— Что это за теплица? — суровый голос Виктора Петровича раздался как гром среди ясного неба, заставив задремавшую над кроваткой Екатерину подскочить.
Высокий, с военной выправкой, совершенно седой, но подтянутый, он неодобрительно осматривал четырёхмесячного внука. Ребёнок мирно посапывал, укутанный в мягкое одеяло, несмотря на тёплый майский день.
— Здравствуйте, Виктор Петрович, — Катя быстро поднялась, стараясь пригладить растрёпанные волосы. — Серёжа на работе, но скоро должен...
— Вижу, как вы тут справляетесь, — он неодобрительно покачал головой. — Пацана растите, а он у вас как в тепличке живёт! — Отставной лётчик легко отодвинул Екатерину и решительно сдёрнул одеяло. — Закаляться надо! Серёжку я в три года в прорубь окунал!
— Пап, ты что творишь? — как по заказу, на пороге комнаты появился взъерошенный Сергей. — Ребёнка разбудишь!
— А пусть привыкает! — отрезал дед. — Он же не в инкубаторе будет жить. Мир — жестокое место, а вы из него нежинку хотите вырастить.
Екатерина сжала кулаки, но промолчала. У неё был строгий наказ мужа: «С отцом не спорь. Ты его не переубедишь, только хуже будет».
Максим, лишённый одеяла, поёжился и проснулся. Но вместо ожидаемого плача он внимательно посмотрел на деда, а потом вдруг широко улыбнулся беззубым ртом.
— О! — Виктор Петрович обрадовался. — Мужик растёт! Серёжка, вот бы мать видела... Жаль, не дожила...
Сергей молча забрал одеяло из рук отца и снова прикрыл сына.
— Пап, про закалку мы ещё поговорим. Пойдём на кухню, чай поставлю.
На кухне Виктор Петрович, понизив голос до шёпота, обрушил поток своих мыслей на сына:
— Ты что, сынок, совсем расклеился? Жену свою не контролируешь! Она тебе пацана в слюнтяя превратит. Ты забыл, как я тебя воспитывал? Мальчика надо в строгости держать! — Он грохнул кулаком по столу, отчего чашки жалобно звякнули. — Я тебя в три года уже на турник вешал, а в пять ты отжимался по десять раз! И что выросло? Правильно! Мужик! Нормальный! Работу нашёл, семью содержит. А всё потому, что дисциплина была. Порядок!
Сергей машинально выпрямил спину, как делал в детстве под грозным взглядом отца.
— Я помню, пап.
— А она его точно избалует, — Виктор Петрович кивнул в сторону детской, откуда доносилось тихое пение Екатерины. — Эти психологи... тьфу! Все проблемы от них! В наше время психологами были ремень и углы, в которых по полдня стояли.
Сергей кивал, чувствуя, как внутри нарастает странная смесь согласия и протеста. С одной стороны, отец был прав — в мире нужно быть сильным. С другой... он помнил своё детство. Постоянный страх совершить ошибку. Боязнь быть высмеянным за слабость. Никаких нежностей — «не по-мужски это».
В тот вечер, после ухода отца, он был особенно придирчив к тому, как Екатерина обращалась с сыном.
— Ты его слишком часто берёшь на руки. Он привыкнет. — Катя, не надо петь ему перед сном, он станет зависимым от внешних стимулов.
Екатерина терпела до ночи. А когда они легли в постель и выключили свет, она вдруг спросила в темноту:
— Ты хочешь, чтобы наш сын вырос точно таким, как ты?
Сергей подумал о своём перфекционизме. О том, как сложно ему расслабиться даже дома. О вечном чувстве, что он недостаточно хорош.
— Я хочу, чтобы он был готов к жизни, — наконец ответил он.
— А я хочу, чтобы он был счастлив, — эхом отозвалась Катя. — Но боюсь, мы говорим о разных вещах.
***
Через пару недель на пороге появилась бабушка — мать Екатерины, Ирина Андреевна. Элегантная женщина с таким же рыжим, как у дочери, но уже с вкраплениями седых волосков. Преподаватель фортепиано, она приехала не с пустыми руками.
— Маленький ксилофон! — она торжественно достала из сумки яркую игрушку на батарейках. — Специально заказывала. Вы посмотрите, как восхитительно он реагирует на звуки!
И действительно, Максим, которому уже исполнилось пять месяцев, с интересом тянулся к цветным клавишам, а когда бабушка нажала на них, издав простенькую мелодию, громко засмеялся.
— Мам, он ещё мал для музыкальных инструментов, — мягко заметила Екатерина, но Ирина Андреевна только отмахнулась:
— Глупости! Моцарта с трёх лет учили. А у Максимки явно абсолютный слух. Посмотри, как реагирует на мелодию!
Сергей, до того молча наблюдавший за этой сценой, вмешался:
— Извините, но мы как раз собирались укладывать его спать. У нас режим.
— Режим? — изумилась Ирина Андреевна. — Катюша, ты же всегда была против режима! Говорила, что это тюрьма для детского воображения?
— Мам! — Екатерина бросила предупреждающий взгляд, но было поздно.
— Ах, Катенька, — продолжала Ирина Андреевна, обращаясь уже к Сергею, — она в детстве до ночи могла с красками сидеть, если вдохновение приходило. Я не заставляла её прерываться, даже если утром в школу. Дети должны самовыражаться!
— Да, заметно, — сухо ответил Сергей, с недовольством глядя на жену. — Поэтому она и многие вещи делает как получится, а не как надо.
— Что ты имеешь в виду? — Екатерина моментально напряглась.
— То, что если бы ты соблюдала режим, который я составил, и не потакала каждому хныканью, Максим бы уже нормально спал по ночам! — отрезал Сергей.
Ирина Андреевна ахнула, переводя взгляд с зятя на дочь:
— Катюша! Ты позволяешь ему диктовать, как воспитывать ребёнка? Приучать к расписанию с пелёнок!
— Это удобно, — Сергей скрестил руки на груди. — Ребёнку нужен порядок.
— Ребёнку нужна свобода! Она мать! Она целый день проводит с ним! Ей лучше знать, что нужно ребёнку! — парировала Ирина Андреевна. — Максимка у вас явно музыкальный, посмотри, как реагирует на мелодии. Надо развивать эти способности, а не загонять в какие-то рамки.
— Мама, пожалуйста... — взмолилась Екатерина.
Но было поздно. Между Ириной Андреевной и Сергеем разгорелся спор, в котором смешались педагогика, психология, воспоминания о собственном детстве и колкие намёки. Максим, словно почувствовав напряжение, разразился отчаянным плачем.
Этот день стал роковым в их семейных отношениях. Вечером, когда Ирина Андреевна уехала (пообещав привезти ещё «развивающих игрушек»), а измученный Максим наконец заснул, Сергей взорвался:
— Это всё из-за твоего потакания! Если бы ты с самого начала следовала методике, он бы уже спал спокойно!
Екатерина, с красными от усталости глазами, ответила не менее резко:
— Твои методики — это издевательство над ребёнком! Ты хочешь воспитать робота, а не человека!
После этой ссоры Сергей начал задерживаться на работе, а приходя домой, критически оценивал, как Екатерина справляется с Максимом. Она же всё чаще звонила матери, жалуясь на мужа и игнорируя его советы.
Расстояние между ними увеличивалось с каждым днём, пока не превратилось в пропасть.
Когда Максиму исполнилось пять с половиной месяцев, началось введение прикорма. Это сражение грозило перерасти в настоящую войну.
— Нет, сначала кабачок, — настаивал Сергей, тыча пальцем в распечатанную из интернета таблицу. — Здесь чётко написано: первый прикорм — овощное пюре, желательно кабачок или цветная капуста.
— Но он явно любит яблоко! — возражала Екатерина. — Смотри, как реагирует, когда я ем яблоко рядом с ним.
— Дело не в том, что он любит, а в том, что полезно, — Сергей сердито стучал пальцем по таблице. — Правильная последовательность важна для пищеварения.
В этот момент Максим, сидящий в высоком стульчике, неловким движением опрокинул на себя тарелку с кабачковым пюре. Жёлтая масса растеклась по его комбинезону, и он громко заплакал.
— Видишь? — с горечью сказала Екатерина. — Даже он против твоей системы.
Сергей молча вышел из кухни, чувствуя, как внутри бурлит обида и злость. Он ведь хотел как лучше! Всё изучил, разработал систему... Почему жена не понимает, что порядок необходим? Что дети, выросшие без дисциплины, потом не могут адаптироваться в обществе?
«Она испортит сына. Сделает таким же беспорядочным, как сама», — думал он, запираясь в кабинете с чертежами новой школы.
Конструкция. Прочность. Надёжность. В строительстве каждая мелочь важна, каждый винтик. Если крепёж опоры ошибочный — рухнет весь мост. Так же и с воспитанием... разве нет?
Катя смотрела на закрытую дверь кабинета и вытирала слёзы. Максим, переодетый в чистое, теперь мирно играл с силиконовой ложкой. Она присела рядом, щекоча его за пухлую шейку:
— Что же нам делать с твоим папой, а? Он ведь хороший... просто немного...
Закончить фразу она не успела — телефон завибрировал сообщением от Елены, подруги и мамы двоих детей:
«Как дела? Не сошла ещё с ума от "идеального отца"?»
Катя улыбнулась сквозь слёзы. Лена понимала её как никто — она тоже была замужем за перфекционистом, но как-то умудрялась сохранять мир в семье.
«Представляешь, он даже прикорм хочет давать по графику!» — написала она в ответ.
«Мой пытался кашу на секундомере варить )) Ты там поставь его на место!!»
Екатерина задумалась.
Они с Сергеем были такими счастливыми до рождения Максима... Противоположности, которые не просто притягивались, а дополняли друг друга. Разве всё кончено? Разве они больше не смогут найти общий язык?
«Не слушай меня, дурную», — пришло новое сообщение от Лены. «Просто поговори с ним. По-настоящему. Не о методиках и системах, а о том, что у вас внутри. Страхи, надежды... Мы с Пашкой только так выкарабкались».
Страхи. Да, именно страх она видела в глазах мужа, когда он держал новорождённого Максима. Страх что-то сделать не так. Сломать это хрупкое чудо.
Был ли этот страх причиной его одержимости системами и порядком?
Она не успела додумать эту мысль — из кабинета послышался телефонный звонок, а затем приглушённый голос Сергея: «Да, отец... Да, держу этот вопрос под контролем... Конечно...»
Екатерина поджала губы. Как же сложно конкурировать с авторитетом сурового свёкра. Ещё сложнее — бороться с установками, которые годами вколачивали в голову её мужа.
«Мы говорим на разных языках», — подумала она, укладывая засыпающего Максима в кроватку. А между ними — крошечный человек, который заслуживает самого лучшего от обоих родителей. Но как это «лучшее» найти, если их представления о нём диаметрально противоположны?