Истина подобна хирургическому ножу: режет больно, но иногда только так можно исцелить.
Звонок в дверь разорвал тишину квартиры. Василий Степанович вздрогнул, выронив из рук модель старого "Москвича", над которой колдовал весь вечер. Красная металлическая машинка упала на пол, отломилось колесо. Он не обратил внимания — шёл второй час ночи, а в такое время добрых вестей не бывает.
На пороге стоял участковый. За его спиной — Костя, восемнадцатилетний сын Василия. Взгляд исподлобья, разбитая губа, от куртки несёт перегаром.
— Гражданин Петрушенко? Ваш сын участвовал в драке. Свидетели подтверждают, что не он зачинщик, поэтому в этот раз обойдёмся без протокола.
Василий молча кивнул, подписал какие-то бумаги. Участковый ушёл. В прихожей повисла тяжёлая тишина.
— В душ и спать, — только и сказал Василий.
— Да пошёл ты, — огрызнулся Костя. — Читать мораль будешь?
Василий почувствовал, как внутри поднимается знакомая волна гнева. Он много лет учился с ней справляться — считал до десяти, дышал глубоко. Но сегодня сдерживаться не хотелось.
— Я твой отец. И пока живёшь под моей крышей...
— «Ты мне не отец», — со злостью выпалил Костя, глядя прямо в глаза. — Хватит строить из себя папашу! Я всё знаю! Ты мне не родной! НЕ РОДНОЙ!
Удар словами оказался страшнее любого физического удара. Василий словно окаменел. В ушах зашумело.
— Кто тебе сказал? — хрипло спросил он.
— Какая разница? — Костя сорвал куртку с вешалки. — Ты столько лет мне врал. Все вы врали. А потом удивляетесь, почему я такой!
Входная дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка. В пустой квартире стало оглушительно тихо.
Ночь на скамейке
Василий не помнил, как оказался на скамейке в парке. Ветер пробирал до костей, но холода он не чувствовал. Перед глазами стояло лицо Кости — перекошенное злостью, с кривой ухмылкой и глазами, полными обиды. Точь-в-точь как у Нины в тот день.
Нина — его жена, мать Кости. Она ушла три года назад — инсульт забрал её внезапно, за несколько дней. Они с Ниной договорились: Костя никогда не должен узнать, что Василий ему не биологический отец. Биологический давно исчез, еще до рождения сына, оставив Нину с животом на пятом месяце.
Василий тогда работал вместе с Ниной в конструкторском бюро. Он давно был в неё влюблён, но молчал — она была замужем. Когда муж сбежал, он просто был рядом. А потом предложил выйти за него. Нину он полюбил сразу, а Костю — постепенно, с первой улыбкой, с первых шагов, с первого слова «папа».
И вот теперь... Кто мог рассказать? И зачем?
Телефон в кармане завибрировал. «Возможно, Костя?» — с надеждой подумал Василий. Но на экране высветилось: «Анна Михайловна». Мать Нины. Тёща.
— Василий, Костик у меня, — без предисловий начала она. — Пьяный, злой. Говорит, от тебя съехал насовсем.
— Анна Михайловна... — голос дрожал. — Он знает. Про то, что я...
— Я в курсе, — перебила женщина. — Это я ему сказала.
Земля ушла из-под ног. Василий сжал телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— ВЫ?! Но почему?
— Приезжай. Поговорим.
Храня чужие тайны, помни: рано или поздно они находят дорогу на свет.
Шкатулка с письмами
В доме Анны Михайловны пахло валерьянкой и яблочным пирогом. Этот запах не менялся двадцать лет — с тех пор как Василий впервые пришёл сюда знакомиться с матерью беременной Нины, объявив о своём решении жениться на ней.
Тёща встретила его в прихожей. Постаревшая, но с тем же пронзительным взглядом, от которого всегда хотелось отвернуться.
— Спит твой Костик, — сказала она тихо. — Успокоительного ему дала. Бушевал тут, посуду бил. Весь в отца.
— В меня? — не понял Василий.
— В родного, — отрезала тёща. — В Григория. Такой же бешеный был, царствие небесное.
Они прошли на кухню. На столе лежала старая шкатулка из карельской берёзы — Василий помнил её, Нина хранила там какие-то мелочи, заколки, брошки.
— Костя эту шкатулку нашёл, когда вещи Нинины разбирал. А там письма, — Анна Михайловна придвинула коробку к нему. — От Григория. После того, как он их бросил. Писал, извинялся, обещал вернуться. Врал, конечно. А потом — похоронка. В Чечне погиб в 95-м.
Василий открыл шкатулку. Пожелтевшие конверты, выцветшие чернила. Фотография молодого парня в военной форме — смеющееся лицо, чуб набок. Костя действительно был похож на него — тот же разрез глаз, та же линия подбородка.
— Я нашла Костю с этими письмами два дня назад, — продолжала тёща. — Он уже всё прочитал. Спрашивал, правда ли. Не смогла соврать. Старая я уже врать-то.
— Но мы же с Ниной решили! — вырвалось у Василия. — Двадцать лет хранили эту тайну! А теперь...
— А теперь поздно, — кивнула Анна Михайловна. — Знаешь, чего мальчишка больше всего боится? Что он как отец родной станет. Что гены возьмут своё. Ведь Григорий-то не просто так исчез — пил, дрался, срывался. Бед натворил, потом в армию сбежал.
Василий молчал. В голове стучала только одна мысль: «Я потерял сына».
Разговор с отражением
Костя проснулся ближе к обеду. Вышел на кухню — встрёпанный, с мешками под глазами, — и замер, увидев Василия.
— Ты чего тут?
— Тебя жду.
Костя отвернулся, начал демонстративно греметь чайником. Василий молча ждал. В этом они всегда были похожи, пусть и не родная кровь — оба упрямые, оба не умеют делать первый шаг.
— Я всё знаю, — наконец сказал Василий. — Про письма. Про твоего биологического отца.
— Он мне не отец, — буркнул Костя, не оборачиваясь. — Так, спермодонор.
Звякнула ложка в чашке. Василий заметил, что руки у сына дрожат.
— А я? — тихо спросил Василий.
Костя наконец повернулся. Глаза красные, злые.
— А ты... ты всю жизнь мне врал! Все восемнадцать лет! И мама врала! И бабушка! Меня держали за идиота!
— Мы хотели как лучше.
— Лучше?! — Костя сорвался на крик. — Знаешь, как я узнал? На биологии мы группы крови проходили. И я свою группу с твоей и маминой сравнил. И понял, что что-то не сходится. Полгода в интернете информацию искал. Думал, может, я чего-то не понимаю. А потом эти письма нашёл... И всё встало на свои места.
Василий сглотнул комок в горле. Они с Ниной не учли такой простой вещи — наследование групп крови. Биология, будь она неладна.
— И что теперь? — спросил он, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Теперь? — Костя нервно усмехнулся. — Теперь я не знаю, кто я. Вся моя жизнь оказалась враньём. А ещё... — он запнулся, — я боюсь, что стану как он. Как настоящий отец.
— Я твой настоящий отец, — твёрдо сказал Василий. — Не тот, кто зачал, а тот, кто вырастил.
— Пафосно звучит, — хмыкнул Костя. — Только не работает это так.
Он отвернулся к окну. Плечи напряжены до предела, словно вот-вот сломается.
— Я вчера в драку полез, потому что парень один обозвал меня... неважно как. И я психанул. Ударил. И понял, что контролировать себя не могу. Прямо как он, — Костя кивнул на шкатулку с письмами. — Гены, они ведь не врут.
Ключи от гаража
— Поехали, — вдруг сказал Василий. — Есть разговор. Только не здесь.
Они долго ехали молча. Город постепенно редел, превращаясь в дачные посёлки, а потом и вовсе в поля, перелески. Старенькая «Нива» Василия дребезжала на ухабах. Костя угрюмо смотрел в окно.
Остановились возле заброшенной фермы. Василий вышел, кивком позвал сына за собой. Костя нехотя выбрался из машины.
— Ты знаешь, что это за место? — спросил Василий.
— Нет. Откуда?
— Я здесь родился. Вон там, — он показал на полуразвалившееся здание, — был дом моей матери. Здесь прошло моё детство.
Он направился к полуразрушенному сараю в стороне. Достал из кармана ключи, отпер огромный амбарный замок.
— Это всё, что осталось, — сказал Василий, распахивая скрипучую дверь. — Заходи.
Внутри было темно и пахло машинным маслом. Василий щёлкнул выключателем — загорелась тусклая лампочка. В центре сарая, накрытый брезентом, стоял какой-то крупный предмет.
— Смотри, — Василий сдёрнул брезент.
Костя присвистнул. Перед ним был мотоцикл — старый, но идеально отреставрированный «Урал» с коляской.
— Это... твой?
— Моего отца, — ответил Василий. — Точнее, отчима. Я тоже неродной сын, Костя. Только узнал об этом намного раньше тебя. Мой биологический отец бросил мать ещё до моего рождения. А когда мне было пять, она вышла замуж за Степана Петрушенко. Его фамилию я и ношу.
Костя недоверчиво покосился на отца.
— И что...
— А то, что я в шестнадцать лет чуть не убил человека, — перебил Василий. — Точнее, подумал, что убил. Мы с ребятами пили, подрались. Я ударил парня, он упал, головой о камень. Кровь, он не шевелится... Я испугался, сбежал. Потом оказалось, что жив он, отделался сотрясением. Но я тогда... накрыло меня.
Василий провёл рукой по хромированному рулю мотоцикла.
— Я решил, что во мне гены отца взыграли. Биологического. Мать про него почти не рассказывала, но я знал, что он буйный был, агрессивный. И вот, думаю, я таким же стал.
— И что дальше? — Костя впервые за день посмотрел на отца с интересом.
— Дальше меня Степан Иванович, отчим мой, сюда привёз. И вот тут, — он обвёл рукой сарай, — мы с ним этот мотоцикл по винтику разбирали и собирали. Три месяца работали. И параллельно говорили. Много говорили.
— О чём?
— О выборе, — просто ответил Василий. — О том, что гены — это просто предрасположенность. А кем быть — это мы сами решаем. Каждый день, каждый час. Выбор за нами.
Костя хмыкнул, но промолчал. Провёл рукой по потёртому кожаному сиденью мотоцикла.
— И что, помогло? — спросил он наконец.
— Помогло понять, — Василий сел на перевёрнутое ведро, достал сигареты. — Что у меня есть выбор. Могу идти по стопам биологического отца — драться, пить, никого не любить. А могу выбрать другой путь. Как Степан Иванович.
Он закурил, глубоко затянулся.
— У тебя тоже есть выбор, Костя. И ты его делаешь каждый день. Только сам не замечаешь.
Старые фотографии
В сарае они провели почти весь день. Василий рассказывал о своей юности, о том, как боролся с гневом, как учился быть не таким, как биологический отец. О том, как встретил Нину и полюбил её.
— Знаешь, когда я тебя впервые увидел, тебе было два дня от роду, — сказал Василий, когда они уже собирались уходить. — Маленький такой, красный весь, орёшь благим матом. А я стою и думаю: "Боже, какой же я счастливый".
Костя молчал. Только сопел тихонько, отвернувшись к стене.
— Ты правда... рад был? — спросил он, не оборачиваясь.
— Больше всего на свете, — просто ответил Василий.
Дома, уже поздним вечером, Василий достал старый фотоальбом. Протянул его сыну.
— Вот, посмотри, если хочешь. Тут ты маленький.
Костя нехотя взял альбом, начал листать. Вот он в песочнице, вот на горке, вот учится ходить, держась за руки Василия. А вот они втроём — он, Нина и Костя — на фоне Чёрного моря.
— Ты ведь тогда знал, что я... не твой? — спросил Костя, не поднимая глаз от фотографий.
— Знал.
— И всё равно... любил?
Василий внезапно почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он всегда гордился тем, что умеет держать эмоции в узде. Но сейчас...
— Костя, — голос дрогнул, — я тебя не "всё равно" любил. Я тебя любил безо всяких условий. И сейчас люблю. Ты — мой сын. Единственный. Неважно, чья кровь в твоих жилах.
Он замолчал, боясь, что не сможет сдержать слёзы. В комнате повисла тишина. Только тиканье часов на стене.
— Я... я не хотел того, что сказал, — наконец выдавил Костя. — Ну, тогда, в прихожей. Про то, что ты... не отец.
Василий молча кивнул. Костя захлопнул альбом, встал.
— Пойду спать. Завтра... завтра поговорим ещё, ладно?
— Ладно.
Уже у двери своей комнаты Костя обернулся.
— Пап, — он запнулся, словно пробуя слово на вкус, — спасибо. За то, что... ну... не бросил нас с мамой тогда.
Василий кивнул. И только когда дверь за сыном закрылась, позволил себе смахнуть слезу.
Отцом становится не тот, кто дал жизнь, а тот, кто научил жить.
Выбор, который мы делаем
Прошло полгода. Мотоцикл «Урал» теперь стоял в их гараже. Костя с Василием восстанавливали его каждые выходные. Работы было много — проводка подгнила, двигатель барахлил. Но они не торопились.
Им было о чём поговорить.
Неделю назад Василий нашёл на кухонном столе конверт. Внутри — свидетельство о рождении Кости, к которому была прикреплена записка.
"Я никогда не был Константином Григорьевичем. Я всегда был и буду Константином Васильевичем Петрушенко".
Мы делаем выбор каждый день. И порой самый важный выбор — это кого считать своей семьёй.
А как думаете вы, дорогие читатели: всегда ли правда лучше лжи? Делитесь своим мнением в комментариях!
Рекомендуем прочитать
Если вам понравилось, нажмите на палец вверх и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.