Природный оптимизм, жизнелюбие и отменное чувство юмора – это о нем, пулеметчике Николае Шавердине. Единственному здравствующему ветерану Великой Отечественной из Борского района в январе исполнилось 99 лет.
Поколение, которое восхищает
В свой достойный возраст Николай Артемьевич по-прежнему энергичен и подтянут, хотя здоровье периодически, как он сам говорит, пошаливает. Несмотря на то, что фронтовик буквально на днях выписался из больницы, он лично встречает нас у своего дома: «Ребята, я еще успею насидеться в четырех стенах!»
– А это в папином стиле! Точно так же, на ногах, он встречал и главу Борского района Эдуарда Ардабьева, когда тот с Вячеславом Турбиным, главой Нового Кутулука, приехал вручать отцу юбилейную медаль в честь 80-летия Победы, – улыбается старший сын Николая Артемьевича, 73-летний Анатолий Шавердин, фельдшер из Пскова, который сейчас ухаживает за отцом.
Семья Шавердиных была многодетной. Николай – родной брат пятерым сестрам, ощущал себя, после папы, конечно, предводителем этого «женского царства». Его отец трудился в колхозе. Чтобы прокормить большое семейство, летом мужчине приходилось подрабатывать в леспромхозе, где начислялись не трудодни, а выплачивалась настоящая зарплата деньгами, а зимой он ухаживал за скотиной. Когда Коля подрос, стал помогать родителю. Он окончил всего три класса и не стал дальше учиться, потому как школа находилась в соседней деревне, ходить туда по бездорожью было далеко, а обуви у мальчугана не было.
– Моей школой стала работа вместе с батей в лесу. Тогда не было бензопил, валили лес вручную, да как валили – в день иной раз небольшой, несколько человек, бригадой, по 14 кубов заготавливали! – вспоминает наш почтенный собеседник.
В 1940 году в их Бутскую – деревеньку в Горьковской области – приехали вербовщики из Сибири. И восторженно обрисовывали перспективы, которые откроются перед селянами в случае переезда на другой конец страны. И все семейство Шавердиных отправилось на станцию Яя, что в Анжеро-Судженском районе Кемеровской области. Сегодня это административный центр Яйского района. К удивлению переселенцев, в Яе оказался точно такой же колхоз, как и на их родине. Но жилищные условия по тем временам оказались вполне сносными.
– Нас, «кочевников», было несколько семей, и все мы получили квартиры. Наша семья, как сейчас помню, обосновалась в доме № 36 по улице Левобереговой. Всем взрослым нашлась работа, – делится Николай Артемьевич.
А потом началась Великая Отечественная. Сначала мобилизовали молодых мужчин. В 1942-м ушел на фронт и отец Николая Артемьевича, да так и не вернулся с войны. Через год 17-летним юношей встал под ружье и Николай. Думал, путь его лежит на запад – на дворе был 1943 год, но отправили парня в Амурскую область. Оказался он в учебно-стрелковом полку. С юности Коля был метким стрелком, не раз ходил с отцом на охоту, поэтому думал, его будут обучать снайперскому делу. Но физически крепкого парня определили в пулеметчики. А все потому, что станковый пулемет максим, который предстояло освоить молодому человеку и его товарищам по расчету, был тяжеловат – 66 килограммов. Зачастую с места на место его приходилось перетаскивать в разобранном состоянии. Но отличался пулемет надежностью и простотой конструкции, за что бойцы его очень уважали.
Под залпы «катюш»
Его черед повоевать пришел в 1945 году, когда советские войска с началом Маньчжурской наступательной операции приступили к разгрому Квантунской армии.
– Все было внезапно. Тревогу объявили ночью. Наши два полка выстроили в длиннющую колонну, и зашагали мы неизвестно куда. Офицеров расспрашивать было бесполезно, тишина в ответ или краткое: «Узнаете позже!» И только когда мы подошли к берегу Амура, нам объявили, что отправляемся сражаться с японцами. Вдруг по противоположному берегу бахнули мощные, оглушающие залпы «катюш». Это началась артподготовка, после чего нас погрузили на заранее подготовленные паромы и перебросили на другой берег, на китайскую территорию. Япошки от нашей артиллерии разбежались кто куда. И поначалу мы не встретили сопротивления, переправились без потерь. Противостоять нам пытались лишь те японцы, что сидели в укрепленных дзотах, – камикадзе, смертники. Вот они-то и были самыми опасными, потому что, если ситуация для них была безысходной, могли взорвать себя вместе с нашими бойцами, – погрузился в воспоминания старый солдат.
В дальнейшем враг отчаянно сопротивлялся, бои были тяжелыми, но ветеран с присущим ему юмором восклицает: «Дали мы «гастролей» японцам с моим максимкой! Николай был первым номером в пулеметном расчете. И в одном из боев вместе с напарником уложил пятнадцать вражеских солдат, тем самым отразив контратаку. А контратаковать солдаты Квантунской армии пытались регулярно. И шли в бой, повествует ветеран, с каким-то невероятным остервенением. Самое страшное было попасть к ним в плен. Они издевались над нашими солдатами. И те советские бойцы, кто лично видел последствия отношения японцев к военнопленным, с ними уже не церемонились: пленных не брали принципиально, только уничтожали. Однако иной раз следовало опасаться и китайцев. Были случаи, когда они исподтишка подстреливали наших бойцов. Объяснения этому Николай Артемьевич не находит до сих пор. Казалось бы, Советский Союз освободил Манчжурию от японской оккупации, а в ответ такая «благодарность».
– Но были, если можно так сказать, и интересные моменты в той войне. Вышли мы как-то на брошенный японцами склад. Он был уже под охраной наших «комендачей» (комендантский взвод), а мы с Ванькой и Толькой (мой пулеметный расчет) голодные как черти. Я подхожу к офицеру: «Товарищ капитан, разрешите пройти на склад!» – «Зачем?» – я сказал как есть: «Пожрать!» Капитан явно был обстрелянный, знал нужды солдат. Знал и то, что полевые кухни нередко японец бомбил: «Давайте по-тихому и без ханьжи (японский самогон), не то под арест пойдете!» Заходим мы, простые деревенские пацаны, на склад, а там – ткани всякие разноцветные в тюках, полушубки, сапоги, причем яловые, а не как у нас, кирзачи. У нас глаза разбежались! Я говорю: «Эх, сейчас бы нашим девчонкам на платья этот шелк». Конечно, кроме галет, сухарей и воды мы ничего не взяли, хотя соблазн был. Выходим, а нас комендант обыскивает. Потом сам сказал нам, что искал он ханьжу, а ее на складе много было. Я лично не пробовал, но многие наши бойцы этот самогон при удобном случае употребляли. А вот пресловутые фронтовые сто граммов нам не полагались. Может, это и правильно, – рассуждает ветеран.
Будни мирных дней
Когда отгремели бои, и Страна восходящего солнца капитулировала, Шавердин еще пять лет прослужил на Дальнем Востоке. Охранял военные склады. Был награжден медалью «За победу над Японией», а вторую за годы службы медаль получил к 30-летию Вооруженных сил.
Демобилизовавшись, поехал не на Кузбасс, а на родину, в село Разино Горьковской области, к матери и сестрам. Его отец не вернулся с войны, и Николай стал главой семейства. Трудился некоторое время на стройке, затем на стекольном заводе. Позже устроился конюхом в леспромхоз, где до войны помогал своему отцу. Женившись, по инициативе супруги перебрался в Куйбышевскую область, в крупный совхоз «Неприк», где 24 года трудился скотником: «Работал по принципу «бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит», – смеется ветеран, добавляя, что он очень любит животных, а потому никогда не помышлял перебраться с фермы на «более чистую» работу. С женой Марией Алексеевной воспитали троих детей. Старший сын Анатолий – медик. Младший сын Александр до выхода на пенсию трудился шофером, а дочь Нина – в местном ателье. Особая гордость Николая Артемьевича – четыре внука и десять правнуков.
Андрей Введенский
Фото Марины Кафтайкиной и из личного архива Николая Шавердина
