Семьдесят восемь пропущенных звонков на телефоне, и все от родственников.
Семейный банкомат на двух ногах
Вера рухнула на скамейку у подъезда, выставив опухшие ноги колесом. Три клетчатые сумищи растеклись по асфальту, будто жирные коты на солнцепеке. Гречка, масло, сыр, колбаса - недельный набор "для прокорма племени".
- Вер, ты когда уже перестанешь на себе эту ярмарку таскать? - Зинаида оторвалась от кроссворда, сдвинув очки на кончик носа. - Родня твоя совсем обнаглела.
- Да ладно тебе, Зин. У Ольги дети голодные.
- А руки у неё отсохли самой на базар сходить? Или ноги отвалятся?
Вера только усмехнулась. Этот разговор - как заевшая пластинка. Каждую субботу одно и то же. Вера-банкомат делает обход родственников.
Телефон в кармане ожил, словно пойманная в банку муха.
- Теть Вер, ты где застряла? - Ольга даже не поздоровалась. - Маринка уже весь холодильник обшарила, есть нечего.
Вот так всегда. "Есть нечего" у молодой здоровой тётки с двумя руками-ногами.
- Иду уже, Оль. У подъезда отдыхаю, ноги гудят.
- Ну посиди-посиди, а мы пока с голодухи помрём, - фыркнула племянница и отключилась.
Вера подняла глаза к небу, словно там искала терпения, и поволокла свой груз к дому Ольги. Второй этаж, без лифта. На середине лестницы пришлось остановиться - сердце заходилось так, будто внутри джигитовал целый табун.
К подъезду подкатил облезлый "Жигуль" с пятнами шпаклёвки на боках. Брат Сергей высунулся из окна, как суслик из норы.
- О, банк на ножках! Сестрёнка, до зарплаты трёшку не перехватить? Бензин кончился, а мне к Витьку надо.
Вера, тяжело дыша, протянула смятую купюру. Сколько их улетело в чёрную дыру братского кармана? Не сосчитать.
- В следующую среду верну, зуб даю, - подмигнул он, газанул и скрылся, оставив после себя облако вонючего выхлопа.
В следующую среду. Как же. В следующую жизнь, может быть.
***
- Тётя Вера, а почему у тебя пальцы в полосочку? - Маринка, вцепившись в пакет с печеньем, таращилась на руки Веры.
- От ручек сумок. Они же врезаются.
- Прикольно. Как тельняшка!
Ольга носилась по кухне, перекладывая продукты на полки холодильника. Бери бесплатно - складывай красиво.
- Теть Вер, ты что творог взяла? Я же просила йогурт. Маринка творог не ест.
- В списке был творог, - Вера достала из кармана мятую бумажку с Ольгиным почерком.
- Да? Ну ладно. - Ольга глянула на часы. - Я в салон побежала, посидишь с детьми? Часа на три-четыре.
- А разве вам не к репетитору?
Ольга замерла, словно пойманная на горячем. Потом махнула рукой.
- Перенесли. Я ж тебе звонила.
Не звонила. А репетитора, скорее всего, и не было. Выдумала, чтобы Вера быстрее тащила сумки.
- Теть Вер, а ты мне суп сваришь? Тот, с фрикадельками? - Ванька выскочил из комнаты, прижимая к груди планшет.
- Конечно, сварю.
Вера достала мясо, на которое пришлось собирать три дня с пенсии. Одна котлета, вторая... пятая... десятая. Надо, чтобы хватило. Дети не виноваты, что мать - вертихвостка.
- Ты лучшая тётка на свете! - Ванька чмокнул её в щёку и умчался.
Телефон снова взвизгнул. Людмила.
- Вера, ты где пропала? Мы же в три часа в библиотеке встречаемся? Романова выступает!
Вот чёрт. Забыла. Совсем из головы вылетело от этой беготни.
- Люд, прости. Я у Ольги с детьми сижу.
В трубке повисла звенящая тишина.
- Знаешь, Вер, ты не человек, а банкомат на двух ногах. Только банкомат хоть пин-код требует, а ты раздаёшь направо-налево без пароля.
- Ну как я могу отказать? Дети же...
- А их мать где? В салоне красоты зад полирует? - Людмила не сдерживалась. - Позвони, когда решишь, что имеешь право на собственную жизнь.
Трубка замолчала. Вера опустилась на табуретку, глядя на початую пачку фарша. В голове стучало: "Банкомат на двух ногах... банкомат... банкомат..."
За окном Сергеев "Жигуль" натужно закашлял, заводясь. Наверняка на её трёшку залил бензина и теперь покатит к дружкам на пиво.
"А что случится, - вдруг подумала Вера, сжимая в руке нож для фарша, - если банкомат вдруг сломается?"
Когда банкомат говорит "нет"
Вера проснулась от собственного крика. Приснилось, что стоит в очереди к банкомату, а когда дошла - из щели выскочила ее собственная голова и захохотала.
Часы показывали 5:30. В комнате стыла утренняя серость. Слова Людмилы не отпускали вторые сутки: "Банкомат на двух ногах". Горькая правда. Всю жизнь только и делала, что выдавала, а внутри - пусто, как в выпотрошенном кошельке.
Телефон загудел в полдесятого, когда Вера домывала посуду. На экране высветилось: "Оленька". Вера вытерла руки о передник и нажала зеленую кнопку.
- Теть Вер! - голос племянницы лился мармеладной патокой. Этот тон Вера различила бы из тысячи - так Ольга начинала все разговоры о деньгах. - Тут такая ситуация с Ванькой. В школе благотворительный бал, всем нужно быть нарядными. А у него куртка прямо на локтях протерлась.
Вера молчала, глядя на тополя за окном. Их ветви раскачивались туда-сюда, словно отговаривали: не давай, не давай.
- Теть Вер? Ты слышишь? Пять тысяч всего. С получки верну.
Вера перевела взгляд на буфет с тетрадкой долгов. Тетрадка эта давно превратилась в пухлый гроссбух человеческой наглости.
- Оля, я не могу.
Пауза на том конце была такой долгой, что Вера даже проверила, не прервался ли вызов.
- В каком смысле - не можешь? - голос Ольги из патоки превратился в уксус. - У тебя что, деньги кончились?
Вера посмотрела на свою тумбочку, где под салфеткой лежали отложенные на новые очки пять тысяч. Правая дужка старых еле держалась на синем канцелярском скотче.
- Не в деньгах дело.
- А в чем тогда? Людка тебя настроила? Эта старая карга вечно нос в чужие дела сует!
Вера сжала трубку так, что костяшки побелели.
- Люда здесь ни при чем. Я просто больше не хочу быть... твоим банкоматом.
- Чего-о-о? - Ольга подавилась воздухом. - Это как понимать?
- А вот так. Сколько ты мне должна уже? Тридцать тысяч? Сорок?
- Да брось ты считать эти копейки! - взорвалась Ольга. - Родная же кровь! А ты, как Плюшкин, копейки трясешь. Ребенку на куртку жалко! Совсем старая стала, да?
В груди у Веры что-то дрогнуло и осело. Слова царапали как наждак.
- Хорошо, - выдохнула она. - Приходи за деньгами.
- Вот и умница! Через час буду.
***
Пять купюр по тысяче веером лежали на кухонном столе. Вера смотрела на них, поглаживая оправу очков. Правая дужка отваливалась уже третий месяц, держалась на скотче и честном слове. "Копейки", говорит. А на эти "копейки" можно было бы...
Дверной звонок разорвал думы. Вера открыла, и в квартиру влетела Ольга, благоухая духами дороже Вериной пенсии. На плечах - новенькая куртка с блестящими заклепками.
- Привет! - она чмокнула воздух возле Вериной щеки. - Как самочувствие? Давление не шалит?
Вера кивнула на куртку:
- Это что? Тоже на благотворительный бал?
Ольга на миг стушевалась, но тут же нашлась:
- А, это? В рассрочку взяла вчера. Повезло – скидка 50 процентов!
Вера почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, похожее на кипяток в чайнике, который вот-вот свистнет от злости.
- Значит, Ваньке на куртку денег нет, а себе – в кредит?
- Да при чем тут это? - отмахнулась Ольга. - Я же говорю – Ваньке на школу. И еще за маникюр отдать надо...
- Маникюр? - Вера взглянула на руки племянницы. Переливающиеся стразами ногти сияли, как праздничная ёлка. - То есть теперь я оплачиваю твой маникюр и кредит на куртку?
- Да что ты прицепилась как репей! - вспыхнула Ольга. - Подумаешь, пять тысяч! Для тебя это что – деньги? Ты же одна живешь, тратиться не на кого!
Вера подошла к столу, взяла деньги и медленно, глядя племяннице в глаза, спрятала их в карман халата.
- Мне на очки нужно. Видишь? - она показала на синий скотч. - Разваливаются.
- Очки? - Ольга уставилась на нее, будто Вера превратилась в инопланетянина. - Ты из-за очков детям помощь зажала?
- Твоим детям не помощь нужна, а мать, которая не врет, - выговорила Вера, глядя прямо в накрашенные глаза племянницы.
Ольгино лицо побагровело, словно ее окунули в кипяток.
- Ну знаешь... - она схватила сумку, дорогую, с позолоченной пряжкой. - Спасибо, что показала свое настоящее лицо! Всю жизнь тебе угождали, а ты вот как отплатила! Сиди теперь со своими драгоценными очками!
Дверь грохнула с такой силой, что подпрыгнула сахарница. С ней вместе подпрыгнуло и сердце Веры - но странное дело, не от страха или боли. От чего-то другого. Непривычного.
Телефон снова зазвонил. Сергей.
- Вер, выручай. Тормоза отказали, на ремонт десятка нужна...
- Нет, Сережа, - твердо сказала Вера. - Банкомат сломался.
- Чего? Какой банкомат? Ты что, с приветом?
- Я больше не даю в долг. Никому.
В трубке раздался поток таких выражений, что Вера быстро нажала на кнопку сброса.
И вдруг она увидела свое отражение в оконном стекле. Женщина улыбалась. Нет, не улыбалась - смеялась. Громко, до слез.
А внутри росло и крепло незнакомое ощущение. Вера попробовала его на вкус и поняла: так выглядит легкость.
Цветы против долгов
Вера выключила телефон с таким удовольствием, будто перерезала пуповину. Семьдесят восемь пропущенных за три дня. Сергеевы требовательные, Ольгины истеричные, еще какие-то левые номера – родня пустила в ход тяжелую артиллерию.
А Вера впервые за шестьдесят семь лет позволила себе роскошь не отвечать.
В дверь постучали – три коротких, один длинный. Фирменная дробь Людмилы.
- Господи, ты жива! - Людмила влетела в квартиру, чуть не сбив Веру с ног. В одной руке торт, во второй – пакет с соком. - Я уж думала, тебя родня на купюры разобрала. Три дня не звонишь!
- А-а-а, - Вера махнула рукой, разливая чай, - вырубила телефон. Надоели – звонят, ноют, требуют. То Олька про Ванькины проблемы, то Серега про свою колымагу. Как будто я им материнскую утробу в аренду сдаю.
- Да ты прямо бунтарка! - Людмила хохотнула, подцепив кусок торта. - В шестьдесят семь лет нашей девочке выдали паспорт совершеннолетия!
Вера фыркнула и поперхнулась чаем.
- Слушай, Люда, - она вдруг стала серьезной, поправила очки с подклеенной дужкой, - я дачу продаю.
- Чего? - Людмила так дернулась, что чай выплеснулся на скатерть. - Дачу? На которую вы все горбатились? Где твой Серега каждое лето шашлыки жрал и пиво хлестал бесплатно?
- Её самую, - кивнула Вера. - Нашла покупателя вчера, через риелтора. Завтра документы подписываю.
- И куда деньги денешь? - Людмила прищурилась. - Только не говори, что простишь всех этих дармоедов и снова раздашь им!
Вера отставила чашку и посмотрела подруге в глаза – прямо, твёрдо, как никогда прежде.
- А вот и нет. Я открою цветочный киоск.
- Что-о-о?
- Всю жизнь об этом мечтала, - Вера вдруг заговорила быстро, горячо. - Еще с техникума. Помнишь, мы мимо "Цветов" на углу ходили? Я всегда останавливалась. Там такие запахи стояли – голова кружилась. И руки тянулись к стеблям...
Людмила смотрела на подругу так, будто та объявила о полете на Луну.
- Вер, ты с ума сошла? Какие цветы? Ты же всю жизнь на заводе...
- Вот именно, - перебила Вера. - Всю жизнь на заводе. Потом всю жизнь с родней на горбу. А теперь хочу для себя. Хоть почувствовать запах роз, а не их вечных проблем.
***
Киоск стоял на перекрестке Садовой и Ленина – маленький, зелёный, будто игрушечный. Вывеска "Цветы от Веры" поблескивала свежей краской, и сама Вера до сих пор не верила, что это не сон.
К обеду ноги гудели, как столбы высоковольтной линии. Покупателей – кот наплакал. Одна бабулька взяла три гвоздики, парень в кепке купил розу, еще кто-то – букетик ландышей. Выручка смешная. "Прав был охранник, - думала Вера, - через неделю прогорю".
- Новенькая? - раскатистый голос прервал её размышления.
Перед киоском стояла грузная, лет шестидесяти, женщина. Крашеный рыжий кок, руки в кольцах и краснощекое лицо как у матрешки.
- Антонина, старшая по ряду, - она бесцеремонно заглянула внутрь киоска. - Запомни: ценники печатаем крупно, мусор – в синие контейнеры, туалет по карточкам.
Вера почувствовала себя школьницей на линейке. Кивнула послушно.
- И вот еще... - Антонина ткнула пальцем в вазу. - Это что за странный винегрет? Розы с лилиями? Да их запахи убивают друг друга. Неудивительно, что выручка никакая.
Вера вспыхнула:
- А почем мне знать? Я всю жизнь на заводе отпахала, не в цветниках!
- О-о-о, бойкая бабка, - Антонина хмыкнула и вдруг крикнула: - Гена! Иди сюда, тут новенькая чудит.
К киоску, прихрамывая, подошел сухощавый мужчина с серебряной щетиной и лицом, изрезанным морщинами как сухая земля трещинами. Глянул на цветы, поморщился.
- Розы с лилиями – это как борщ с тортом смешать, - буркнул он. - Кто ж так делает?
- А что сразу наскакиваете? - Вера вдруг разозлилась. - Вы меня сначала научите, а потом критикуйте. Я что, с рождения должна все знать?
Мужчина замер, вскинул брови, а потом вдруг – что-то дрогнуло в его лице. Морщины в уголках глаз собрались в лучики, а губы тронула улыбка.
- Ай, молодец, - хрипло рассмеялся он. - С характером! Это главное в торговле. Цветы раскладывать я тебя научу, если хочешь. Тридцать лет уже торгую, через два киоска от тебя.
***
К вечеру пятницы Вера падала от усталости. Спина огнем горела, пальцы исколоты шипами, ноги не слушались. И странное дело – ей нравилось это ощущение. Это была её усталость от её дела.
На прилавке уже стояли букеты, составленные по науке - Геннадий показал, как правильно. Оборачивая очередной в крафт-бумагу, Вера даже начала тихонько напевать что-то из молодости.
- Смотри-ка, - Геннадий подошел незаметно, оперся о прилавок. - Поешь. Значит, не все так плохо?
- А что плохого? - Вера пожала плечами. - Ноги гудят, это да. Но хоть голова свободна.
- От чего? - он прищурился.
- От долгов и должников, - она постучала пальцем по виску. - Тут теперь одни цветы. Розы вместо родни. И знаешь что? Розы - приятнее.
Телефон в кармане фартука дрогнул. Вера достала – новое сообщение от неизвестного номера: "Тётя Вера, это я, Ванька. Мама телефон забрала, пишу с друга. У нас всё плохо. Можно я приду?"
Сердце дрогнуло. Ванька ни в чем не виноват. Может, его мать действительно...
- Родня? - проницательно спросил Геннадий.
- Племянник пишет. Говорит, всё плохо у них...
- И что ответишь? - тон Геннадия был спокойным, без осуждения.
Вера задумалась, глядя на сообщение. Палец навис над клавиатурой.
"Ванечка, я теперь работаю. Могу встретиться с тобой в воскресенье в 12 в "Сладкоежке".
- Пригласила в кафе, - сказала она Геннадию.
- А не к себе домой? С пирогами и борщом?
- Нет, - твердо ответила Вера. - Хватит быть кухаркой на побегушках. Теперь я – бизнесвумен.
И словно в подтверждение её слов к киоску подошла нарядная пара – молодой человек в костюме и девушка в кремовом платье.
- Здравствуйте! - улыбнулась девушка. - Нам букет нужен для фотосессии перед загсом. Что-нибудь особенное, не как у всех.
Вера растерянно глянула на Геннадия. Тот кивнул – справишься, мол.
Странное дело – руки сами потянулись к цветам. Будто всю жизнь только этого и ждали. Через пять минут на прилавке лежал букет, от которого невеста ахнула.
- Это... восхитительно! Как будто вы прочитали мои мысли!
А в голове у Веры билась одна фраза: "Я больше не чужой огород. Я наконец-то выращиваю свои собственные цветы".
Когда вырастают зубы
Вера пришла в кафе на двадцать минут раньше. Пока ждала, нервно перекладывала пакетик с сахаром из одной руки в другую. Воскресная "Сладкоежка" напоминала улей - дети верещали у витрины, родители хлебали кофе, официантки лавировали между столами.
"Может, зря согласилась? - думала Вера. - Наверняка Ольга пальцы в это запустила..."
Ровно в двенадцать дверь распахнулась, впуская мокрый мартовский ветер. На пороге застыл Ванька - худющий, в старой куртке с потертыми локтями. Совсем не тот холеный мальчик, которого Вера помнила. А за его спиной, как грозовая туча, нависала Ольга.
- Тетя Вера! - Ванька дернулся к ней, но Ольга положила руку на плечо сына. Пальцы с модным маникюром впились в куртку.
- Ну что, родственников вспомнила? - вместо приветствия бросила Ольга, оглядывая кафе, как риелтор оценивает квартиру. - Решила угостить племянника? А где же брат, невестка, остальные? Или только избранных позвала?
- Я Ваньку звала, - отрезала Вера. - Тебя - нет.
Ольга дернула щекой, словно от пощечины:
- Вот как запела. Быстро же ты нас всех за борт выкинула.
- Ваня, - Вера проигнорировала племянницу, - садись. Что будешь? Может, штрудель с мороженым? Или торт?
Мальчик переводил растерянный взгляд с матери на тетку. Словно в теннисе, где мяч - его судьба.
- Я... коктейль можно? Молочный?
- Три коктейля можно, - улыбнулась Вера. - И пирожное выбирай.
Ольга грохнулась за стол без приглашения:
- И мне капучино. С пенкой. И эклер.
Вера сжала зубы. Надо было предвидеть, что Ольга прицепится рыбой-прилипалой.
- Ну, как живешь, теть Вер? - голос Ольги сочился фальшивым участием. - Все родню сторонишься? Знаешь, что говорят? Верка совсем свихнулась. Дачу продала, деньги зажала.
- И кто же это говорит? - спросила Вера спокойно, но внутри все кипело.
- Все! Сергей, тетя Зина, соседки твои...
- А я говорю - своим умом наконец зажила, - Вера повернулась к внучатому племяннику. - Ванюш, а где новая куртка? Та, на которую я давала деньги?
Мальчик опустил глаза в стол. Пальцы теребили салфетку.
- Она... того...
- Испортил он, - быстро вклинилась Ольга. - Дети, что с них взять? Все ломают.
- Врет она, - вдруг тихо, но отчетливо сказал Ванька. - Не было никакой куртки. Мамка себе сапоги купила. И косметику.
В кафе словно дрогнул воздух. Ольга замерла, не донеся чашку до рта:
- Ты что несешь?!
- Правду, - Ванька поднял глаза, и Вера увидела в них такую боль, что сердце сжалось. - Хватит врать. Ты всегда у тети Веры на куртки просишь, а потом себе что-нибудь покупаешь. А мне - старьё.
Ольга побагровела, как свекла:
- Ах ты... Да я тебя...
- Что - ты меня? - голос мальчика дрогнул, но не сорвался. - Уши надерешь? Телефон отберешь? Давай. Только правду это не изменит.
Вера смотрела на племянника и не узнавала. Где тот послушный мальчик, который лез в карман за леденцами?
- Я к тебе хочу! - вдруг выпалил Ванька, хватая тетку за руку. - Можно? Хоть на недельку? У тебя в киоске помогать буду!
- Чего?! - Ольга подскочила, как ужаленная. - Да ты спятил! Какой еще киоск?
- У тети Веры теперь цветочный бизнес, - с гордостью произнес Ванька.
- Цветочный?.. - Ольга осеклась, а потом захохотала так, что на них обернулись за соседними столиками. - Ну, приехали! Пенсионерка в бизнес подалась! Теть Вер, тебе таблетки давно прописывали? Может, пропила курс?
Вера медленно встала. Внутри что-то щелкнуло, как выключатель.
- Пойдем, Вань, - она протянула руку мальчику. - Хочешь в киоск - покажу. Хочешь пожить - приходи с вещами. Места хватит.
- Сидеть! - рявкнула Ольга, хватая сына за локоть. - Никуда он не пойдет! Ты что творишь, старая? Ребенка у матери отбиваешь?
- Мне четырнадцать! - Ванька вырвался, вскочил. - Я сам решаю! И я сам приду!
И, схватив свою потрепанную куртку, выскочил на улицу.
Ольга кинулась за ним с перекошенным лицом:
- Это ты во всем виновата! Сглазила мальчишку! Попомнишь меня!
Вера осталась одна среди недопитого капучино и недоеденного эклера. Руки дрожали, но не от испуга. От чего-то незнакомого, горячего, поднимающегося изнутри. Что-то похожее на... гордость?
Расплатившись, она вышла под мартовскую слякоть. Киоск ждал, зеленея в двух кварталах. А возле него - Геннадий, с термосом и свертком.
- Как прошло свидание с родней? - спросил он, протягивая дымящийся стаканчик.
- Выросли зубы, - усмехнулась Вера.
- У кого?
- У меня. И у Ваньки. Хочет ко мне перебраться.
Геннадий присвистнул:
- И ты согласилась?
- А почему нет? - Вера отхлебнула из чашки. - Пусть узнает, что бывают дома без крика, без вранья, без вечных долгов.
Они стояли у киоска, наблюдая, как мокрый снег превращается в дождь, а тот снова - в снег. Все вокруг было зыбко, неустойчиво.
- Знаешь, - вдруг сказал Геннадий, и голос его стал тихим, - когда я только начинал с цветами, ко мне пришла женщина. Хотела букет для дочери, с которой не виделась восемь лет. Так нервничала, что все время спрашивала: "А это правильные цветы? А вдруг не понравятся?"
Я тогда ей сказал: "Есть только один критерий - букет должен быть от сердца".
- К чему ты это? - Вера подняла глаза.
Геннадий улыбнулся, и все морщины на его лице собрались в теплые лучики:
- К тому, что твое решение про Ваньку - оно от сердца. Значит, правильное.
Вера посмотрела на свои руки - все в царапинах от шипов, натруженные, но еще крепкие. Руки, которые могут не только давать деньги. Но и обнять. Защитить. Научить.
Странное чувство охватило ее – будто в сердце распускается цветок.
Неказистый и поздний
Но ее собственный.
***
А у вас был момент, когда приходилось выбирать между "быть хорошей" и "быть счастливой"? Делитесь в комментариях!
И если рассказ попал в самое сердце - нажмите ❤️ и подпишитесь на канал.
***