Ты же с родного отца деньги трясёшь!
— Ты в своём уме? Деньги с отца требовать? — голос Риты дрожал от злости.
Олег не сразу понял, что сестра кричит не просто так — она всерьёз вцепилась в него по телефону. Он сидел на балконе, с чашкой холодного кофе, смотрел на серое московское небо, и весь вечер пытался придумать, как мягче напомнить отцу о долге. А теперь — вот это.
— Рит, я не требую, — он попытался сохранить спокойствие. — Я просто сказал, что нам срочно нужна часть тех денег, что он обещал на ремонт. Мы уже влезли в долги.
— Да ты всегда был таким, Олег! — сестра фыркнула. — Всё тебе кто-то должен, всё тебе мало. У отца пенсия десять тысяч! Ты вообще думал, как он живёт?
Олег сжал зубы. Слово "пенсия" прозвучало как клеймо, будто он посягал на святое. Но реальность была другой. Их отец, Николай Андреевич, жил один в собственной трёхкомнатной квартире, которую можно было легко сдавать или продать. Но вместо этого он сидел без дела, разводил фиалки и делал вид, что у него нет взрослого сына с семьёй, ипотекой и треснувшей плиткой на кухне.
— Он сам предложил, — тихо сказал Олег. — Сказал: "Сделаете ремонт, я помогу". А теперь делает вид, что не говорил.
— Потому что ты его вынудил! — Рита сорвалась на крик. — Ты всегда на него давишь. Он старый, ему покой нужен, а не твои претензии!
Олег закрыл глаза. В детстве Рита была папиной любимицей, и теперь, когда мать умерла, а связи в семье ослабли, только она могла позволить себе кричать на всех и считать это заботой. Олег молчал, вспоминая, как отец приезжал, хлопал его по плечу, как будто они чужие, и уезжал, ничего не спросив ни про внука, ни про то, как дела. Только про цветы — те самые фиалки.
— Мы не просим многого, — он произнёс медленно. — Просто выполняй обещание. Это не каприз. Мы без этой суммы не сможем закончить ремонт, нам с маленьким ребёнком жить в пыли и бетоне.
— А ты знал, на что идёшь, когда начинал! — Рита снова перебила. — Никто не просил. И хватит отца гнобить! Хочешь — сам выкручивайся, но не тряси с родни!
Олег не стал спорить. Он отключился. Его не удивляло, что Рита встала на сторону отца — это было предсказуемо. Он только не ожидал, что услышит в её голосе такую злость, будто он покусился на её личную территорию.
Он встал, пошёл в комнату. Его жена Аня сидела на полу с сыном, строили башню из кубиков. Она подняла глаза и всё поняла по его лицу.
— Опять они? — спросила она тихо.
— Угу, — кивнул Олег. — Сказали, что я наглый.
Аня не ответила. Только обняла его рукой за талию и притянула к себе. Башня из кубиков рухнула, и сын рассмеялся. Только ребёнок в этом доме ещё ничего не понимал. И, может, это к лучшему.
Я тебе не банкомат
На следующий день Олег собрался с духом и всё-таки поехал к отцу. Не из-за денег — из-за принципа. Ему было важно не просто "выпросить помощь", а напомнить Николаю Андреевичу, что у него есть сын, внук, и что обещания что-то значат.
Квартира отца встретила его запахом пыли и кошачьего наполнителя. Хотя кота у Николая Андреевича не было. Впрочем, фиалки были. Они стояли в ряд на подоконнике, как солдаты, каждый в своём пластиковом горшке. Фиолетовые, белые, розовые. Отец ухаживал за ними, как за детьми, чего, впрочем, никогда не делал с самими детьми.
— О, гость с претензиями, — буркнул Николай Андреевич, не вставая с кресла.
— Привет, пап, — Олег снял куртку, повесил её на старый крючок. — Можно я присяду?
— Ты и так сел, — сухо ответил отец, не глядя на него. — Что, опять денег?
Олег закрыл глаза на мгновение.
— Нет. Ну… да. Но не в этом дело.
Отец фыркнул. Громко, с демонстрацией.
— Дело всегда в этом. Вы все такие. Сначала мать, потом ты. Деньги, деньги. А я, между прочим, никому ничего не должен.
— Ты сам сказал: поможешь. Мы не рассчитывали, а ты предложил. Мы с Аней взяли кредит, чтобы вырваться из этой однушки. У нас ребёнок, пап, и у нас в ванной обрушился потолок. Мы просим не из прихоти.
— А я при чём? — глаза отца блеснули, и он наконец посмотрел на сына. — Я вас не просил жить в ипотеку! Мне-то какая разница?
Олег сглотнул. Он не ожидал сочувствия — он надеялся хотя бы на остатки порядочности.
— Ты сказал — дашь. Я поверил. Мы вложили деньги, потому что рассчитывали на тебя. Разве это ненормально?
— Ненормально — это когда взрослый мужик приходит к отцу и клянчит, как студент, — отрезал Николай Андреевич. — Где твоя гордость?
Олег молча смотрел на него. Потом встал.
— Гордость? — переспросил он тихо. — Ты правда про гордость говоришь?
Отец снова уставился в телевизор, хотя тот всё ещё был выключен. Было очевидно:
"Разговор окончен."
Но Олег не ушёл. Он подошёл к подоконнику, посмотрел на фиалки.
— Ты когда-нибудь показывал их Роме? — спросил он про своего сына. — Он любит цветы. А ты ведь даже не был у нас дома.
Отец промолчал.
— Я не за деньгами пришёл. Я пришёл понять, почему ты нас больше не считаешь семьёй.
Тишина. Только старые часы на стене отмеряли секунды.
— Я не для этого тебя растил, — наконец сказал отец. — Чтобы ты потом считал мои деньги.
Олег кивнул. Медленно.
— Хорошо. Значит, так и есть. Я всё понял.
Он взял куртку и вышел. На лестничной клетке было холодно, как в подъездах детства. Только тогда он поднимался домой, зная, что его там ждут.
Теперь — наоборот.
Ну, раз мы тут про совесть…
— Ну и что ты хотел этим добиться? — Аня глядела на Олега с недоверием, поджав губы. Она держала на руках Рому, который зевал, потирая кулачком глаза. — Он изменился? Деньги дал?
— Нет, — спокойно ответил Олег, снимая ботинки. — Но теперь я точно знаю, что он не изменится. И это тоже, знаешь ли, что-то значит.
Аня промолчала. Потом прошла на кухню, уложив ребёнка в кресло рядом с собой, и налила себе чаю.
— Я просто не понимаю. Он ведь сам сказал. Сам обещал. Никто не тянул за язык.
— Не первый раз, — Олег опустился на табурет. — Я просто всегда надеялся, что в этот раз будет по-другому.
— А теперь?
Он пожал плечами.
— А теперь — всё. Он для меня закончился. Пусть дальше растит свои фиалки и воображает, что это и есть ответственность.
Аня усмехнулась, горько.
— Ты знаешь, что он моей матери позвонил?
Олег поднял брови.
— Зачем?
— Чтобы пожаловаться, что ты "пришёл давить". Что ты, мол, "унижал его в собственном доме".
— Серьёзно?
— Ага. И мама, конечно, сразу же на его стороне.
Олег уселся, вжавшись в спинку стула. Его взгляд остановился на детском рисунке, прикреплённом к холодильнику. Дом с кривыми окнами, солнце, палка-человечек с надписью "Папа".
— Отлично, — только и сказал он.
— Твоя сестра звонила мне. Сказала, что ты неблагодарный и что "Николай Андреевич тоже человек, а ты как с ним разговаривал". Я ей напомнила, что ты вырос без алиментов, без участия, без его ласки, и если он теперь хочет, чтобы с ним нянчились, — пусть идёт к чёрту.
— Спасибо, — Олег улыбнулся слабо.
Аня покачала головой.
— Только понимаешь, они теперь вдвоём тебя будут грызть. Как в детстве. Один молчит, вторая орёт. Классика жанра.
— Я больше не ребёнок, — Олег встал, прошёлся по кухне. — Если им удобно выдумывать, что я монстр — пожалуйста. Но я больше не буду жить в их сценарии.
В этот момент Рома всхлипнул, и Аня быстро взяла его на руки. Олег подошёл, поцеловал сына в макушку.
— Он вырастет, — сказал он тихо, — и будет знать, что отец не бросает слова на ветер.
— Он уже это знает, — ответила Аня.
Олег улыбнулся. Но радость была с привкусом усталости. Он чувствовал — настоящая буря ещё впереди.
Попытка всё исправить
На следующий день тёща приехала к ним домой.
Без звонка, без предупреждения. Просто появилась на пороге. Волосы собраны в пучок, на лице — ледяная маска.
— Я поговорить, — сказала она, едва переступив порог.
Олег молча кивнул, отступил в сторону.
Аня сразу ушла в комнату с Ромой, предчувствуя, что этот разговор будет жестоким.
— Ты зачем так с отцом? — спросила тёща, когда они остались одни на кухне. — Он же не железный.
— А я? — Олег повернулся к ней. — Он мне отец только по паспорту. По жизни — просто человек с фиалками и обидой на весь свет.
— Ты неблагодарный, — прошептала она.
— Мать меня растила. Он — нет. Не врите хотя бы себе.
Её глаза сверкнули.
— Он сказал, что ты требовал деньги. Что угрожал.
— Нет. Я просил. Спокойно. Он сам обещал. Или вам он об этом не рассказал?
— Он сказал, что ты унижал его. Пришёл, как коллектор.
— Я пришёл, как сын, — голос Олега задрожал. — Последний раз.
Она отвернулась, долго смотрела в окно. Потом сказала, почти шепотом:
— Ты не имел права с ним так говорить. Он — твой отец.
Олег закрыл глаза. Потом ответил спокойно:
— А он давно перестал быть им.
Ты весь в мать
Тёща молчала. Минуту, две. Потом тяжело опустилась на стул, и впервые за долгое время Олег увидел её не гневной и не надменной — а растерянной. Как будто вся её броня из упрёков дала трещину.
— Я просто... — она не поднимала глаз. — Я хотела, чтобы вы были семьёй. Хоть какой-то.
Олег смотрел на неё и чувствовал, как внутри поднимается что-то похожее на жалость — но не к ней, а к тому ребёнку, каким он был. К тому мальчику, что каждый вечер ждал звонка, письмо, подарок — хоть что-то от отца. И не получал.
— Я больше не могу жить в этом спектакле. Пусть у него будет его уютная ложь, но без меня.
— Ты слишком жестокий, — выдохнула она.
— Я просто вырос.
Они снова замолчали. Потом она встала, медленно.
— Я ему скажу, что ты больше не придёшь, — сказала она. — Но знаешь... ты весь в мать.
— В смысле?
— Упрямый. И сердце у тебя не камень, хоть ты и делаешь вид. Только поздно это все поймут.
Она ушла, не обернувшись. Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. Олег стоял посреди кухни, прислушиваясь к этой тишине, и чувствовал — что-то оборвалось. Что-то старое. Больное. Но на его месте не было пустоты — только покой.
Вечером он сел за компьютер, открыл банковское приложение и впервые за много месяцев перевёл часть зарплаты на сберегательный счёт, "на Ромку". Он знал:
"Всё равно будет трудно, денег всегда будет не хватать."
Но теперь не будет лишних дыр, в которые они утекали — ни невыполненных обещаний, ни семейных шантажей.
Аня подошла, обняла за плечи.
— Ну?
— Всё, — сказал он. — Я выбрал — свою семью.
Она кивнула. Рома за дверью тихо ворковал. В этот вечер они не включали телевизор, не проверяли мессенджеры. Они просто сидели рядом, в тишине, и чувствовали, как внутри что-то заживает.
И никакого чувства вины
Олег не ждал ни звонков, ни извинений. Он не строил иллюзий — отец не умел извиняться. Но внутри больше не было ни злости, ни обиды.
В воскресенье они с Аней пошли в парк. Рома топал по аллее, цепляя кленовые листья палкой. Смешно фыркал, когда ветер подкидывал их в воздух. Аня смотрела на него с нежностью, а потом повернулась к Олегу:
— Ты будто другим стал, спокойнее.
— Я просто поставил точку, — он улыбнулся. — Без скандалов, без истерик. Закрыл старую дверь.
Они пошли дальше. На лавке сидел пожилой мужчина с книгой. Прохожие, запах кофе из палатки, детский смех — всё было как всегда, и в этом "как всегда" было что-то новое.
Вернувшись домой, Олег нашёл в телефоне непрочитанное сообщение. От брата:
Ты всё правильно сделал. Он и меня постоянно гнобил за деньги.
Он перечитал, сжал губы и ответил коротко:
Держись. И не позволяй втянуть себя обратно.
Раньше он бы переживал:
"А вдруг зря"
"А вдруг слишком жёстко…"
Теперь — нет.
Загляни в другие наши рассказы.