеточку моего существа. Оно стало тем невидимым грузом, который давил на меня, когда я думала о том, что вместо того, чтобы ходить в школу с братом, я оказалась здесь — в детском доме и буду должна ходить в их школу. Вместо смеха до потери пульса на переменах, вместо того, чтобы делиться обедом с моим братом Феликсом, я теперь одна, окруженная чужими лицами и холодными стенами.
Как же там мой братик? Наверняка он уже узнал обо всем, и я не могу представить, как ему сейчас больно. Хотя мы и не рядом, я чувствую его боль, ту невыносимую боль, которая сжимает сердце так сильно, что дышать становится невозможно, ту боль, что ранит тебя сильнее ножа. Бедный мой Феликс, как же мне тебя не хватает! Я скучаю по твоим лучезарным глазам, полным жизни и надежды, по твоему смеху, который всегда поднимал мне настроение, по тем играм, которые мы с тобой придумывали, когда мир казался таким простым и понятным. Я вспоминаю, как мы вместе мечтали о будущем, о том, как будем исследовать мир, смеяться и радоваться каждому мгновению. Теперь же, когда я смотрю в окно, вижу только серые улицы и чужие лица, и сердце сжимается от боли. Я так сильно скучаю по тебе, Феликс. Надеюсь, что однажды мы снова встретимся.
В моей группе было чуть больше десяти человек. Когда я вошла в кабинет, сердце колотилось в груди, и я, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, села на предпоследнюю парту. Неуютное чувство охватило меня, когда я заметила, что многие ребята смотрят на меня странными взглядами. Это заставило меня еще больше смутиться.
Занятия еще не начались, и в воздухе витали разговоры, смех и хихиканье. Кто-то обсуждал последние новости, кто-то делился смешными историями, а я сидела в тишине, не решаясь поднять взгляд. Мои пальцы начали неосознанно ковырять трещину на парте, замазанную белой замазкой. Я пыталась сосредоточиться на чем-то, что отвлекло бы меня от ощущения неловкости, но мысли путались, и я не могла избавиться от чувства, что все вокруг меня обсуждают и оценивают. Каждый звук, каждое движение казались громче, чем на самом деле. Я чувствовала себя как будто в центре внимания, хотя на самом деле, возможно, никто и не обращал на меня особого внимания. Но это не облегчало мою неловкость. Я продолжала изучать трещину на парте, надеясь, что время пройдет быстрее, и занятия наконец начнутся.
— Откуда ты, новенькая? — раздался мальчишеский голос, прерывающий мой поток мыслей. Я резко обернулась и увидела, что почти все ребята из класса стоят рядом с моей партой. Неловкость накатила новой волной на меня, как холодная волна.
— Я... я не знаю, — запинаясь, ответила я. На самом деле, я действительно не знала, откуда я. Город, в котором я жила, я не знала его названия, а дача, была просто набором воспоминаний.
— Чего? — не сдерживая смешка, произнесла одна из девочек, и вскоре весь класс разразился смехом. — Ты такая глупая? Даже не знаешь, откуда ты?
Смех разносился по классу, как волна, и меня охватило чувство злости. Я не позволю, чтобы надо мной смеялись. Я сжала кулаки, стараясь подавить эмоции, и, собравшись с духом, произнесла:
— Глупые тут только вы, раз смеётесь над тем, что кто-то не может ответить на обычный вопрос, — произнесла я, чувствуя, как слова вырываются из меня с неожиданной силой. В классе резко воцарилась тишина, и взгляды ребят стали темнее и злее. Видимо, им не нравилось, что кто-то может дать им отпор.
— Да она ведьма! — крикнул кто-то за спинами тех, кто стоял самыми первыми. — Ведьма! Ведьма! Ведьма! — по классу разошлись крики, словно сирены.
— Да, давайте, продолжайте! — крикнула я, стараясь перекрыть их крики. — Лучше мне быть ведьмой, чем частью вашего стада!
— Замолчи, ведьма! — крикнул один из мальчиков. — А не то мы тебя в костёр бросим!
«Ну все они меня надоели, да я их сама в костёр сейчас всех кину! »
— Хорошо, раз я ведьма, то, может быть, мне стоит использовать свои силы, чтобы избавиться от таких, как вы, — бросила я, от чего те притихли.
«Неужели поверили, вот же глупые», — мелькнула мысль в голове.
— И что ты сделаешь, ведьма? — спросила одна из девочек, её голос дрожал от любопытства и, возможно, легкого испуга.
— Наведу страшное проклятие, — тихим и угрожающим тоном произнесла я, стараясь вложить в слова всю свою уверенность. — Или призову гномов в плащах, и они вас заберут к себе в болото, где будете вечно варить зелья и собирать грибы!
Смех девочек замер на губах, и я заметила, как одна из них, с длинными светлыми косами, чуть отступила назад. Я не могла удержаться от улыбки — их страх был сладким, как мед.
— Да, да, именно так! — продолжала я, размахивая руками, как будто действительно призывала силы, о которых говорила. — Гномы не любят непослушных, и они знают, как наказывать тех, кто смеет насмехаться над ведьмами!
Девочки переглянулись, и я поняла, что они начали верить в мою игру.
— А может, ты просто боишься нас? — произнесла другая, с хитрой улыбкой.
— Бояться? — я фыркнула, стараясь сохранить уверенность. — Нет, я не боюсь.
— Эй, ведьма, это моё место! — раздался мальчишеский голос, и все тут же разошлись по две стороны, создавая некий коридор и давая войти тому самому любимчику Падловной.
— Остальные места заняты, — нахмурив брови, твёрдым голосом ответила я.
— И что? — произнёс он с вызывающей усмешкой, словно это должно было меня напугать.
— И то, что мне куда больше сесть! — возмутилась я, чувствуя, как во мне нарастает решимость. Я не собиралась уступать свою позицию просто потому, что он так хотел.
— Тогда сделай так, чтобы я согласился, чтобы ты сидела со мной, — сложив руки на груди, усмехнулся парень. Его уверенность и высокомерие были явно на первом плане.
— А ничего тебе больше не нужно сделать!?, — злость взяла верх, и я подскочила из-за парты, сверляя его своим гневным взглядом.
— Марс, не сюсюкайся с ней, она ведьма! — крикнул кто-то из толпы.
«Марс? Что это ещё за имя? Ему больше подходит индюк напущенный»
— Ну так что, ведьма? — проигнорировав крики из толпы, спросил меня Марс, пристально глядя и с насмешкой. — Проси или проваливай от моей парты.
Я сжала кулаки, стараясь подавить желание закричать на него. Вместо этого я решила взять контроль в свои руки.
— Знаешь, я не собираюсь просить у тебя разрешения. Ты не такой уж великий, чтобы решать, где мне сидеть, — произнесла я с холодной уверенностью. — Если ты хочешь, чтобы я ушла, это твоя проблема, а не моя.
Класс замер, и я увидела, как некоторые ребята начали перешёптываться, а на лицах появлялись удивлённые выражения.
— Так что, если ты не против, я останусь здесь, — произнесла я, сжимая пальцы в кулаки, и добавила с вызовом: — Или, может, ты просто не знаешь, как вести себя с настоящей ведьмой?
— Не говори того, о чём будешь жалеть, ведьма, — холодным тоном произнёс Марс, и в его голосе звучала угроза. — Я не собираюсь с тобой тут сюсюкаться. Не хочешь просить — значит, проваливай!
Резким и быстрым шагом он подошёл ко мне и, взяв за локоть, начал меня выпихивать из-за парты. Я пыталась вырваться из его хватки, но у меня плохо получалось. Он был сильнее, и это только добавляло злости.
— Эй, дуболом, ты что делаешь?! — кричала я, вырываясь из его хватки. В конечном итоге он дернул меня за руку, и я потянулась вперёд, в итоге упав на пол.
«Ну нет, я так это не оставлю этому засранцу! Война так война, дуболом! » — прокручивалось в голове. Я быстро поднялась на ноги, почувствовав прилив адреналина.
— Ты не имеешь права так со мной обращаться! — закричала я, глядя ему в глаза с вызовом. Внутри меня разгорелся огонь, но он даже не смотрел в мою сторону.
«Чертов козел ты у меня еще получишь. »
— А ну, все живо по местам! Что вы столпились, как стадо баранов! — прозвучал противный голос Падловной, и в классе воцарилась тишина. Я осталась стоять возле парты, где недавно сидела, ковыряя её. Мой взгляд метался между Марсом и Верой Падловной, как будто от этого зависело, как сложится ситуация.
— Особое приглашение нужно, — прорычала воспитательница. Я посмотрела на Марса, и наши взгляды встретились. В его глазах читалось: «Только посмей сюда сесть — инча тебе не жить». Но это меня только развеселило.
В ответ на его взгляд я усмехнулась, гордо и спокойно подняв голову, села рядом с ним, чувствуя его прожигающий взгляд.
«Так тебе и надо, дуболом, — подумала я. — Хотел войны — получай! »
Вера Павловна начала что-то говорить, но я не могла сосредоточиться на её словах. Внимание моё привлекли шёпот и переглядывания среди ребят, сидящих за партами. Их взгляды были полны любопытства и, возможно, даже страха. В их взглядах казалось, что я сижу не в классе, а в самом аду, рядом с Люцифером, который вот-вот решит, что пришло время закинуть меня в горящий котел.
— Не переживай, ведьма, — шёпотом бросил Марс, с ухмылкой. — Мы ещё увидимся.
Я встретила его взгляд, и в этот момент внутри меня вспыхнула искра. Я не собиралась показывать свои эмоции, поэтому ответила с гордостью и спокойствием:
— Я на это надеюсь.
Обычно так начинается крепкая дружба или начало самой сильной и жгучей ненависти, что будет у нас? Не знаю. Но в котел я закину его лично.
Глава 21. «Марсель»
— Эй — громко крикнула Афилиса, нарушая тишину в классе, и тут же испуганно прикрыла рот своей тонкой рукой. Внешне она казалась милой и хрупкой, но это было обманчиво. Когда воспитательницы не видели, она могла ударить меня своими нежными руками так сильно, что оставались синяки. А из её милого ротика при этом вылетали такие слова, которые больше подошли бы нашему охраннику Василию Анатольевичу. Но мне это в ней нравилось. Да и сама она мне нравилась.
— Встала! — грубым и низким тоном произнесла Вера Павловна, словно приказывая всему миру обратить на себя внимание. Сегодня она была не просто красивой — она сияла, как новогодняя елка, украшенная яркими огнями и блестящими игрушками.
Её высокий хвост, аккуратно заплетённый, подчеркивал стройную шею, на которой сверкали бусины разных цветов, словно радуга, разбросанная по небу. Яркие зеленые тени на веках, алая помада. Массивные фиолетовые серьги-кольца, свисающие с ушей. Ярко-жёлтая рубашка, обтягивающая фигуру, контрастировала с фиолетовой юбкой. А красные сапоги, словно огненные языки, завершали этот смелый и яркий наряд, делая Веру Павловну настоящей супер моделью на подиуме жизни.
— Но я не виновата! — возмутилась Афилиса, её голос звучал так, будто она была готова в любой момент взорваться от злости. Я продолжал писать в тетради, по крайней мере, делал вид, что пишу, стараясь сдержать смех. — Это всё дуб... Марсель, — продолжала она, явно не понимая, что её слова только подогревают мой смех. — Он дернул меня за волосы.
Мне очень нравилось, когда она произносила мое имя. Никто еще так его не произносил. Хотя мы и ненавидели друг друга, шутили, дрались, ругались, но каждый раз, когда она произносила мое имя, что-то таяло у меня на сердце. В этом простом слове скрывалось столько доброты и тепла, что хотелось сделать для неё всё, что угодно, выполнить любую её просьбу.
— Вышла из кабинета! — пригрозила воспитательница, её голос звучал как гром среди ясного неба.
— Но я... — попытался возразить Афилиса, но слова застряли в горле.
— Вышла, я сказала! — Вера Павловна закричала так, что в ушах зазвенело. В тот момент мне стало уже не до смеха. Шутки шутками, но когда кто-то обижает мою Афилису, я теряю всякое терпение.
— Она не виновата! — вскочил я из-за парты, не отрывая взгляда от Веры. Мои глаза горели решимостью. — Это я виноват!
Я знал, что мне ничего не будет. Вера всегда относилась ко мне с пониманием, даже когда я вытворял самые безумные вещи. Не знаю, что послужило причиной её доброты, но это всегда играло мне на руку. Вера Павловна замерла, её гнев немного утих. Я видел, как её лицо смягчилось.
— Сели вдвоем! — недовольно пробурчала она.
Афилиса сидела за партой, сосредоточенно записывая решения в тетради, а я не мог оторвать от нее взгляда. Какая же она у меня красивая! Милая, хоть и вредная, смешная, хоть и бесила меня порой. Красивая? Нет, не просто красивая — она была невероятно прекрасна. Ее огненные длинные волосы, как мне нравилось постоянно до них прикасаться. Они были такими мягкими, будто я трогаю облака. Каждый раз, когда я касался их, мне казалось, что я погружаюсь в мир, где нет ничего, кроме нее. А ее небесно-голубые глаза, в которых отражались небеса, моря и океаны, могли заворожить любого. В них скрывалась целая вселенная, полная тайн и мечтаний. Ее милые губки розового цвета и нежные щечки придавали ей еще больше очарования. Она была такой хрупкой, такой уязвимой, хоть и строила из себя смельчака. Иногда мне хотелось обнять ее и защитить от всего мира, но я знал, что она сама справится с любыми трудностями. Каждый миг, проведенный рядом с ней, был как волшебство. Я не мог не восхищаться тем, как она умела быть одновременно сильной и нежной, как могла рассмешить меня в самый неподходящий момент. Афилиса — это не просто девочка, это целый мир, в который я хотел бы погружаться снова и снова.
— Отвернись от меня придурок! — прошептала Афилиса. Вся такая злая и недовольная но ее слова меня не обидели наоборот умилили.
— Ведьма ненормальная! — ответил я ей, продолжая смотреть на неё. Она сидела рядом со мной, с гордой осанкой и загадочной улыбкой, а в воздухе витала атмосфера таинственности. Когда она только приехала сюда, все тут же начали называть её ведьмой. Все потому что за пару дней до её приезда Вера Павловна рассказала нам одну историю, которая, казалось, была написана специально для Афилисы.
История была о ведьме, которую хотели сжечь. Она была очень похожа на Афилису: такая же загадочная, с длинными огненными волосами и проницательным взглядом. Вера Павловна рассказывала, как один парень, влюблённый всей душой и сердцем в эту ведьму, решил за неё заступиться. Он был готов на всё, чтобы спасти её от злых людей, которые не понимали, что истинная любовь может быть сильнее любых предрассудков. Но, к сожалению, у него не получилось её защитить. Злые люди, охваченные ненавистью и страхом, решили сжечь их вдвоём. Их привязали к дубу, под которым когда-то цвели цветы, и подожгли. Но их любовь была настолько сильной, что ни одно пламя не смогло их поглотить. Вместо этого, огонь, казалось, танцевал вокруг них, создавая защитный круг, который не позволял злу приблизиться. Я смотрел на Афилису и понимал, что в её глазах таится что-то большее, чем просто странность. Может быть, это была та самая сила любви, о которой говорила Вера Павловна. Я не знал, что думать, но одно было ясно: в этом мире, полном неопределенности и страха, она была ярким пятном, источником света и тепла. Афилиса словно притягивала к себе людей, заставляя их забыть о своих заботах и тревогах. Я чувствовал, как её присутствие наполняет пространство вокруг нас особой энергией, словно она была связана с чем-то большим, чем просто этот мир.
Я вспомнил, как в тот день, когда она впервые появилась в нашем городке, небо вдруг затянуло облаками, и ветер начал играть с листьями деревьев, словно приветствуя её. Дети шептались, указывая на неё пальцами, но в её взгляде не было ни страха, ни злости. Она просто улыбалась, как будто знала, что её ждёт.
Афилиса посмотрела на меня, и я почувствовал, как сердце забилось быстрее. Её глаза, глубокие и загадочные, казались бездонными, в них отражались тайны, которые я не мог разгадать. Я вспомнил историю о ведьме и о том, как любовь может преодолеть любые преграды. Может быть, именно эта любовь и была тем, что связывало нас, даже если мы ещё не осознавали этого. Даже если мы были ещё слишком юны для этого.
— Ты красивая, — признался я, все так же разглядывая ее милое личико. В этот момент мне казалось, что время остановилось, и только мы вдвоем существуем в этом мире.
— А ты тупой, — фыркнула она, не отрываясь от своей тетрадки. Я знал, что это всего лишь шутка, и не мог сдержать тихого смеха.
С того дня, как она нагло уселась рядом со мной, прошло три года. И эти три года были лучшими для меня. Не знаю, что эта девчонка сделала со мной — может, она и правда ведьма, но она стала для меня самым близким и лучшим другом. Она стала для меня настоящей сестрой, которой у меня никогда раньше не было.
По началу мы ненавидели друг друга. Постоянно дразнили, ругались, дрались и устраивали разные козни. Я помню, как однажды она подложила мне червей в тарелку с обедом. Это было ужасно! Обычно все девочки, вроде нее, боятся этих мерзких созданий и убегают на несколько метров от них, но не она. Она с гордостью искала этих бедных червей, не поленилась, чтобы устроить мне маленький сюрприз. Моя сумасшедшая ведьма! С каждым днем наши «войны» становились все более изощренными. Я отвечал ей тем же: прятал ее любимые вещи, подменял сок на воду разбавленную с краской и даже однажды попытался сделать ей «подарок» из грязи, который выглядел как ее любимая игрушка, но на самом деле был просто комком грязи. Мы смеялись, ругались, но в этом безумии была какая-то магия.
— Афилиса, ты веришь в магию? — спросил я у неё шёпотом.
— Да! И надеюсь, гномы заберут тебя к себе на болота, — прошипела Афилиса, всё ещё явно обижаясь на меня.
— Ты обиделась? — спросил я, пытаясь понять, что происходит в ее голове.
Но вместо ответа она со всей силы наступила мне на ногу, и я невольно воскликнул:
— Эй, ведьма!
Тишина в классе снова прервалась, и все взгляды устремились на нас. Я посмотрел в сторону ведьмы, и на ее лице красовалась довольная улыбка, словно она только что выиграла какую-то важную битву.
— Марсель! — закричала Вера, ее голос звучал как гром среди ясного неба. — Вон из класса! И даже не смей мне перечить!
Все удивились от того, что Вера так со мной заговорила, но я не стал с ней спорить. Я медленно поднялся со своего места и прошептал Афилисе.
— Не переживай, ведьма, мы ещё увидимся.
— Я надеюсь на это. — Мы улыбнулись друг другу. В наших улыбках не было обиды или злости — только теплота и забота, а потом я вышел из кабинета и стал ждать свою любимую ведьму.
Со временем наша с ней ненависть превратилась в дружбу. Мы стали поддерживать друг друга, делиться секретами и мечтами. Я понял, что за ее озорным характером скрывается доброта и забота. Она научила меня смеяться над собой и не бояться быть смешным. Я до сих пор не знаю, как она это сделала, но она стала для меня не просто другом, а настоящей сестрой. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что эти три года были полными удивительных моментов, которые я никогда не забуду. Мы вместе пережили множество приключений: от безумных шалостей на переменах до тихих вечеров, когда мы просто сидели на крыше и мечтали о будущем. Я помню, как однажды мы решили устроить ночное «пикник» на чердаке, захватив с собой пледы и закуски. Мы смеялись, обсуждали свои мечты и строили планы, как будто весь мир принадлежал только нам.
Она всегда была той, кто подталкивал меня к новым свершениям. Когда я сомневался в себе, она находила способ вдохновить меня. Помню, как она уговорила меня участвовать в школьном конкурсе по рисованию, хотя я был уверен, что не умею рисовать. В итоге я не только победил, но и открыл в себе талант, о котором даже не подозревал. Она всегда говорила, что в каждом из нас есть что-то особенное, и именно она помогла мне это увидеть. Но были и трудные времена. Мы оба проходили через свои испытания: разочарования, потери, страхи. В такие моменты я понимал, насколько важна она для меня. Мы поддерживали друг друга, как могли, и это сделало нашу дружбу еще крепче. Я помню, как она сидела рядом со мной и тихо слушала, когда я делился своими переживаниями. Она никогда не осуждала, просто сидела рядом, иногда обнимая меня, иногда просто молча, но всегда с пониманием в глазах. В такие моменты я чувствовал, что не одинок, что есть кто-то, кто готов разделить со мной все трудности. Это было невероятно важно, особенно когда мир казался таким жестоким и непонятным.
Я помню, как однажды, мы сидели на полу, окруженные подушками, и она начала рассказывать мне о своих собственных страхах и неудачах. Это было удивительно — она, всегда такая уверенная и веселая, тоже могла быть уязвимой. В тот момент я понял, что дружба — это не только радость и смех, но и поддержка в трудные времена. Один раз после очередной стычки, мы сидели на крыше школы, смотрели на закат и молчали. Я тогда подумал, что, возможно, она не такая уж и ведьма, а просто человек, который умеет делать мою жизнь ярче.
— Знаешь, — сказала она, глядя на горизонт, — иногда мне кажется, что мы как два магнита. Сначала отталкиваем друг друга, а потом притягиваемся.
Я кивнул, хотя сам не знал, что ответить. В тот момент я понял, что она стала частью меня. С тех пор мы начали проводить больше времени вместе. Мы гуляли вдвоём, обсуждали книги и фильмы, смеялись над глупыми шутками. Я даже начал помогать ей с уроками, хотя сам не был отличником. Но ради нее готов был на все. Ради моей ведьмы.
Следующая часть
Предыдущая часть
Первая часть