Туманов не исчез ― просто уехал. Освободил съёмную квартиру и нанял юриста, которому полагалось решить все вопросы с его выходом из нашего делового партнёрства. Причин обижаться у меня не было, потому что в сфере личных отношений мы ничего друг другу не обещали. Но было обидно. Даже как-то больно, хотя я старательно давила в себе это неприятное чувство брошенности и никому-не-нужности. Сосредоточилась на работе и других, не менее важных делах. В магазине начались проверки одна за другой. Пожарные нашли двадцать нарушений, которых раньше почему-то не замечали. Санэпиднадзор тоже обнаружил несуществующие проблемы и выдал предписание уничтожить больше половины товара. Представитель администрации вдруг заметил, что наша вывеска не соответствует требованиям и портит облик города. Нервных и придирчивых покупателей стало неоправданно много. Геннадий Васильевич вспомнил о том, что мы с Русланом ещё не весь долг выплатили ему за этот магазин. У Натальи дома случились обстоятельства непреодолимой силы, заставившие её уволиться. И даже налоговая начала придираться к отчётности, хотя в этом плане проблем никогда не было. Всё это обрушилось на мою голову как-то сразу, одновременно ― как лавина, сметающая всё на своём пути. И надёжного плеча, на которое можно опереться, рядом не было.
Ещё и слежка. За две недели моим расчудесным даром-проклятием были сломаны ноги четверых преследователей. Последней из покалеченной мной четвёрки была девушка ― симпатичная шатенка спортивного телосложения. Я заманила её в пустынный переулок с намерением спросить, кто и чего от меня хочет, но так разозлилась, что всё случилось само собой, без моего на то желания. Пришлось вызывать скорую, потому что девица приложилась головой о бордюр, а добродетельных зевак поблизости не было. Спросила у фельдшера, в какую из больниц повезут несчастную ― хотела проведать её на следующий день и задать несколько вопросов, но девица оказалась хитрее. Точнее, не она, а тот, кто её приставил следить за мной. «Родственники» забрали её из больницы раньше, чем я туда заявилась.
Я звонила Ангелине. Спросила её, почему моя и без того неспокойная жизнь могла превратиться в подобный ужас. Не может же ребёнок, которого по сути ещё даже нет, притягивать столько неприятностей разом. Или может? «Избавься от него, тогда и выяснишь, в этом причина или нет», ― бесцеремонно прозвучало в ответ. А чего ещё можно было ждать от ведьмы, для которой чужая жизнь не дороже пирожка с капустой?
Руки опустились, но пасовать перед проблемами не в моём характере. Я составила список имеющихся проблем и начала решать их по мере значимости. Устранить косяки в отчётности? Хоть и не особо в этом разбираюсь, но если очень захотеть, то могу и это. Заменить вывеску? Вообще не вопрос. Уничтожить растения, заражённые какой-то неведомой плесенью? Независимую экспертизу никто не отменял. У меня всё чисто в магазине, я в этом на тысячу процентов уверена. Могу даже две разные экспертизы заказать, а потом обратиться в прокуратуру с просьбой разобраться, с какого перепугу на меня наезжают блюстители эпидемиологического порядка. Выплатить долг Туманову-старшему? Простите, а какой долг? По документам он продал нашему с Русланом ООО это помещение без обременений. За вымогательство в Уголовном Кодексе статья есть. То, что отец с сыном дома за чашечкой кофе обсудили ― это меня и моей фирмы вообще никаким боком не касается. Ни у меня, ни у моей компании никаких долгов нет. Если господин Туманов продолжит в том же духе, я ведь и в суд могу на него подать. Кому хуже будет?
Весь январь и февраль добросовестно бодалась с обстоятельствами непреодолимой силы. Умудрилась даже сделать приличную выручку по поводу дня всех влюблённых и договориться о поставке свежей срезки к восьмому марта. Одновременно организовала охоту за «хвостами» ― уж очень хотелось выяснить, кто и зачем за мной следит. Увы, после той девицы на глаза мне никто из преследователей больше не попадался. Внутренний голос подсказывал, что я выдала свою заинтересованность, поэтому злыдни стали осторожнее.
И ещё я съездила в поликлинику ― встала на учёт по беременности. Мама через какие-то свои знакомства получила информацию об этом практически немедленно. Я сказала ей по телефону, что это моё личное дело, которым я никого обременять не собираюсь. Перед праздником вполне ожидаемо ко мне в магазин на новенькой «гранте» прикатил папа с заверениями в том, что я не чужая, и семья в случае необходимости меня поддержит. Приятно, конечно, но и смешно ― сначала вышвырнули за порог без копейки в кармане, а теперь я им не чужой стала. Появилось подозрение, что это бабуля дома всем мозги прочищает. Она может.
В конце марта прошла плановое УЗИ и выяснила, что ношу под сердцем сына. С моим везением было бы странно надеяться на другой результат. Затянула, да, но я уже решила, что этот ребёнок появится на свет. Не он в ответе за грехи Туманова-старшего. Не может быть так, что невинный младенец должен погибнуть ради того, чтобы преспокойно жил дальше его дед-негодяй. После всей этой затянувшейся вселенской несправедливости должно уже случиться воздаяние по заслугам. Мой малыш здоров, развивается нормально ― это ведь что-то значит, да? Может, у высших сил на него особенные планы, которые совпадают с моими мечтами. Ну а если нет… Всё ведь уже сошлось. Проклятие соединилось в этом младенце и само решит его участь.
Я съездила в дом престарелых к Василию Борисовичу. Спросила его о Руслане, но старик сказал, что после Нового Года проведать деда приезжала только Лариса ― один раз, к двадцать третьему февраля. Если верить тому, что она говорит, Руслан вернулся к жене, которая наконец-то одумалась и разрешила ему видеться с дочерью. Мне это даже не показалось странным. У Туманова-младшего было две ценности: его клятва покойному другу и я. Поскольку я на чувства не ответила и обещаний совместного счастья не приняла, он вернулся к тому, что имел. Ну и пусть. Это его выбор. Правильный или нет ― не мне судить.
На самом деле я к старику не за этой информацией ездила. Мне нужно было узнать, где находится могила девушки, которая погибла по вине Геннадия Васильевича. Выяснила детали, выбрала день, составила корзину из самых крупных и свежих белых роз и поехала на кладбище. Фотографии на памятнике не было ― только имя и даты. Я постояла там немного, помолчала, мысленно попросила мёртвую девушку взять свои предсмертные слова назад и не наказывать тех, кто не виновен.
― Пришла за Тумановых прощения просить? ― вдруг раздалось за спиной.
Я повернулась на голос и увидела худенькую женщину средних лет с двумя белыми хризантемами в руке.
― Мы разве знакомы? ― спросила у неё осторожно, нутром чуя, что эта встреча неспроста.
― Ты меня не знаешь, ― прозвучало в ответ.
― А вы, значит, меня знаете? ― уточнила я.
― Тебя зовут Майя Лапина. Через неделю тебе исполнится двадцать восемь лет. У тебя половина проклятия, которое было адресовано другому. И ещё ты на девятнадцатой неделе беременности от Руслана Туманова. Продолжать?
У меня на несколько секунд отвисла челюсть, но потом я подобрала её и поинтересовалась:
― Кто вы?
― Младшая сестра Дианы, ― сообщила мне незнакомка и заменила цветы в вазочке из нержавейки на свежие. ― Это моих людей ты калечила в последнее время.
― Ваших людей?
― Да. Они работают в моём издательстве. Обычные журналисты. Я просила их приглядывать за тобой ненавязчиво, пока Руслана нет в городе.
У меня вдруг появилось столько вопросов к ней, что я даже растерялась ― не знала, с какого начать.
― Хочешь спросить, почему твой красавец уехал? ― догадалась она.
― А вам и это известно? ― нисколько не удивилась я.
― Мне о Тумановых всё известно. Руслану не следовало выкладывать родственникам жены ту правду, которую он и Виктория скрывали все эти годы. Это очень опасная семья. Репутацию они ставят превыше всего, хотя такие дела проворачивают, что бесам в аду жарко. На вид приличные, состоятельные люди, а на деле… Руслан приговор себе подписал, понимаешь? Информация, порочащая честь семьи, должна остаться в семье, поэтому источник требует устранения.
― Разве он не к жене вернулся? ― задала я глупый вопрос, отказываясь верить её словам.
― А когда она была ему женой? ― усмехнулась женщина. ― Этим людям нужен был штамп о браке в паспорте и имя отца в Свидетельстве о рождении ребёнка. Думаешь, они не знали, от кого на самом деле понесла их дочь? Всё они знали, милая. И сыном пожертвовали, потому что он этой связью семью опозорил. Безжалостные они. Закрыли в четырёх стенах и дочь, и внучку. Сказку о несуществующих болезнях придумали, чтобы правда наружу не вышла. Боятся, что Ульяна узнает о своём происхождении. Потому и охоту на зятя своего начали, чтоб он лишнего не сболтнул. Если б прежде знали, что он в курсе всего, давно бы от него избавились.
― Что-то это сильно смахивает на бандитские присказки из девяностых, ― заметила я.
― А ты думаешь, что все из тех времён выросли давно? ― с очередной усмешкой спросила собеседница. ― Нет, милая моя. У многих старых книг только обложки сменились, а содержание тем же осталось. Подстраиваются, приспосабливаются к новым реалиям, а святого для них как не было ничего, так и нет. И детей своих тому же учат.
― Сестра Руслана сказала, что…
― А ты её больше слушай. Она знает лишь то, что её папаша считает позволительным. Он ведь из того же самого теста слеплен, что и бандюки эти. Обёртка конфетная, а внутри гниль сплошная. Знаешь, что общего между Русланом твоим и ребёнком, с которым моя сестра в этой могиле лежит?
― Отец у них общий, ― ляпнула я первое, что пришло в голову, потому что ум начал заходить за разум от обилия информации.
― И это тоже, ― кивнула женщина. ― А ещё то, что оба эти ребёнка были Генке не нужны. Он только за свою шкуру трясётся. И дочку тоже не любит. Деньгами от неё откупается, лишь бы не лезла к нему.
― Вы из мести за свою сестру все эти сведения о чужой личной жизни собираете? ― догадалась я.
― А ты знаешь, как она умерла?
― В общих чертах.
― Да ничего ты не знаешь. Дианка доверчивая была, как взрослый ребёнок. В рот ему заглядывала, каждое слово ловила. А этот гад с балкона её столкнул и заявил, что она сама спрыгнула. Выпила, с катушек съехала, на подвиги потянуло… Пятый этаж. Думал, что не увидит никто, но я всё видела. Своими глазами. И ментам рассказала всё, но что моё слово весило против профессорского авторитета?
Мне стало дурно ― настолько, что я даже присела на лавочку у соседней могилки.
― То есть он убил её, а Василий Борисович каким-то образом это дело замял?
― А что там заминать было? Девчонка умственно отсталая, могла и сама прыгнуть. Вечер, темно, вот мне и померещилось невесть что. Мне одиннадцать лет было. Маленькая и глупая. Во дворе с друзьями гуляла, когда это случилось. Я же первая к Дианке и подбежала. Она ещё жива была. И слова её последние очень хорошо расслышала, оттуда и о проклятии знаю. Только Генка и от этой кары тоже ушёл. На жену нелюбимую и другого своего ребёнка всё спихнул. Потому ты и Руслан мне небезразличны, что за чужой грех страдаете. Это я предупредила его о неприятностях и пообещала, что присмотрю за тобой.
― Вы знакомы?
― Не были, но познакомились, когда время пришло. Клятву я сестре вот на этой самой могиле дала, что добьюсь справедливости любой ценой, но вам двоим расплачиваться не за что. Это ещё не вся история тумановских грехов, милая моя. Мне обида за Дианку так глубоко в душу засела, что я Геннадия тогда люто возненавидела. Родители велели держать свои фантазии в узде, но дома это возможно, а на улице и в школе рот ребёнку не заткнёшь. Там пожаловалась друзьям, здесь разболтала одноклассникам, что видела, как Туманов мою сестру убил. А потом меня поймали два здоровяка в подворотне и нож в спину сунули. Отделалась потерей части печени, длительным лечением и переездом семьи в другой город. Вот так в те времена Геннадий Туманов затыкал рты тем, кто много болтает. А он снова чистеньким остался.
― С чего вы взяли, что он к этому нападению причастен? ― недоверчиво осведомилась я.
― А я, милая, очень хорошо умею информацию добывать. Факультет журналистики с красным дипломом окончила. Хотела на следователя пойти учиться, но здоровье не позволило. Да и так неплохо. Связей полезных много, двери нужные всегда открыты, границы дозволенного вижу хорошо. Всё, что лично мне нужно знать, выясняю без усилий.
― То есть вы каким-то образом узнали, что я сюда приеду сегодня, да?
― Я живу в десяти минутах ходьбы отсюда. Окна прямо на кладбище выходят. У тебя здесь из родни не похоронен никто, а на днях ты профессора навещала. Одно с другим сложить труда не составило, когда мне сообщили, что тебя на кладбище понесло.
― При такой осведомлённости что ж вы до сих пор Туманова-старшего за решётку не упекли?
― А не место ему там, ― прозвучало в ответ. ― Его место вот здесь, рядом с моей сестрёнкой. Я в справедливость людскую давно уж верить перестала, но в другую пока ещё верю. Дианка перед смертью сказала, что с собой его на тот свет заберёт. Если б ведьма не вмешалась, всё бы уж давно на своих местах было.
― А о проклятии вы только в общих чертах знаете или…
― Или. Это не проклятие даже, а обещание. Просто с чужой помощью оно не по тому пути пошло, но теперь всё так, как и должно быть. Не суетись больше, не забивай себе этим голову и береги своего сына. Он родится спасением для Руслана и возмездием для Геннадия.
― Как это?
― А вот так. Не буду объяснять. Магию не пощупаешь, на камеру не зафиксируешь и никак не проверишь. Верить приходится в то, что от знающих людей слышишь, но и в их знаниях тоже удостовериться невозможно. Тут уж только выбирать приходится между верой и неверием, а тебе столько уже за это время противоречивых сведений дали, что впору с ума сойти. Просто знай, что решение ты приняла верное, несмотря на дурные советы. Если б оступилась, я бы раньше подсказала тебе, что не надо слушать тех, кто за знатоков себя считает. Всё у вас хорошо будет, только потерпеть надо ещё немного. После грозы и солнышко будет, и радуга, и счастье. А теперь иди отсюда. Не надо в твоём положении да ещё и в такую сырость по кладбищам шастать.
― С Русланом точно всё в порядке? ― подозрительно сощурилась я.
― В порядке, ― понимающе улыбнулась она. ― Он свои проблемы сам решит, не маленький. Ну и я помогу слегка.
― Он же сын вашего врага.
― Ну и что? Все детки рождаются на этот свет с чистой душой, не запятнанной грехами своих отцов. И на всякое зло есть своя доля добра. Хорошие вы оба. Глупые, правда, доверчивые и ведомые, но это оттого, что молодые ещё.
― Хорошие… ― произнесла я со вздохом. ― Вы же понимаете, что я теперь о Геннадии Васильевиче плохо думать буду, а это ему боком выйдет.
― Да и пусть выйдет, жалко что ли? ― беззаботно пожала она плечами. ― Он и так на этом свете задержался. Иди уже. Нос вон синеть начал, а тебе нельзя простуду.
― Может, вы мне хоть телефон свой оставите?
― Зачем? Я в вашей жизни просто прохожая. Если споткнёшься, а кто-то за локоть придержит, тоже телефон спрашивать будешь? Иди, не мёрзни. Береги себя и малыша. Если нужно будет, ещё встретимся.
Не знаю, почему, но мне после этого разговора так легко и спокойно стало, словно я обещание грядущего счастья от высших сил услышала. Вроде бы и причин для тревог только больше стало, но сами тревоги при этом не появились. Наверное, мне просто не хватало моральной поддержки. Я ведь даже имя своей новой знакомой не спросила. И не извинилась за то, что её «обычных журналистов» слегка покалечила. И неловко, с одной стороны, а с другой ― ну и что? Значит, это не имело значения. Такое настроение было хорошее, что даже захотелось проведать родителей, но вместо этого я поехала в свой магазин и поделилась новостями не с теми, кто близок мне по крови, а со своими зелёными любимцами. Цветы не скажут, что у меня нет причин радоваться. Никому не раскроют мои тайны. Не упрекнут в наивности или чём-то ещё. Они слушают молча, не спорят и не умничают. Верещит только Кеша, но он ведь и не цветочек. Он ― голодная птичка, которую злая хозяйка закрыла в магазине, забыв насыпать побольше еды.