Я не брал этот ключ. Клянусь, не брал. Но он лежал в кармане моего старого пальто, холодный, как лед, с острыми краями, будто хотел впиться в кожу. Гравировка — "04" — выцарапана криво, словно кто-то торопился или злился. Я стоял посреди своей квартиры, смотрел на эту железку, и в груди что-то сжалось. Знаете, когда сердце колотится, а ты не понимаешь — от страха? От злости? Или от того, что где-то в глубине души ты уже знаешь, откуда это взялось?
Подольск за окном шумел привычно: машины гудели, дождь барабанил по жестяным подоконникам, где-то орал соседский пес. Обычный вечер. Но этот ключ... Он был неправильный. Чужой. Я бросил его на стол, и он звякнул, как выстрел в тишине.
— Роман, ты чего? — Игорь Ларин, мой старый знакомый, оторвался от кружки с кофе. Он сидел за моим кухонным столом, листая телефон, и выглядел так, будто не спал неделю. Глаза красные, пальцы нервно теребят пачку сигарет.
— Хуже, чем кажется, — буркнул я, кивнув на ключ. — Это что за хрень такая?
Игорь нахмурился, подцепил ключ двумя пальцами, будто тот мог укусить.
— Откуда это у тебя?
— Понятия не имею.
Но я лгал. Не ему — себе. Потому что где-то в той части памяти, куда я не заглядываю без бутылки виски, этот ключ уже мелькал. И этот дом — старый, с облупленной краской, на самом краю Подольска, — он тоже был там. В моих снах. И в том дне, когда я потерял все.
*****
Я не из тех, кто верит в знаки судьбы. Жизнь следователя ФСКН научила меня одному: если что-то кажется странным, значит, кто-то хочет, чтобы ты так думал. Но этот ключ... Он был как заноза. Я пытался вспомнить, где мог его взять. Может, зацепил случайно на очередной сделке с недвижимостью? Или подбросили? Моя новая жизнь — агентство недвижимости, бумажки, клиенты с их вечным "а можно подешевле?" — казалась далекой от старых дел. Но прошлое, как тень, всегда рядом. Особенно в Подольске.
— Ты бледный, — Игорь затянулся сигаретой, выпуская дым в потолок. — Это просто ключ, Роман. Может, от старого офиса?
— Не от офиса, — я покачал головой. — Это от того дома.
Игорь замер. Он знал, о чем я. Все, кто был со мной в том рейде десять лет назад, знали. Лаборатория картеля, наркотик, от которого люди сходили с ума, и Леонид Воронов — химик, который все это придумал. Я убил его тогда. Выстрел в грудь, кровь на полу, его глаза, смотрящие на меня с ненавистью. И мой напарник, Саша, который не вышел из того дома живым. Квартира 04. Последний этаж. Место, где все пошло не так.
— Ты уверен? — голос Игоря дрогнул.
— Нет, — я сжал кулак. — Но я это проверю.
*****
Ночью мне приснился сон. Тот самый дом. Серый, с трещинами на стенах, будто кожа старого зверя. Дождь лил, как из ведра, окна чернели, словно пустые глазницы. Я стоял перед дверью с табличкой "04". Из-за двери доносился шепот. Не слова — звуки, как будто десятки ртов бормотали одновременно. Ты последний гость, Роман. Последний. Я хотел уйти, но ноги не слушались. Дверь открылась сама, и там, в темноте, стоял он. Воронов. Его лицо было... неправильным. Глаза горели, как угли, кожа свисала лоскутами, а голос звучал прямо в моей голове: Ты не уйдешь.
Я проснулся в холодном поту. Часы показывали три утра. Дождь все еще стучал по окнам. Я встал, налил воды, но руки дрожали. А потом... Потом я сунул руку в карман халата. И нащупал его. Ключ. Тот самый, с гравировкой "04". Хотя я оставил его на столе.
— Черт возьми, — прошептал я, и голос мой утонул в тишине.
*****
Утром я позвонил Кате Смирновой. Она была не из тех, с кем приятно пить кофе, но если нужно найти что-то, чего никто не видит, — Катя твоя ставка. Бывшая воровка, ныне частный детектив. Худощавая, с короткими черными волосами и взглядом, который будто видит тебя насквозь.
— Роман, ты звонишь в семь утра, — ее голос в трубке звучал хрипло. — Это должно быть что-то серьезное.
— Очень серьезное, — я сжал ключ в руке. — Мне нужно, чтобы ты проверила один адрес.
— Какой?
— Улица Заводская, дом 17. Квартира 04.
Катя замолчала. Слишком долго.
— Тот самый дом? — наконец спросила она.
— Да.
— Роман, ты в своем уме? Говорят, там... — она осеклась. — Ладно. Я в деле. Но ты мне должен.
Я знал, что она согласится. Катя не из тех, кто боится слухов. Но я слышал, как ее голос дрогнул. И это пугало меня больше, чем сам ключ.
*****
Дом на Заводской встретил нас тишиной. Дождь прекратился, но лужи отражали серое небо, как разбитые зеркала. Здание выглядело хуже, чем в моих снах: стены в трещинах, окна заколочены, ржавые цифры "17" на фасаде. Я стоял перед входом, и каждый шаг отдавался в груди, как удар молота. Ключ в кармане казался тяжелым, будто тянул меня к двери.
Катя ждала у подъезда, кутаясь в кожаную куртку.
— Ну что, герой, готов? — она ухмыльнулась, но глаза ее были серьезными.
— Нет, — честно ответил я. — Но выбора нет.
Мы вошли. Лестница пахла сыростью и чем-то сладковатым, как гниль. Света не было, только фонарик Кати выхватывал куски облупленной краски и надписи на стенах. Уходи. Здесь нет ничего. Он ждет. Я сглотнул. Катя тоже заметила надписи, но промолчала.
Четвертый этаж. Дверь с табличкой "04". Ключ в моей руке дрожал, как живой. Я вставил его в замок. Щелчок. И тишина. Такая, что уши звенели.
— Роман, — Катя схватила меня за руку. — Ты слышал?
— Что? — я обернулся.
— Шаги. Там, внутри.
Я прислушался. И правда. Тяжелые, медленные шаги, как будто кто-то ходил за дверью. Но дом был пуст. Должен был быть пуст.
— Открываем? — Катя сжала фонарик, как оружие.
— Открываем, — я повернул ключ.
Дверь скрипнула, и тьма квартиры 04 проглотила нас. А потом я услышал его. Шепот. Тот самый, из сна. Ты последний гость, Роман. И где-то в глубине квартиры что-то упало. Тяжелое. Как тело.
*****
Тьма в квартире была густой, как смола. Фонарик Кати дрожал, выхватывая куски комнаты: старый диван, покрытый пылью, разбитое зеркало, стены с темными пятнами, похожими на вены. Пахло горелой плотью и кровью — металлический, тошнотворный запах, от которого горло сжималось. Надписи на стенах были везде. Ты виноват. Он знает. Последний. Словно кто-то писал их в спешке, царапая штукатурку ногтями.
— Роман, это место... — Катя сглотнула, ее голос дрожал. — Оно неправильное.
— Знаю, — я шагнул вперед, и половицы застонали под ногами, как живые.
В углу комнаты лежала фотография. Я поднял ее, и сердце пропустило удар. На снимке — я и Саша, мой напарник. Десять лет назад. Улыбаемся, как идиоты. А за нами — эта самая квартира. Но я не помнил, чтобы нас здесь снимали. Никогда. Пальцы задрожали, бумага смялась в кулаке.
— Роман! — Катя вскрикнула, и ее фонарик упал, покатился по полу.
Я обернулся. Зеркало. В нем отражалась не комната, а он. Леонид Воронов. Его лицо — лоскуты гниющей кожи, глаза, горящие, как угли, зубы, оскаленные в улыбке. Он смотрел прямо на меня. Прямо в меня.
— Ты пришел, — его голос был везде. В стенах, в голове, в воздухе. Хор из десятков ртов, хриплый, рвущий нервы. — Мой последний гость.
Я отшатнулся, зеркало треснуло с оглушительным хрустом, и осколки посыпались на пол, как дождь. Катя закричала, свет фонарика погас, и тьма накрыла нас. А шаги — тяжелые, медленные — приближались.
— Катя, держись! — я схватил ее за руку, потянул к двери, но пол под ногами качнулся, как палуба корабля.
Где-то в темноте раздался смех. Низкий, гортанный, будто кто-то задыхался от радости. Воронов. Я знал, что это он. Его присутствие было как холод, сковывающий кости. Я нащупал в кармане нож — старый, еще со службы, — но пальцы онемели, будто воздух выжимал из меня жизнь.
— Роман, там! — Катя ткнула пальцем в угол.
Я повернулся, и кровь застыла в жилах. Стена... Она двигалась. Пятна на ней пульсировали, как вены, и из них сочилась черная жижа, стекая на пол. Надписи на стене менялись, буквы складывались в слова: ТЫ ВИНОВАТ. ОН ЗДЕСЬ. А потом — хруст. Половицы треснули, и из щели полезли пальцы. Длинные, с черными когтями, цепляющиеся за дерево.
— Бежим! — заорал я, толкая Катю к двери.
Но дверь... Ее не было. Там, где мы вошли, теперь была стена. Гладкая, без швов, с одной только надписью: ПОСЛЕДНИЙ.
*****
Я не знаю, сколько мы бежали по коридорам, которых не должно было быть. Квартира 04 не могла быть такой огромной. Узкие проходы, стены, покрытые слизью, запах гниения, впивающийся в легкие. Катя дышала тяжело, ее фонарик то включался, то гас, выхватывая куски кошмара: тени, что двигались без света, лица в стенах, глаза, следящие за нами.
— Роман, что это за место?! — Катя споткнулась, я подхватил ее, но ее рука была ледяной.
— Не знаю, — я сжал нож крепче. — Но мы выберемся.
Голос Воронова смеялся где-то рядом. Выберетесь? О, Роман, ты так и не понял. Ты уже мой.
И тогда я увидел его. В конце коридора, под тусклым светом одинокой лампы. Воронов. Его тело было... неправильным. Слишком длинные руки, голова, склоненная набок, как у сломанной куклы. Он шагнул к нам, и пол задрожал. Стены сжались, словно квартира дышала.
— Катя, держись за меня! — я рванулся вперед, размахнувшись ножом.
Но Воронов исчез. Растворился в воздухе, и вместо него на нас обрушился звук. Крики. Десятки голосов, вопящих, умоляющих, проклинающих. Я зажал уши, но они были внутри меня. Катя упала на колени, ее глаза закатились.
— Роман... — прошептала она. — Он... в моей голове...
Я подхватил ее, но пол под нами треснул. Мы провалились вниз, в темноту, и я думал, что это конец. Но вместо смерти был холодный пол. Мы упали сквозь него в другую комнату. Меньше, теснее. Посреди нее — стол. На столе — дневник. Старый, в кожаной обложке, с выжженной цифрой "04".
— Это его, — выдохнул я, узнавая почерк. Воронов. Его записи.
Я открыл дневник, и страницы зашуршали сами собой. Слова горели, как угли: Порог. Дверь. Кровь последнего. А потом — мое имя. Роман Некрасов. Последний гость.
— Роман, смотри! — Катя указала на стену.
Там, где только что была пустота, появилась дверь. Та самая, с табличкой "04". Но ключ... Я сунул руку в карман, и он был там. Хотя я оставил его в замке.
— Он играет с нами, — я сжал зубы. — Но я не сдамся.
Катя кивнула, ее лицо было бледным, но глаза горели.
— Тогда давай узнаем, как его остановить.
Мы шагнули к двери, но за спиной раздался шорох. Я обернулся. В углу комнаты, в тени, что-то шевельнулось. Не человек. Не зверь. Что-то с длинными пальцами и глазами, которые смотрели прямо в душу. Оно поползло к нам, и я понял: времени нет.
*****
Я рванул к двери, таща Катю за собой. Нож в руке, ключ в кармане, сердце, бьющееся, как молот. Дверь открылась, но за ней была не лестница, а еще одна комната. И в ней — он. Воронов. Его тело гнило на глазах, кожа сползала, но он смеялся.
— Ты не уйдешь, Роман, — его голос резал, как стекло. — Ты мой. Навсегда.
И тогда пол под нами взорвался. Дерево разлетелось в щепки, и мы полетели вниз, в темноту, полную криков и вони. Я успел схватить Катю, но что-то холодное, как мертвая рука, вцепилось в мою ногу. Воронов. Его глаза горели внизу, в бездне.
— Катя, держись! — заорал я, отбиваясь ножом.
Лезвие прошло сквозь него, как сквозь дым, но хватка ослабла. Мы рухнули на бетонный пол, и я услышал, как что-то хрустнуло. Моя нога? Катя? Я не знал. Но мы были живы. Пока.
— Роман, — Катя кашляла, ее лицо было в пыли. — Дневник... Он у тебя?
Я ощупал куртку. Дневник был на месте. А ключ... Он пульсировал в кармане, как живое сердце.
— Мы найдем тебя, Воронов, — прошептал я, глядя в темноту. — И я тебя остановлю.
Но темнота ответила смехом. А потом — тишина. И шаги. Тяжелые, медленные. Приближающиеся.
*****
👉 Продолжение:
*****
✒️ Автор: Роман Некрасов