— Тёть Рит, это Настя. Помните, я звонила? Племянница.
— Кто? — голос из-за двери прозвучал недоверчиво.
— Настя, дочь Сергея.
Дверь приоткрылась, и я увидела худое лицо с аккуратно уложенными волосами.
— Господи, Настя... Ты-то откуда взялась? — тётя распахнула дверь. — Проходи, не стой на пороге.
В квартире пахло старыми книгами. Я прошла в прихожую, разглядывая развешанные на стене фотографии. Большинство из них я видела впервые.
— Не думала, что ты приедешь, — тётя убирала со стула стопку журналов. — Столько лет прошло.
— Я обещала, что приеду на ваш юбилей, — я достаю из сумки небольшой свёрток. — Семьдесят лет — серьёзная дата.
Тётя Рита отмахнулась.
— Да какой юбилей, ерунда какая. Обычный день.
Я осмотрелась. Однокомнатная квартира была чистой. На полках плотно прилегли книги, на столе лежали сложенные газеты. Ничего праздничного — ни открыток, ни цветов.
— А я думала, что опоздала, и гости уже собрались, — сказала я.
Тётя усмехнулась, и в этой усмешке промелькнуло что-то отцовское.
— Какие гости? Я уже давно ни с кем не отмечаю. Родные разъехались, кто в городе — не заглядывают. Подруги... Одних уже нету, другие в "домах". — Она оборвала себя. — Ты голодная, наверное? Сейчас чай поставлю.
Что-то дрогнуло внутри. Я смотрела, как она перебирала чашку в старом серванте, и не понимала, как мы, родные люди, допустили, чтобы она осталась совсем одна. Отец всегда тепло говорил о своей сестре, но после того, как он ушел три года назад, я очнулась — я ничего не знала о нем, о нашей семье.
— Тёть Рит, — сказала я, доставая из сумки пакет. — У меня идея. Давайте устроим настоящий праздник. Я могу приготовить что-нибудь вкусненькое.
— Зачем? — растерялась она. — Мы и чаю попьём...
— Нет, — сказал я твёрдо. — Вы хоть раз должны отметить день рождения нормально.
Соседка Валентина Петровна сразу открыла дверь.
— Здравствуйте, я Анастасия, племянница Маргариты Владимировны, — сказала я.
— Знаю, видела, как ты приехала, — улыбнулась она. — Наконец кто-то навестил нашу Риточку. Заходи, чаю попьём.
За чаем я узнала о тёте больше, чем за всю свою жизнь.
— Рита у нас замечательный человек, — говорила Валентина Петровна. — Всю жизнь в детской больнице отработала. Многих детей на ноги поставили. До сих пор бывшие пациенты ей звонят, спасибо говорят. А она скромничает, никогда о себе не рассказывает.
— Я даже не знала, что она врач, — призналась я.
— Лучший педиатр в городе была. В девяностые она из больницы не ушла, многие тогда ушли, кто куда. А она говорила: «А кто детей лечить будет?» Копейки получала, но держалась.
— А почему она семью не создала? — спросила я.
Соседка задумчиво замолчала.
— Был у нее жених, Володя. В аспирантуре вместе учились. Потом его родители переехали в другой город, и он с ними. Звал Риту, а она не могла твоего дедушку оставить. Она за ним присматривала.
Валентина Петровна помолчала.
— А когда дедушки не стало, Володя уже женился. Потом появлялись другие мужчины, но Рита уже никого к себе не подпускала. Всю себя детям дарила — и пациентам, и брату.
— Брату? — переспросила я.
Я насторожилась. Папа никогда не говорил, что был особенно близок с тётей Ритой.
— А что случилось? — спросила я. — Почему она сейчас одна? Где все?
Валентина Петровна покачала головой.
— Где... кто-то уехал. Жизнь разбросала. А она всё здесь, в своей квартире. После пенсии ещё долго в поликлинике подрабатывала, пока здоровье не подвело. Ходит плохо. Но журналы до сих пор выписывает. Говорит, квалификацию терять нельзя.
Я вернулась к тёте, решил узнать больше.
— Тёть Рит, — начала я, помогая ей перебирать рис для плова, — расскажите про папу. Каким он был в детстве?
Она внимательно посмотрела на меня.
— Серёжка был сорванцом. Но за слабых всегда заступался.
Она замолчала, погружаясь в воспоминания.
— А ещё он очень любил рисовать. У него талант был.
— Папа? Рисовал? — я удивилась. — Он никогда не рисовал при мне.
— После того случая он забросил, — сказала Тётя. — Жаль, конечно.
— Какого случая?
Тётя поднялась и, чуть прихрамывая, подошла к серванту. Из нижней коробки достала старый альбом.
— Вот, посмотри.
Я открыла альбом и не поверила своим глазам. Карандашные наброски, акварельные пейзажи, портреты — живые и выразительные.
— Это всё папа нарисовал?
— Да, — произнесла тётя. — Он поступил в художественное училище. Но твой дедушка был против. «Не мужское это дело — кисточками махать», — говорил он.
Она помолчала.
— Тогда Серёжа получил аттестат и в тайне от отца подал документы в художественное. Прошёл на бюджет. Но когда дедушка узнал... Скандал был большой.
— И что случилось? — спросила я, хотя уже догадывалась.
— Серёжа ушёл из дома. Связался с плохой компанией, — продолжала она. — А потом его обвинили в краже, чего он не делал. Кто-то из этих «друзей» подставил. Дедушка отказался ему помогать, сказал: «Сам заварил кашу, сам расхлёбывай». А я не могла бросить брата.
Тётя смотрела в окно, где садилось солнце.
— Я продала свои золотые серьги, часы от Володи... Наняла адвоката. Доказали его невиновность, но осадок остался. В художественном его уже не приняли. Пошёл, как хотел дедушка, в политехнический. Там твою маму и встретил.
У меня перехватило горло.
— Почему папа никогда об этом не рассказывал?
— Ему было стыдно, наверное, — грустно улыбнулась тётя. — Он больше не брал в руки кисти и карандаши. Только иногда, когда приезжал ко мне, смотрел этот альбом. Говорил: «Рита, храни его. Может, детям когда-нибудь будет интересно».
Я прижала к груди альбом. Сколько же я не знала о собственном отце!
— Почему вы не приезжали к нам? «Не звонили?» —спросила я.
Тётя улыбнулась.
— Приезжала, когда ты совсем маленькая была. Потом... твоя мама не очень меня жаловала. Решила не навязываться. А когда ты выросла и уехала учиться, связь совсем потерялась.
На кухне было тихо. Только старые часы тикали на стене.
— Знаешь, — вдруг сказала тётя Рита, — у меня есть ещё кое-что от твоего отца.
Она ушла в комнату и вернулась с маленькой шкатулкой.
— Это он подарил мне на шестидесятилетие, когда в последний раз приезжал. Сказал, что специально для меня нарисовал.
Я открыла шкатулку и увидела миниатюрный портрет молодой женщины с закрытыми чертами лица и едва заметной улыбкой.
— Это вы? — спросила я.
— Да, такой он меня помнил в молодости, — тихо ответила тётя. — Знаешь, что получилось? Он нарисовал это за месяц до.... Словно прощался.
Я молчала, не в силах говорить от подступивших слёз. Всё это время часть истории моей семьи, для меня была неизвестна.
На следующий день квартира тёти Риты изменилась. Я принесла цветы, купила скатерть, сделала плов по ее рецепту.
К пяти часам начали собираться гости. Валентина Петровна пришла с двумя соседками — бывшими коллегами тёти из больницы. Потом появилась немолодая пара — муж, когда-то был ее пациентом, и они не забывали поздравлять любимого доктора каждый год.
Ближе к вечеру раздался звонок. На пороге стояла женщина, держа за руку десятилетнего мальчика.
— Здравствуйте, мы к Маргарите Владимировне, — сказала она. — Мы узнали, что у нее юбилей...
— Кто там, Настя? — спросила тётя из комнаты.
— Маргарита Владимировна! — крикнул мальчик и, проскользнув мимо меня, кинулся к тёте. — С днём рождения! Посмотрите, что я вам нарисовал!
Тётя Рита заплакала, смотря на мальчика.
К восьми вечера маленькая квартирка была заполнена людьми. Кто-то принёс гитару, зазвучали песни. Тётя Рита сидела среди гостей, и глаза её светились. Впервые я заметила, какая она красивая — это проступало в чертах ее лица, когда она улыбалась.
Когда гости разошлись, я помогла тёте убрать со стола и села рядом с ней на диван.
— Спасибо тебе, Настенька, — она взяла меня за руку. — Я и забыла, как это — быть с близкими людьми.
— Тёть Рит, — решилась я. — Переезжайте ко мне. У меня трёхкомнатная квартира, я после одна живу. Вам будет удобно, и мне не так одиноко.
Она удивлённо посмотрела на меня.
— Ты серьезно? У тебя своя жизнь, работа...
— Абсолютно серьезно, — произнесла я. — Я столько лет не знала, что происходит в жизни нашей семьи. Хочу наверстать упущенное. К тому же, — я улыбнулась, — мне многому у вас нужно научиться. Никогда не поздно начать рисовать, правда?
Тётя рассмеялась, и этот смех напомнил мне отца.
— Правда, милая. Никогда не поздно.
Я осталась у тёти на неделю. Мы разбирали фотографии, я слушала истории об отце, бабушке и дедушке, о людях, о которых никогда ничего не слышала, но которые были частью моей семьи.
В день отъезда я помогла ей собрать все необходимые вещи. Остальное обещала забрать позже.
— Уверена, что справишься со мной? — спросила она, когда мы закрыли квартиру.
— А вы уверены, что справитесь со мной? — улыбнулась я.
Мы медленно спускались по лестнице — тёте было тяжело идти. С каждым шагом я чувствовала, как между нами возникает связь. Она всегда была, просто я ее не замечала.
В такси тётя Рита посмотрела на дом, где прожила большую часть жизни.
— Знаешь, Настя, — сказала она, — я теперь чувствую, что моя жизнь только начинается.