Михаил Петрович неторопливо помешивал чай, наблюдая, как вихри заварки кружатся в воронке маленькой чашки. Напротив сидела дочь Алёна и, как обычно, говорила без остановки, попутно проверяя что-то в телефоне.
— Пап, в общем, так. У нас с Андреем поездка намечается. Две недели, Турция, всё включено. Не Анталия, конечно, но тоже прилично. Санёк побудет с тобой.
Ложечка в руке Михаила Петровича замерла на мгновение, а потом снова продолжила движение.
— Две недели, говоришь... А почему не к бабушке Вале? — спросил он как можно более нейтральным тоном.
Алёна оторвалась от телефона и вздохнула с тем выражением усталого терпения, которое так раздражало его последние годы.
— Пап, ну какая бабушка Валя? Она же полгода назад упала и руку сломала, помнишь? До сих пор полностью не восстановилась. Как она с Санькой справится? А ты... — она обвела взглядом его кухню и пожала плечами, — ты же всё равно на пенсии, сидишь дома целыми днями. Делать-то тебе всё равно нечего.
Михаил Петрович почувствовал, как внутри поднимается волна возмущения, но постарался её сдержать. Он любил внука, правда любил. Шустрый десятилетний пацан с вечно ободранными коленками и неуёмной энергией. Но две недели... Три дня в неделю проходили занятия в клубе реставрации, куда он записался месяц назад.
— Дочь, у меня вообще-то планы были, — произнёс он осторожно.
Алёна хмыкнула и снова уткнулась в телефон.
— Какие такие планы? Сериалы смотреть да на лавочке с соседями сидеть? Ну перенесёшь, ничего страшного. А нам отдохнуть надо, ты же понимаешь. Особенно Андрею, он совсем загнанный на работе.
Михаил Петрович подумал, что Андрея он видел последний раз три месяца назад, и тот вовсе не выглядел загнанным. Скорее, самоуверенным и довольным жизнью. Впрочем, какая разница.
— Я в клуб записался, — сказал он. — Реставрация старой мебели. По утрам три раза в неделю занятия. Там группа набрана, места ограничены.
— Реставрация? — Алёна отложила телефон и удивлённо посмотрела на отца. — В твоём-то возрасте? Ты же всю жизнь на заводе с металлом работал, какая реставрация? Ладно, пропустишь пару занятий, не страшно же. А, и ещё — мы с Андреем в ночь улетаем, так что Саня у тебя с вечера переночует, ладно?
Михаил Петрович понял, что этот разговор, как и десятки предыдущих, ни к чему не приведёт. Алёна уже всё решила, и его мнение было просто формальностью. Как всегда.
— Хорошо, — сказал он. — Привозите.
Когда Алёна с мужем уехали, оставив сонного Саньку и два огромных чемодана с вещами на две недели, в квартире воцарилась непривычная тишина. Михаил Петрович заглянул в комнату, где спал внук, и тихонько прикрыл дверь. Потом достал из шкафа початую бутылку коньяка, налил полрюмки и сел у окна.
За окном медленно просыпался осенний город, ещё хранивший последние тёплые дни сентября. Он отхлебнул коньяк и прикрыл глаза.
После смерти Тамары три года назад он долго не мог найти себя. Сорок лет вместе — и вдруг пустота. Пустая половина кровати, лишняя чашка на кухне, тишина, когда приходишь домой.
А потом он нашёл себе занятие — начал восстанавливать старую мебель. Сначала свою — отреставрировал старый буфет, потом кресло-качалку. Потом соседка попросила починить старинный столик. Оказалось, у него настоящий талант к этому делу. И главное — занятие для души. Не хобби — спасательный круг.
И Наталья Владимировна. Руководитель клуба реставрации, вдова, как и он, но сохранившая какой-то внутренний свет и жизнелюбие. После второго занятия они разговорились, и он пригласил её в кафе. Она согласилась, и это был первый раз за три года, когда он почувствовал себя... счастливым.
А теперь эти две недели с Санькой перечёркивали всё. Точнее, ставили на паузу. Может быть, в его возрасте две недели — не срок, но что-то внутри протестовало. Словно его снова лишали права на собственную жизнь.
Утро началось с грохота на кухне. Михаил Петрович подскочил на кровати, не сразу поняв, в чём дело. Потом вспомнил про внука и поплёлся на звук катастрофы.
Санька стоял посреди кухни в окружении рассыпанных хлопьев и опрокинутой коробки молока.
— Деда, я хотел сам завтрак сделать, — виновато сказал он.
Михаил Петрович вздохнул и полез за тряпкой.
— Ничего страшного. Давай вместе уберём, а потом я тебе яичницу пожарю.
Пока они ели, Санька болтал без умолку — про школу, про своего друга Димку, про новую компьютерную игру, которую ему купил папа. Михаил Петрович слушал вполуха, думая о занятии, которое начнётся через час и на которое он теперь точно не попадёт.
— А что мы сегодня будем делать? — спросил Санька, дожёвывая последний кусок хлеба.
— А что бы ты хотел? — спросил он осторожно.
— В компьютер поиграть! — тут же выпалил Санька. — Мама сказала, что можно, но только два часа в день.
Михаил Петрович покачал головой.
— Два часа — это вечером. А сейчас давай придумаем что-нибудь поинтереснее.
В итоге они пошли в парк. К обеду вернулись домой уставшие и голодные.
Вечером Михаил Петрович наконец смог позвонить в клуб и предупредить о своём отсутствии. Трубку взяла Наталья Владимировна.
— Михаил Петрович, как жаль, — искренне огорчилась она. — Мы как раз переходим к работе с позолотой, это очень интересно... А давайте ваш внук с вами придёт? У нас бывают дети иногда.
— Боюсь, это не вариант, — вздохнул он. — Санька не усидит и пяти минут на одном месте. Будет всем мешать.
— Жаль... — в голосе Натальи Владимировны слышалось сожаление. — Ну что ж, надеюсь, через две недели увидимся.
— Обязательно, — поспешно заверил её Михаил Петрович.
После разговора он долго сидел на кухне, глядя в темноту за окном. Почему-то стало тоскливо, как в первые месяцы после смерти Тамары. Словно опять что-то оборвалось, ушло из-под ног.
Дни потянулись чередой. Школа, уроки, игры, готовка. На седьмой день Санька окончательно достал его своей гиперактивностью и капризами.
— Деда, а почему ты один живёшь? — вдруг спросил он, когда они сидели на скамейке в парке. — Бабушка же умерла давно.
Михаил Петрович поперхнулся газировкой.
— Почему ты спрашиваешь?
— Мама говорит, что тебе скучно одному, поэтому я должен тебя развлекать, — простодушно ответил Санька, болтая ногами. — А ещё она говорила папе, что тебе надо найти себе старуху какую-нибудь, а то ты того и гляди свихнёшься от одиночества.
Михаил Петрович почувствовал, как внутри поднимается волна возмущения. Значит, вот как они говорят о нём дома? Бедный одинокий дед, который того и гляди с ума сойдёт?
— Знаешь что, Санька, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие, — пойдём-ка домой. У меня есть дела.
Вечером, когда внук уже спал, Михаил Петрович достал из кладовки инструменты и старую деревянную шкатулку, которую начал реставрировать перед приездом внука. Полудрагоценное дерево, тонкая резьба, потускневшая от времени. Он бережно провёл рукой по крышке, взял мелкую наждачную бумагу и принялся за работу.
Через час раздался звонок в дверь. Он удивлённо посмотрел на часы — почти десять вечера. Кого могло принести в такое время?
На пороге стояла Наталья Владимировна с небольшой коробкой в руках.
— Извините за поздний визит, — сказала она. — Но я видела свет в ваших окнах и подумала, что вы не спите. Просто хотела занести вам кое-что... На занятиях мы делали инкрустацию, я подумала, вам будет интересно попробовать дома.
Михаил Петрович растерялся. В коридоре за его спиной была заметна шкатулка и инструменты.
— Проходите, — сказал он наконец, отступая в сторону. — Только тихо, внук спит.
Наталья Владимировна прошла на кухню, поставила коробку на стол.
— Я знаю, что вы сейчас не можете посещать клуб, — сказала она. — Но мне кажется, вам не стоит забрасывать занятия. У вас настоящий талант, Михаил Петрович.
Он смутился.
— Да бросьте вы, какой талант в моём-то возрасте...
— Возраст здесь ни при чём, — твёрдо сказала она. — Томас Чиппендейл создал свои лучшие образцы мебели после шестидесяти. А Георг Хэппльуайт вообще начал карьеру краснодеревщика в сорок пять лет. Так что вы ещё молоды!
Они рассмеялись, и в этот момент Михаил Петрович поймал взгляд Саньки, который заглянул на кухню и теперь наблюдал за ними с каким-то новым выражением.
— Ты что-то хотел? — спросил он внука.
— Нет, ничего, — ответил тот и исчез.
Наталья Владимировна ушла поздно вечером, пообещав заглянуть ещё раз перед возвращением родителей Саньки. Когда за ней закрылась дверь, Михаил Петрович почувствовал странное облегчение — словно впервые за эти дни он мог свободно дышать.
Алёна позвонила за день до возвращения. Потом спросила про Саньку.
— Всё нормально, — ответил Михаил Петрович. — Гуляем, играем. Даже немного столярничать начал со мной.
— Столярничать? — удивилась Алёна. — Он же никогда не любил ручную работу. Только в своём компьютере сидит.
— Значит, изменил предпочтения, — сухо ответил Михаил Петрович.
— Ладно. Мы завтра прилетаем, вечером заберём его, — сказала Алёна. — Спасибо, что посидел с ним, пап.
Вечером Михаил Петрович и Санька сидели на кухне и пили чай с печеньем. Мальчик был непривычно молчалив.
— Что случилось? — спросил наконец дед.
— Дед, а тебе правда нравится эта тётя? Наталья? — спросил Санька, серьёзно глядя на него.
Михаил Петрович поперхнулся чаем.
— Что за глупости?
— У тебя лицо другое становится, когда ты с ней разговариваешь, — серьёзно сказал внук.
Михаил Петрович почувствовал, как краснеет. Проницательный малый, весь в бабушку.
— Она просто коллега по клубу, — уклончиво ответил он.
— А мама говорит, что тебе надо найти кого-нибудь, только чтоб не сильно старую и не из-за денег.
Михаил Петрович поджал губы.
— Знаешь, Санька, твоя мама иногда лезет в дела, которые её не касаются.
— Она говорит, что ты без бабушки совсем пропадёшь, — продолжил внук. — И когда совсем старый будешь, за тобой некому будет присматривать.
Михаил Петрович отставил чашку и внимательно посмотрел на внука.
— А ты что думаешь?
Санька пожал плечами.
— Я думаю, что ты не старый. И что тебе эта тётя нравится, и ничего такого тут нет.
Михаил Петрович невольно улыбнулся.
— Спасибо, Саня. Ты умный парень.
Когда Алёна с Андреем появились на пороге, Санька уже был полностью собран и ждал с рюкзаком в руках.
— Ну как отдохнули? — спросил Михаил Петрович, пропуская их в квартиру.
— Отлично! — Алёна сияла загаром и выглядела довольной. — Хоть отоспались нормально, без этих вечных звонков с работы у Андрея. Сань, ты как тут?
— Нормально, — буркнул мальчик, не отрывая взгляда от телефона, в который уткнулся, как только увидел родителей.
— Пап, ну как ты? — спросила Алёна, оглядывая его критическим взглядом. — Саня тебя не замучил?
— Всё нормально, — ответил Михаил Петрович. — Мы неплохо провели время.
Андрей направился в комнату забирать вещи Саньки, а Алёна задержалась на кухне.
— Слушай, пап, — сказала она, понизив голос. — Я тут подумала... Новый год скоро, может, тебе к нам переехать на праздники? Ну и вообще... Ты бы подумал о том, чтобы перебраться к нам. У нас всё-таки комната лишняя есть, а нам бы спокойнее было, если бы ты рядом жил.
Михаил Петрович внимательно посмотрел на дочь.
— Зачем?
— Ну как зачем? — Алёна сделала вид, что удивлена вопросом. — Тебе же одному тяжело, наверное. Хозяйство вести, готовить... А у нас и компания, и помощь. Да и Саньке хорошо будет — с дедом время проводить.
Михаил Петрович медленно покачал головой.
— Нет, Алёна. Я в своей квартире останусь.
— Но почему? — теперь удивление было настоящим. — Тебе что, хочется одному куковать?
— Я не "кукую". У меня своя жизнь. И она мне нравится.
Алёна хмыкнула и посмотрела на него с тем самым выражением снисходительной жалости, которое так действовало ему на нервы.
— Пап, ну какая у тебя жизнь? Ты сидишь целыми днями дома один. А если что-то случится? Инсульт или сердечный приступ? Кто тебе поможет?
— Много у тебя знакомых моего возраста с инсультом? — спросил Михаил Петрович, чувствуя, как начинает закипать. — Я, слава богу, в своём уме, на ногах и при здоровье. И жизнь у меня вполне насыщенная.
— Чем же это, интересно? — Алёна скрестила руки на груди. — Санька сказал, ты какой-то шкатулкой занимался всю неделю. И что приходила какая-то женщина...
— Да, Наталья Владимировна, руководитель клуба реставрации, — ответил Михаил Петрович. — Она приносила мне материалы для работы.
Алёна прищурилась.
— Так вот в чём дело! Завёл себе подружку?
Михаил Петрович почувствовал, как кровь приливает к лицу.
— Даже если и так, тебя это не касается.
— Папа, ты что, серьёзно? — Алёна смотрела на него с изумлением. — Ты же... ну... не в том возрасте уже.
— В каком "не в том"? — тихо спросил он, и Алёна невольно отступила на шаг. Таким тоном отец не говорил с ней с тех пор, как она в пятнадцать лет попыталась уйти из дома с приятелями.
— Ну... для романов, — неуверенно сказала она.
— Запомни, дочь, — Михаил Петрович чеканил каждое слово. — Я живой человек. Со своими желаниями, интересами и правом на личное счастье. И я не собираюсь доживать свою жизнь, сидя на диване и слушая, как ты распоряжаешься моим временем и моей судьбой.
— Пап, я же о тебе беспокоюсь! — Алёна перешла в наступление. — Мы с Андреем хотим, чтобы ты не был один! Ты же... знаешь, как бывает со стариками, которые живут одни.
— Я не старик, — отрезал Михаил Петрович. — И если ты действительно беспокоишься обо мне, а не о том, что скажут соседи, то должна понимать: лучшее, что ты можешь сделать — это дать мне жить своей жизнью.
В коридоре послышались шаги — Андрей с Санькой закончили сборы. Алёна бросила на отца ещё один недоумённый взгляд и пошла к ним.
— Ладно, пап, мы пойдём. Спасибо, что посидел с Саней, — сказала она уже от двери.
— Не за что, — ответил Михаил Петрович. — Мне было приятно провести с ним время.
Когда дверь за ними закрылась, он вернулся на кухню и сел у окна. Разговор с дочерью оставил неприятный осадок, но где-то глубоко внутри теплилось странное чувство удовлетворения. Как будто он наконец-то высказал то, что копилось годами.
Телефон звякнул сообщением. "Завтра занятие в 11. Ждём вас, Михаил Петрович! Наталья В."
Он улыбнулся и принялся набирать ответ. Впервые за долгое время он чувствовал... что? Предвкушение? Надежду?
А может быть, это была просто радость от осознания, что у него есть своя жизнь. И теперь он точно знал, что не отдаст её никому — даже собственной дочери.
Спасибо большое за лайки, комментарии и подписку!!!
Вам будет интересно: