Март, апрель, май… Весенняя сырость и погодные качели закончились, и к началу июня в город пришла традиционная для нашего климата жара. Я нашла новую продавщицу в магазин, потому что работать самой стало тяжело, а потом уговорила вернуться и Наталью. Не было у неё никаких семейных проблем. Точнее, они всегда, но уволилась она по другой причине ― её Туманов-старший запугал. Сказал, что я мошенница и скоро мой цветочный бизнес пойдёт прахом. Бизнес никуда, естественно, не пошёл, а Геннадию Васильевичу я по телефону пообещала так его проклянуть, если ещё раз ко мне сунется, что он до туалета на бровях ползать будет за неимением конечностей. Он трусливый ― меры нет. Может, и крутой в определённом отношении, но проклятий с некоторых пор вполне обоснованно опасается. Вроде бы отстал, но бдительность я не утратила ― от таких людей чего угодно ждать можно.
Свой день рождения не отмечала, но на бабушкин ехать пришлось, а у меня уже очевидное и не вызывающее никаких сомнений пузико. Естественно, начались вопросы ― где папаша, как я намерена сама растить ребёнка, почему не прошу о помощи, которая беременным женщинам нужна позарез, и так далее в том же духе. Бабуля даже прослезилась, но без обещаний освободить для меня жилплощадь, потому что ей самой податься теперь некуда. Я заверила всех, что мне ничего не нужно, после чего праздник пошёл по стандартному сценарию ― возлияния, чревоугодие, русские народные песни, ностальгия по былым временам. Когда родственники вернулись от воспоминаний к нравоучениям, я сослалась на поздний токсикоз, закатила глаза под лоб, вызвала такси и уехала к себе. Сами пусть сначала по совести жить научатся, а потом других воспитывают.
За эти месяцы Руслан не ответил ни на одно из моих сообщений, но мне очень сильно хотелось верить, что у него всё хорошо. Понятно, что при таких обстоятельствах слово «хорошо» звучит неуместно, но мечтать-то не вредно. Вредно не мечтать.
И ещё у меня появился неожиданный друг ― хозяин той самой однокомнатной квартиры, в которую я переехала от Туманова. Он вдовец, пенсионер. Дети давно выросли и живут своей жизнью, навещают его редко. Дома человеку скучно, вот он и повадился обо мне заботиться. Я, если честно, опасалась, что меня попросят съехать, поскольку о квартирантке с младенцем речь не шла, но вышло как раз наоборот. Дмитрий Петрович ещё и автолюбитель, поэтому подвязался быть моим личным водителем. От оплаты за эту работу не отказался, что было особенно приятно ― не люблю оставаться в долгу перед добрыми людьми. Он так мило называет меня дочкой, что порой даже хочется в ответ назвать его папой. Сравнивать родных людей с чужими нехорошо, но я всё равно сравнивала, потому что не привыкла к постоянной родительской опеке. Мне не на что жаловаться. Родители любят меня по-своему, вырастили, воспитали, но мама побаивается, а папа всё время прикидывается ветошью, потому что так жить проще. А у Дмитрия Петровича просто нереализованная потребность о ком-то заботиться. И он всё время переживает, что мой «муж» не успеет вернуться из «командировки» до рождения ребёнка. Для отца важно быть рядом в такие моменты, хотя многие думают, что это не так.
Мои продавцы справлялись в магазине сами, мне заняться особо было нечем, поэтому я старалась не покидать оборудованную кондиционером квартиру, чтобы не грохнуться где-нибудь в обморок от жары. Купила несколько разноцветных катушек полиэфирного шнура, крючки и связала коврик ― простенький, шестигранный. Потом круглый. И восьмигранный. И овальный. И звёздочкой. Ради интереса отвезла плоды своих усилий в магазин и выставила на продажу. Один подарила Дмитрию Петровичу. В июле получила первые заказы, но сидеть и вязать постоянно в моём положении как-то не очень полезно, поэтому я предложила подработку бабуле ― уж она-то и ажурные связать может, и пупырчатые и с переподвыподвертом. К концу июля в моём магазине появилась отдельная витрина для ковриков, а Дмитрий Петрович неплохо зарабатывал на доставке материалов и готовых изделий. Наталья разместила в Интернете рекламные объявления с фотографиями ― невелико подспорье, но выручка в магазине всё-таки немножко подросла.
До родов остался месяц. Я начала нервничать. По ночам спала плохо и долго стояла у окна в надежде увидеть, как у подъезда останавливается такси, из которого выходит Руслан. Хотелось просто обнять его. Ничего не говорить, ни о чём не спрашивать и сделать вид, что этих месяцев разлуки не было. Признаться, что люблю. Если бы не любила, разве скучала бы так сильно? Тревожилась бы? Да, я такая ― в чём-то резкая и решительная, а где-то тугодумка настолько, что без волшебного пенделя с места не сдвинусь. Без разлуки и не поняла бы собственных чувств. А когда поняла, одиночество стало невыносимым.
Однажды такой вот бессонной ночью я решила немного прогуляться. Погода радовала свежим ветерком и обещанием дождя, на дорогах было практически пусто, светофоры дружно подмигивали жёлтыми глазами… Когда поняла, что за мной кто-то снова следит, улыбнулась ― решила, что это незадачливые «журналисты» в очередной раз на неприятности нарываются. Погуляла немного вдоль хорошо освещённой улицы, а когда заходила в подъезд, услышала шорох за спиной. Повернулась на звук и получила такой удар по голове, что аж зубы клацнули. И всё. Темнота.
* * *
Это был очень странный, но очень спокойный сон. Я стояла на краю утёса над морем, любовалась рассветом, слушала крики чаек и наслаждалась приятными прикосновениями влажного летнего ветра к моему лицу. Внизу волны накатывались на блестящие камни, пенились, шипели и отползали назад. А вдалеке из воды на горизонте медленно поднималось солнце, отгоняя прочь предрассветную мглу. Тёплое такое, ласковое.
― Я никогда не видела моря, ― призналась мне невысокая темноволосая девушка, стоявшая рядом и державшая меня за руку.
Она была одета в белое свадебное платье, а лицо закрывала фата, но голос звучал совсем молодо и с детскими нотками, поэтому я и сделала вывод о том, что моя собеседница ещё очень юна.
― Почему? ― спросила я с безмятежностью, какой никогда не испытывала.
― Родители предпочитали другой вид отдыха, ― ответила незнакомка в белом. ― Каждое лето мы садились в поезд и несколько дней ехали куда-то в тайгу к папиным родственникам. Они не в городе живут, а в маленькой деревеньке у реки. Там даже магазина нет, а весной, когда разлив, всех жителей эвакуируют. Маме очень нравился лес в тех местах, поэтому папа всегда возил нас именно туда. Они там и познакомились. Мне тоже нравился лес, но Гена обещал показать море. После нашей свадьбы. Теперь он наконец-то своё обещание сдержал. Теперь мы всегда будем вместе.
Она любовным жестом положила руку на свой живот поверх ткани платья, а я наконец-то поняла, с кем разговариваю, но почему-то не испугалась. Даже наоборот ― испытала странное облегчение. Если эта девушка говорит, что теперь будет вместе со своим возлюбленным негодяем, значит, всё уже закончилось?
― Ты ведь Диана, да? ― спросила я, на удивление спокойно восприняв мысль о том, что беседую с покойницей.
― Да. Я Диана, ― ответила она. ― Мне жаль, что всё так получилось с твоей судьбой. Прости.
― Не ты виновата, не тебе и прощения просить, ― ответила я. ― Если разговариваю сейчас с тобой, значит, тоже умерла, да? И наш с Русланом сын…
― Нет, вы живы, ― прозвучало в ответ с той же безмятежностью, какую испытывала я сама. ― Я просто пришла попросить прощения, пока ты спишь. Живые могут делать это в любое время. Если они искренни, мёртвые слышат их слова и мысли. Я слышала тебя. И Руслана тоже слышала. Вы просили меня об одном и том же, но я не знала, как дать вам понять, что бояться нужно не предсмертных желаний тех, кого уже давно нет, а жестокости, жадности и глупости живых.
― Это Геннадий Васильевич организовал нападение на меня у подъезда?
― Он просто запутался. Однажды испугавшись, так и не смог избавиться от этого страха. Ему сказали, что ты пытаешься вернуть проклятие адресату.
― Ангелина?
― Да. Она очень корыстная женщина. Кто больше платит, перед тем и стелется. Гена думал, что если ты и твой ребёнок умрёте, всё закончится на Руслане, когда истечёт его срок. Эта Ангелина очень глупая и совсем не разбирается в том, о чём говорит. Её мать такой же была. Я никого не проклинала, а просто пообещала, что заберу Гену с собой. И то, что он потом в петлю полез, к моим словам никакого отношения не имеет. Хочешь знать правду?
― Хочу, ― призналась я.
― Я познакомилась с той женщиной раньше, чем Гена. Родители никак не хотели смиряться с моими отклонениями в развитии, поэтому разные способы лечения пробовали. Так и привели однажды к этой Варваре. Она почти год регулярно проводила какие-то смешные ритуалы, брала деньги и обещала результат, но его не было. Потом сказала моей маме, что без чёрной магии меня вылечить невозможно. Мама отказалась, конечно же. Мне тогда уже шестнадцать было. А через год я встретила Гену. Он приезжал в спортзал недалеко от нашего дома на тренировки. Боксом занимался. Такой красивый был, сильный, мужественный… и опасный. Гремучая и сногсшибательная смесь для девочки, которая без царя в голове. Я его у спортзала по вечерам караулила, но подойти и познакомиться не решалась. Родителям записки оставляла, что с подружками гуляю, а сама туда бежала, где его хотя бы издалека увидеть можно. Однажды он меня заметил, но не рассердился, а свидание назначил. Потом ещё одно. Мои мама с папой не одобрили бы наши отношения, поэтому я и не рассказывала им ничего. Он своим тоже не говорил, чтобы они моим не рассказали. Так мы встречались полгода, а потом у него какие-то проблемы начались. Хмурый стал, мрачный, злой всё время. Однажды сказал, что бизнес свой начать хочет, но его отец против. Да и вообще все обстоятельства были против, поэтому всё плохо. Я и посоветовала ему к Варваре сходить. В шутку, просто так. Посмеялась ― мол, она парочку смешных обрядов проведёт, на свечку пошепчет, и всё после этого наладится. Не думала, что его эта мысль зацепит. Через месяц он сказал, что полюбил другую и встречаться нам больше ни к чему. Ещё через месяц я поняла, что беременна. Мы предохранялись, об этом Гена заботился, но пару раз… Да ты тоже не ребёнок, должна понимать.
― Мне говорили, что ты слабоумная, но я слышу речь нормального человека, ― заметила я.
― Во-первых, не настолько уж я и слабоумная была. Мне просто учёба тяжело давалась. Я больше двух строчек простого детского стишка выучить не могла, а формулы и вовсе не запоминались. У меня даже инвалидности не было. А во-вторых, ты слышишь речь мёртвого человека в своей собственной голове, так что не придирайся, ― ответила она.
― Ладно, не буду. ― согласилась я. ― И что Варвара? Втянула его в чёрную магию?
― Ну да. Нужно было от чего-то отказаться, чтобы что-то получить. Речь шла о чём-то ценном, а наши отношения, как и ребёнок, для него никогда ценности не представляли. Если бы я тогда перестала за ним бегать, сейчас уже внуков бы нянчила, а не в могиле лежала. А он всё равно начал бы с ума сходить, потому что главное условие сделки не выполнил.
― То есть убийство в этот ритуал не входило?
― Нет. Случайно получилось на самом деле. Один из его друзей жил а соседнем доме с нашим. Максим. Они вместе на тренировки ходили. Ну и меня Макс тоже знал, мы ведь в одном дворе выросли. В тот день у него праздник какой-то был, музыка на всю улицу громыхала. Я подумала, что раз они друзья, то и Гена там тоже может быть. Его родители обещали, что образумят сына, поэтому и пошла туда. А он и правда не один был, а с девушкой. Разозлился страшно, но Макс меня за стол пригласил.
― Ты же беременная была. Пить нельзя, ― со знанием дела сообщила я.
― А я расстроилась сильно, когда с другой его увидела. Выпила для храбрости, а потом на балкон позвала поговорить, потому что в квартире очень шумно было. Рыдала, умоляла со мной остаться, на шее у него повисла, а он просто неудачно меня оттолкнул.
― У балконов перила обычно имеются, ― заметила я. ― Ты даже сейчас его оправдываешь, хотя знаешь, что он за человек.
― А ты не оправдывала? Когда твой первый парень тебя бросил, разве не придумывала причины, от его воли не зависящие? В себе не копалась? Кто угодно виноват, только не он, так ведь?
Я подумала немного и ответила:
― Если так рассуждать, то вы с Тумановым-старшим друг друга стоите. Он трусливый, злой и жадный, и ты ничем не лучше, а разница в причинах никого из вас не оправдывает.
― Я трусливая, злая и жадная?
В голосе собеседницы наконец-то послышались эмоциональные нотки, похожие на возмущение и удивление одновременно.
― Ну не я же, ― ответила я, продолжая сохранять фундаментальное спокойствие. ― Ты только что сама сказала, что была не такой уж и дурочкой. Значит, имела возможность контролировать свои слова и действия. Родителей боялась, от мужика, который тебе в душу плюнул, отказаться не смогла, а напоследок ещё и пожелала ему отправиться вслед за тобой в могилу. Трусость, жадность и злоба во всей красе, разве не так? Слушать твои откровения дальше уже не хочется, потому что я примерно представляю, каким будет продолжение. Во всём виновата глупая ведьма Варвара, которая перепутала божий дар с яичницей и связала откат от безрезультатного колдовства с твоими предсмертными словами. Ты никому не желала зла и сказала всё исключительно от большой любви к своему Геннадию. Ну и не знала, конечно же, что последнее слово может иметь магическую силу.
― Я правда не знала, ― прозвучало в ответ.
― Верю, ― отозвалась я. ― У каждого из нас своя правда, своя жизнь и своё восприятие действительности. Я тоже никому не желала зла. Всё было совершенно случайно. Разбитые машины и носы, сломанные руки и ноги, смерть человека, который меня бросил… Я ничего этого хотела. Просто обижалась или злилась, а та частичка твоей души, которая после смерти не смогла успокоиться и чужими стараниями досталась мне, воплощала мои обиды в немедленное возмездие. Так это вижу я, а ты, конечно же, считаешь, что всё дело в чёрной магии, которая к тебе никак не относится, и криворукости ведьмы, которая ничего не умеет. Раньше испытывала по отношению к тебе сострадание, а теперь вот ничего вообще не чувствую и вдруг поняла, что ты не жертва трагедии, а её причина.
― Я ни в чём не виновата, ― обиженно произнесла она.
― Нет, ты виновата, но не понимаешь, в чём именно. Меня, знаешь ли, в своё время тоже по бабкам и церквям водили. Помнится, где-то слышала, что неупокоенные души обретают покой сразу же после того, как завершат свои незавершённые дела. Ты сказала, что вы с Тумановым теперь вместе. Он даже выполнил обещание показать тебе море. Значит, он мёртв, да?
― Да.
― Тогда почему ты ко мне в голову за извинениями пришла? Или не за извинениями, а за ответами, которых у него не нашлось? Его-то рядом с нами нет. Он за собой никакой вины не чувствует, а ты здесь. Любуешься рассветом над морем и пытаешься понять, как выбраться отсюда к нему, чтобы уже быть наконец-то вместе хоть на том свете. Я не держу на тебя зла. За всё простила. Что дальше?
Она надолго замолчала. Ветер трепал её длинные тёмные волосы и белую ткань свадебного платья. Иногда приподнимал фату, но мне было безразлично, как выглядит собеседница. Вообще всё было без разницы ― ни забот, ни тревог, ни причин для беспокойства. И что странно, я тоже не могла освободиться от этого наваждения и неприятного общества.
― Я не знаю, почему застряла здесь с тобой, ― наконец-то призналась Диана.
― Зато я, кажется, знаю, ― сообщила я, хотя на тот момент располагала только догадками. ― Туманов умер. Проклятие нашло своего адресата, но оно было не просто разделено, а частично изменено. Роль жертвы так и осталась просто ролью, а палачом изначально было твоё слово, которое во мне трансформировалось в злой дар. Теперь это не просто слово, а часть моей души, но по логике вещей она должна исчезнуть вместе с твоим упокоением. Ты не можешь обрести покой, пока не заберёшь её.
― И как это сделать?
― Понятия не имею, ― призналась я. ― Это просто теория. Ничем не лучше и не хуже других. Можешь высказать свою версию или продолжим философствовать о восприятии степени и глубины своей и чужой вины.
Мы предлагали и обсуждали разные версии, периодически всё-таки скатываясь в философию и упрекая друг друга то в одних недостатках, то в других. Время шло, а рассвет так и оставался рассветом. Волны всё так же с пенным шуршанием облизывали камни внизу под утёсом, а чайки всё так же парили над водой и нашими головами. Диана то злилась, то плакала, а мне было вообще всё до фонаря, кроме мысли о том, почему этот навязчивый сон никак не желает заканчиваться. А потом вдруг громом среди ясного неба прозвучал детский плач ― пронзительный, оглушительный, разрушающий иллюзии. Диана застыла на месте и подняла голову вверх. Ветер всё-таки сорвал фату с её волос, и я увидела на губах призрака счастливую улыбку. «Мальчик. У тебя сын», ― шепнула она одними только губами и взмыла в небо ещё одной белой чайкой.
Кажется, я всё это время разговаривала не с душой покойницы, а с той её частью, которая была моим личным проклятием. Нам просто нужно было дождаться рождения моего сына, чтобы навязчивый сон закончился сам собой, а вместе с ним исчезло и то, что портило мне жизнь. Может быть, именно так всё и было, ну или как-то иначе ― я не уверена. Магия и такие вот странные штуки всегда были за пределами моего понимания, поэтому я предпочла не ломать голову над загадками, которых мне с моими скромными умственными способностями никогда не разгадать. Я просто снова провалилась в темноту, а вынырнула из неё уже с дикой головной болью, послеоперационной повязкой на животе, бинтами на голове и неприятным ощущением, будто по мне несколько раз проехался бульдозер. «Если больно, значит, жива», ― подумала вяло и отключилась снова.