Дверь хлопнула так, что занавески на окне дрогнули, будто от сквозняка. Света замерла у плиты, сжимая деревянную ложку, которой только что мешала рис. В кухне пахло жареным луком и подгоревшим маслом. Рита, золовка, стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди. Ее губы, тонкие, с ярко-алой помадой, кривились в усмешке.
— Скоро мать выгоню, а за ней и ты уйдешь, — бросила она, глядя прямо на Свету. Голос Риты был резким, как нож, которым она вчера небрежно резала хлеб, оставляя крошки по всему столу. — Этот дом мой. Ясно?
Света медленно выдохнула, чувствуя, как жар от плиты обжигает щеки. Она не ответила. Только посмотрела на Марию Степановну, свекровь, которая сидела за столом, сгорбившись над тарелкой с супом. Ложка в ее руке дрожала, но старушка молчала, будто слова Риты были не угрозой, а обычным разговором о погоде.
***
Света и Денис поженились пять лет назад. Дом, старый, но крепкий, с потрепанными обоями и скрипучими полами, принадлежал Марии Степановне. Она жила здесь всю жизнь, вырастила двоих детей — Дениса и Риту.
Денис, высокий, худощавый, с усталыми глазами, работал дальнобойщиком, неделями пропадая в рейсах. Света, медсестра в районной поликлинике, тянула хозяйство: готовила, убирала, ухаживала за свекровью, у которой пошаливало сердце. Рита, младшая сестра Дениса, была другой. Тридцать два года, ни работы, ни мужа, ни детей. Только вечное недовольство и привычка жить за чужой счет.
Рита вернулась в родительский дом два года назад, после очередного провала в городе. Она снимала квартиру, пробовала работать то официанткой, то администратором в салоне красоты, но нигде не задерживалась.
«Все кругом идиоты», — любила повторять она, развалившись на диване с телефоном. Мария Степановна, добрая душа, не могла отказать дочери. «Пусть поживет, устроится», — говорила она, хотя все знали, что Рита устраиваться не собиралась.
Света сначала пыталась найти с Ритой общий язык. Пекла ей блины, предлагала помощь с резюме. Но Рита только фыркала: «Не твое дело, невестушка». Со временем ее поведение становилось все наглее. Она могла часами орать на мать за то, что та «слишком долго возится с ужином», или швырять вещи Светы, если те «мешали» ей в коридоре. Денис, когда был дома, молчал. «Не лезь, Свет, она сестра», — говорил он, отводя взгляд.
Но в последние месяцы Рита перешла все границы.
Она начала намекать, что дом должен быть ее. «Я дочь, мне по праву», — заявляла она, игнорируя, что Денис тоже сын, а Мария Степановна еще жива. Света чувствовала, как дом, который она считала своим, превращается в поле боя.
— Ты чего молчишь, Светка? — Рита шагнула ближе, ее каблуки стучали по линолеуму. — Думаешь, я шучу?
Света положила ложку на стол, вытерла руки о фартук. Ее пальцы дрожали, но она заставила себя поднять взгляд.
— Рита, этот дом не твой. И не мой. Он Марии Степановны. Может, хватит?
Рита рассмеялась — коротко, зло.
— Ой, какие мы правильные! Мам, ты слышала? Твоя невестка мне указывает! — Она повернулась к свекрови. — А ты что сидишь, как клуша? Скажи ей, что я тут главная!
Мария Степановна подняла голову. Ее лицо, покрытое морщинами, было бледным, глаза — водянистыми. Она открыла рот, но вместо слов только кашлянула.
— Рита, милая… — начала она, но дочь перебила:
— Не милая! Хватит сюсюкать! Ты всю жизнь меня за дуру держала, а я, между прочим, единственная, кто тут правду говорит! Этот дом должен быть моим! А вы все… — она обвела рукой кухню, — вы все тут лишние!
Света почувствовала, как в груди закипает злость. Она не была из тех, кто кричит или бьет посуду, но сейчас ей хотелось схватить Риту за плечи и встряхнуть.
— Лишние? — переспросила она, стараясь держать голос ровным. — Ты живешь тут за счет матери, ничего не делаешь, а мы лишние?
Рита прищурилась. Ее длинные серьги качнулись, как маятники.
— Ой, Света, не начинай. Ты тут вообще никто. Приехала из своей деревни, вышла за Дениса — и думаешь, хозяйка? Да без тебя он бы лучше жил!
— Девочки, хватит, — тихо сказала Мария Степановна. Ее голос дрожал, как лист на ветру. — Не надо ссориться…
Но Рита не слушала. Она шагнула к матери, ткнув пальцем в ее сторону:
— А ты вообще молчи! Ты мне всю жизнь испортила! Вечно за Дениса трясешься, а я что, не дочь?
Света стиснула зубы. Ей хотелось крикнуть, что Рита — неблагодарная, что Мария Степановна тянет ее на себе, как старый осел непосильную ношу. Но она только посмотрела на свекровь, чьи пальцы нервно теребили край скатерти.
На следующий день в дом пришла тетя Люда, сестра Марии Степановны. Ей было за шестьдесят, но она держалась прямо, как генерал перед боем. Ее короткие волосы, выкрашенные в каштановый, блестели, а глаза, острые, как иглы, сразу заметили напряжение в доме.
— Что за базар? — спросила она, ставя на стол сумку с яблоками. — Рита опять?
Света кивнула, разливая чай. Они сидели в гостиной, пока Рита где-то наверху громыхала дверцами шкафа.
— Она вчера такое сказала… — Света замялась, подбирая слова. — Что выгонит нас всех. И Марию Степановну тоже.
Тетя Люда нахмурилась, ее брови сошлись, как два черных крыла.
— Это она зря. Маша, ты чего молчишь? — Она повернулась к сестре, которая сидела, уткнувшись в чашку.
Мария Степановна вздохнула.
— Люда, я не знаю, что делать. Она моя дочь, но… она как чужая стала. Кричит, требует. Я боюсь, что она и правда дом продаст.
— Продать? — Тетя Люда хлопнула ладонью по столу. — Да она без твоего согласия ничего не сделает! Маша, ты хозяйка, а не она!
Света посмотрела на свекровь. Ей было больно видеть, как эта женщина, которая всегда была для нее второй матерью, сжимается под словами собственной дочери.
— Люда, она не слушает, — тихо сказала Света. — И Денис… он не вмешивается.
— А, Денис! — Тетя Люда фыркнула. — Мужик, а как тряпка. Ладно, я с Ритой поговорю.
Разговор случился вечером. Рита спустилась вниз в обтягивающей майке и джинсах, с телефоном в руке. Увидев тетю Люду, она закатила глаза.
— О, еще одна советчица! — бросила она, плюхнувшись на диван.
— Рита, — начала Люда, ее голос был твердым, как бетон. — Ты чего тут творишь? Мать пугаешь, Свету гоняешь. Дом свой захотела?
Рита вскинула голову, ее щеки покраснели.
— А что, не имею права? Это мой дом! Мама старая, ей все равно, а Денис вечно в рейсах! Кто тут хозяйничать будет, я, что ли, не справлюсь?
— Справляться? — Люда рассмеялась, но в ее смехе не было веселья. — Ты, которая за два года ни копейки в этот дом не вложила? Которая у матери на шее сидит?
Рита вскочила, ее телефон упал на пол.
— Да как ты смеешь! Я не на шее! Я… я просто пока не нашла свое! А вы все против меня!
— Рита, хватит, — вмешалась Света. Ее голос дрожал, но она не могла больше молчать. — Ты не просто «не нашла». Ты живешь за наш счет, а теперь еще и угрожаешь!
— Угрожаю? — Рита шагнула к Свете, ее глаза сверкали. — Да я вас всех выгоню, если захочу! Этот дом мой по праву!
Мария Степановна вдруг встала. Ее руки дрожали, но она посмотрела на дочь с такой болью, что даже Рита замолчала.
— Рита, — тихо сказала она. — Ты моя дочь. Я тебя люблю. Но если ты так будешь… я не знаю, как дальше.
Рита открыла рот, но не нашла слов. Впервые за долгое время она выглядела растерянной.
Вечер тянулся медленно, как патока. Света сидела на кухне, глядя на треснувшую плитку у плиты. Она думала о том, как устала. Устала от Риты, от молчания Дениса, от того, что дом, который она любила, стал клеткой.
Тетя Люда ушла, но перед этим шепнула Свете: «Держись, девочка. Мы что-нибудь придумаем». Мария Степановна легла спать, но Света слышала, как она ворочалась за стеной.
На следующий день Денис вернулся из рейса. Он вошел в дом, бросил сумку у порога и сразу почувствовал напряжение. Света рассказала ему все — про угрозы Риты, про слезы матери. Впервые за долгое время Денис не отвел взгляд.
— Я поговорю с ней, — сказал он. Его голос был тихим, но в нем чувствовалась решимость.
Разговор с Ритой был долгим. Света не слышала всех слов, но слышала крики. Рита орала, что все против нее, что она имеет право. Денис отвечал — сначала тихо, потом громче.
— Хватит, Рита! — наконец рявкнул он. — Это не твой дом. И не мой. Это мамин. И если ты не прекратишь, я сам тебя отсюда выкину.
Рита ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Но на следующий день она собрала сумку. Не глядя на Свету, бросила: «Я уезжаю. Но это не конец».
Прошел месяц.
Рита уехала в город, сняла комнату и, по слухам, устроилась в кафе. Мария Степановна ожила — начала печь пироги, улыбаться. Света заметила, что свекровь теперь чаще говорит о прошлом, о том, как растила детей, как любила мужа.
Денис стал чаще бывать дома. Он начал ремонтировать крыльцо, которое Рита всегда называла «убогим». Света смотрела на него и думала, что, может, этот дом еще можно спасти. Не стены, не крышу — семью.
Кухня пахла свежесваренным кофе и теплым хлебом, который Света только что достала из духовки. Мария Степановна сидела у окна, перебирая старые фотографии в потрепанном альбоме. Ее пальцы, узловатые от времени, осторожно касались выцветших снимков, словно боялись потревожить воспоминания.
Денис, вернувшись из очередного рейса, чинил старую табуретку в углу, напевая что-то под нос. Дом, казалось, наконец выдохнул после ухода Риты. Но Света чувствовала, как внутри нее зреет беспокойство, будто затишье перед бурей.
— Свет, ты чего такая задумчивая? — спросил Денис, поднимая взгляд от шурупа. Его руки, загрубевшие от работы, замерли с отверткой.
Она пожала плечами, вытирая руки о полотенце.
— Не знаю… Все слишком спокойно. Как будто не по-настоящему.
Мария Степановна оторвалась от альбома, ее глаза, обычно мягкие, вдруг стали колючими.
— Не накручивай, Света. Рита уехала, и слава богу. Может, теперь поживем по-человечески.
Но слова свекрови не успокоили. Света чувствовала, что Рита не из тех, кто просто так сдается. Она вспоминала, как золовка смотрела на нее перед уходом — не с гневом, а с какой-то холодной решимостью, как хищник, который отступает, но только чтобы перегруппироваться.
Через неделю в дом постучали.
Света открыла дверь и замерла. На пороге стояла Рита, но не та Рита, что уезжала месяц назад, с надменной ухмылкой и яркой помадой. Эта Рита была бледной, с темными кругами под глазами. Ее волосы, обычно уложенные в небрежные локоны, были стянуты в неряшливый пучок. Рядом с ней стоял мужчина — лет сорока, в потрепанном пальто, с сединой в висках и странной улыбкой, от которой у Светы побежали мурашки.
— Привет, Светка, — сказала Рита, но голос ее был не злым, а каким-то… пустым. — Это Олег. Мой… друг. Можно войти?
Света отступила, не зная, что сказать. В гостиной появилась Мария Степановна, ее лицо напряглось, как струна.
— Рита? Ты чего вернулась? — спросила она, сжимая край своего кардигана.
— Мам, не начинай, — Рита прошла в комнату, даже не сняв ботинки. Олег следовал за ней, оглядывая дом с таким видом, будто прикидывал, сколько он стоит. — Я не насовсем. Просто… у меня новости.
Денис вошел из кухни, вытирая руки тряпкой. Увидев сестру, он нахмурился.
— Какие еще новости? Ты же уехала. Работу нашла, жить начала. Что опять?
Рита посмотрела на Олега, тот кивнул, как будто давая разрешение. Она глубоко вдохнула и выпалила:
— Я беременна.
В комнате повисла тишина. Света почувствовала, как пол уходит из-под ног. Мария Степановна ахнула, прижав руку к груди. Денис замер, его брови поползли вверх.
— Ты… что? — переспросил он, будто не расслышал.
— Беременна, — повторила Рита, глядя в пол. — И мне нужна помощь. Я не справлюсь одна. Олег… он не может пока. У него свои дела.
Олег кашлянул, его улыбка стала шире, но глаза остались холодными.
— Да, дела, — сказал он, похлопав Риту по плечу. — Но мы разберемся. Правда, Рит?
Мария Степановна опустилась на диван, ее лицо побледнело.
— Рита, доченька… Как же так? Ты же ничего не говорила! Кто этот… Олег? — Она посмотрела на мужчину с недоверием.
Рита закатила глаза, но в ее движении не было прежней дерзости.
— Мам, не лезь. Олег — мой человек. Он мне помогает. А вы… вы же семья, должны поддержать!
— Поддержать? — Света не выдержала. Ее голос задрожал от возмущения. — Рита, ты месяц назад кричала, что выгонишь нас всех! А теперь вернулась и просишь помощи? Серьезно?
Рита вскинула голову, ее щеки вспыхнули.
— А что, я не имею права? Я же не чужая! Это мой дом, моя семья! А ты, Светка, вечно строишь из себя святую! Думаешь, я не вижу, как ты тут хозяйничаешь?
Денис шагнул вперед, его лицо потемнело.
— Хватит, Рита. Ты уехала, сказала, что сама разберешься. А теперь что? Этот твой Олег — он кто вообще? — Он повернулся к мужчине, который до сих пор молчал, только улыбался уголком рта.
Олег поднял руки, как бы сдаваясь.
— Спокойно, брат. Я просто друг. Рита попала в сложную ситуацию, я ее поддерживаю. А вы, похоже, не очень-то рады ее видеть.
— Не рады? — Света почувствовала, как внутри все кипит. — Она угрожала матери, мне, этому дому! А теперь приходит с тобой и требует, чтобы мы ее приняли?
Мария Степановна вдруг встала, ее голос, обычно тихий, зазвенел:
— Рита, скажи правду. Что происходит? Этот человек… он кто? И почему ты такая… — она замялась, подбирая слово, — потерянная?
Рита опустила глаза. Впервые за долгое время в ней не было ни злобы, ни наглости. Она сглотнула, ее пальцы нервно теребили ремешок сумки.
— Олег… он обещал мне помочь. Сказал, что у него есть план. Но… — она замолчала, посмотрела на мужчину. Тот нахмурился, его улыбка исчезла.
— Какой план? — спросил Денис, его голос стал жестким. — Рита, говори.
Олег кашлянул, шагнул вперед.
— Ладно, давайте без драм. Я бизнесмен, у меня есть связи. Рита хочет открыть свое дело, я ей помогаю. Но для этого нужен стартовый капитал. Этот дом… — он обвел рукой комнату, — он мог бы стать хорошей инвестицией.
Света почувствовала, как кровь стынет в жилах. Она посмотрела на Риту, потом на Олега.
— Ты хочешь продать дом? — тихо спросила она. — Поэтому вернулась? Не из-за ребенка, а из-за денег?
Рита вздрогнула, ее глаза забегали.
— Нет, Света, ты не понимаешь! Я… я правда беременна! Но Олег сказал, что если мы продадим дом, у меня будет будущее. Для ребенка. Для меня.
Мария Степановна ахнула, ее рука снова легла на грудь.
— Рита… ты хочешь продать мой дом? Мой дом, где я тебя растила? Где твой отец… — Ее голос сорвался, она отвернулась к окну.
Денис шагнул к Олегу, его кулаки сжались.
— Убирайся. И сестру мою забирай, если она с тобой. Но этот дом ты не получишь.
Олег поднял брови, но отступил к двери.
— Ладно, ладно. Не горячись. Мы еще поговорим. — Он посмотрел на Риту. — Пойдем, Рит.
Но Рита не двинулась. Она стояла, глядя на мать, на брата, на Свету. Ее лицо исказилось, как будто она вот-вот заплачет.
— Я не хотела… — прошептала она. — Я просто… я устала быть никем.
После ухода Олега Рита осталась. Она всегда была эгоисткой, но сейчас в ней было что-то новое — отчаяние, которого Света раньше не замечала.
Мария Степановна подошла к дочери, положила руку ей на плечо.
— Рита, — тихо сказала она. — Ты моя дочь. Я всегда тебя любила. Но ты должна понять… этот дом — не просто стены. Это моя жизнь. И я не позволю его забрать.
Рита кивнула, не поднимая глаз. Впервые она не спорила, не кричала. Денис смотрел на сестру, его лицо смягчилось.
— Если ты правда ждешь ребенка, — сказал он, — мы поможем. Но без этого Олега. И без твоих игр с домом.
Света молчала. Она думала о том, как легко Рита могла разрушить их семью, но теперь, глядя на ее сгорбленные плечи, понимала: Рита не монстр. Она просто запуталась. И, может быть, впервые в жизни готова была это признать.
Через несколько дней Рита уехала в город. Она отказалась от идеи с домом, но попросила мать помочь с ребенком, когда он родится. Мария Степановна согласилась, хотя в ее глазах все еще была боль. Денис начал чаще бывать дома, а Света… Света поняла, что этот дом — не только стены, но и люди, которые в нем живут. И ради них она будет бороться.
***
Осень пришла незаметно. Листья за окном пожелтели, и ветер гнал их по двору, как стайку непослушных детей. Света сидела на крыльце, укутавшись в старый плед Марии Степановны. В руках она держала кружку с горячим чаем, пар поднимался тонкими струйками, растворяясь в холодном воздухе.
Дом за ее спиной был тихим — не скрипели полы, не хлопали двери. Только из кухни доносился мягкий голос свекрови, напевавшей что-то старое, из ее молодости.
Рита не появлялась уже три месяца. Сначала она звонила — коротко, неловко, спрашивала, как дела у матери. Потом звонки стали реже, но Света знала от тети Люды, что Рита устроилась в кафе официанткой и даже сняла маленькую квартиру.
Про Олега никто не упоминал, словно его и не было. Света не спрашивала, но в глубине души надеялась, что Рита наконец-то нашла что-то свое — не дом, не деньги, а себя.
Вечером, когда Денис вернулся из рейса, они втроем — он, Света и Мария Степановна — сели за стол. На столе стояла миска с картошкой, запеченной с травами, и тарелка с солеными огурцами, которые свекровь заготовила еще летом. Денис, как всегда, молчал, но его молчание теперь было другим — не тяжелым, а спокойным, как будто он наконец-то решил, на чьей он стороне.
— Я говорил с Ритой, — вдруг сказал он, отрезая кусок хлеба. — Она хочет приехать. На выходные.
Света замерла, ее пальцы стиснули вилку. Мария Степановна подняла взгляд, в ее глазах мелькнула тревога.
— Зачем? — тихо спросила она. — Опять что-то задумала?
Денис покачал головой, его губы тронула слабая улыбка.
— Нет, мам. Она… изменилась. Говорит, хочет извиниться. И показать, что с ребенком все в порядке.
Света посмотрела на мужа. Его лицо, обычно усталое, с темными тенями под глазами, сегодня было светлее. Она вдруг поняла, что он тоже устал — от ссор, от молчания, от того, что всегда был между сестрой и семьей. И теперь, кажется, он выбрал.
— Хорошо, — сказала Света, удивляясь тому, как легко это прозвучало. — Пусть приезжает. Но если она опять начнет…
— Не начнет, — перебил Денис. — Я ей сказал: или ты с нами по-человечески, или вообще не приезжай.
Мария Степановна молчала. Ее пальцы нервно теребили край скатерти, но потом она вдруг улыбнулась — слабо, но искренне.
— Может, и правда… пора все забыть, — сказала она. — Она моя дочь. А этот дом… он для всех нас.
Рита приехала в субботу. Она была в простом свитере, без яркой помады и длинных сережек. Ее живот уже округлился, и она двигалась осторожно, как будто боялась спугнуть что-то хрупкое внутри себя.
Света смотрела на нее и не узнавала: где та наглая, крикливая золовка, которая грозилась выгнать всех из дома? Перед ней стояла женщина, которая выглядела… обычной. Уязвимой.
— Мам, — Рита остановилась в дверях гостиной, глядя на Марию Степановну. — Я… прости. За все. Я была… — она запнулась, сглотнула. — Я была ужасной.
Мария Степановна встала, ее глаза заблестели. Она подошла к дочери и обняла ее — крепко, как обнимала в детстве. Рита уткнулась ей в плечо, и Света отвернулась, чувствуя, как горло сжимает ком. Она не хотела плакать, но слезы сами катились по щекам.
Денис положил руку ей на плечо. Его пальцы были теплыми, и Света вдруг почувствовала, как что-то внутри нее отпускает — страх, злость, усталость. Она посмотрела на мужа, на свекровь, на Риту, которая теперь сидела за столом и неловко улыбалась, рассказывая, как выбрала имя для будущего ребенка.
Дом был живым. Он скрипел полами, пах картошкой и травами, хранил старые фотографии и новые надежды. Света поняла, что этот дом — не просто стены. Это место, где они все учились быть семьей. И, может быть, у них наконец-то получилось.