Елена стояла у окна своей новой квартиры и впервые за последние десять лет позволила себе улыбнуться. Настоящая, без натяжки, без «для формы» на корпоративе, без «да всё хорошо» подруге в голосовом. Просто — счастливая. Два года на гречке, четыре на съемных углах с тараканами, и ещё один, в аду с названием «ипотека». Но вот она — её крепость. Двушка в панельной девятиэтажке, с ужасным лифтом и соседкой снизу, которая слушает «Шансона года» как радиопрограмму жизни. Но своя. Под замком, на её имя, с её ключами.
На кухне, где еще не пахло ни одним супом, а только чуть-чуть пылью и новой проводкой, сидел Андрей. Муж. Не первый, но, как она тогда думала, — последний. В футболке с каким-то турецким тигром и с таким выражением лица, будто он тут генеральный инвестор, а не человек, который за последний год не донёс домой ни копейки, кроме мелочи на батарейки.
— Что, ты сегодня с работы пораньше? — сказала она, наливая воду в чайник.
— Меня уволили, — спокойно сообщил он, ковыряя ногтем угол кухонного стола. — Да ладно тебе, не смотри так, всё равно контора была тухлая.
— А ипотека, Андрей? — сдержанно, но уже в подкорке зазвенело.
— Так она же на тебе, чё ты переживаешь, — усмехнулся он, как будто сказал что-то остроумное.
Елена напряглась. Ещё пару лет назад она бы промолчала, перевела всё в шутку, но сегодня — нет. Сегодня она с ключами от своей квартиры. Сегодня она не будет сдерживаться ради... ну, ради кого?
— Андрей, ты вообще в курсе, что мы сюда въехали только благодаря тому, что я последние десять лет не позволяла себе отпуск?
— Да брось ты, — отмахнулся он. — Я тоже вон... Ты просто бухгалтер, тебе проще было сэкономить. У меня работа такая, творческая.
— Ты работал на установке пластиковых окон. Где ты там креативил? Цвет резинок выбирал?
Он обиделся. Наступила тишина, которая в браке длится ровно столько, сколько один из двоих решит не хлопнуть дверью. На этот раз — хлопнула дверь в коридоре. Пришла Валентина Ивановна.
— О, мои голубчики, как тут у вас? — воскликнула свекровь, обходя Елену с таким видом, будто та — мебель, которую передвинут чуть позже.
— Да нормально всё, мам, — откликнулся Андрей, тут же расправив плечи, будто до этого не сидел как спущенный шарик.
— Леночка, — заговорила Валентина Ивановна сладким голосом, который Елена давно выучила как тревожный сигнал. — А ты знаешь, мы тут с Олечкой подумали...
Елена даже не удивилась. Любая фраза, начинающаяся с «мы с Олечкой подумали», заканчивалась для неё чем-то неприятным. То Ольга собаку заведёт и припрёт её к ним — «ну ей же надо где-то быть, ты же не против?» — то вдруг «на недельку» пожить хочет. А «неделька» растягивается на полгода, пока Ольга не поссорится с очередным «инвестором».
— Что вы с Олечкой подумали? — спросила Елена, уже не скрывая иронии.
— Да ведь ей сейчас такая идея пришла! Бизнес открыть! Салон красоты. Она ведь курс заканчивала, ну, почти. Но идея — золото! И знаешь, Лена... если бы ты продала эту квартиру...
Тут Елена не выдержала и рассмеялась. Громко. Не потому что смешно, а потому что, если не смеяться, начнёшь бросать в людей кружки.
— Простите, вы сейчас серьёзно?
— Лен, не заводись, — вмешался Андрей, — мы просто обсуждаем. Это же семья. Все должны помогать друг другу.
— То есть я должна продать свою квартиру, чтобы твоя сестра... открыла маникюрную коморку, прости господи?
— Это старт! — настаивала свекровь. — Ты ж понимаешь, сейчас все так делают. Главное — поддержка!
Елена почувствовала, как что-то внутри у неё защёлкнуло. Не дверца, нет. Сейф. Закрылся. В котором лежала её наивность.
— Слушайте, раз вы такие стратеги, может, вы свою квартиру продадите? Или... — она посмотрела на Валентину Ивановну, — может, вы заложите дачу?
— Как ты можешь так говорить, Лена! — обиделась Валентина Ивановна. — Я на пенсии! А Олечке надо встать на ноги. Ты же взрослая, рассудительная женщина. Помоги сестре.
— Она мне не сестра. И квартира — не ваша.
— Лен, ты не права. У тебя же семья, муж, родственники. Тут дело не в документах, а в отношениях. Мы — одно целое, — примирительно, но уже с легкой угрозой в голосе, добавил Андрей.
Она молча встала, достала папку с документами из ящика. Показала. Там всё было — договор купли-продажи, ипотека, квитанции, справки. Только её имя. Только её долги. Только её жизнь.
— Одно целое, говоришь? Ну так иди и возьми кредит под свою целостность. А я — сама по себе.
Тишина. В этот раз — долгая. Даже Валентина Ивановна не сразу нашлась с ответом.
— Ты всегда была неблагодарной, Леночка, — прошипела она наконец. — Мы приняли тебя в семью, как родную. А ты...
— Вот именно, как родную — так и продать хотите. Всё логично.
Елена взяла чашку, прошла мимо них и, не глядя, добавила:
— Я на работу. А вы тут подумайте, кто кому что должен.
Дверь закрылась. На этот раз — за ней.
И впервые за всё время она поняла: в квартире может быть две комнаты, но в семье — всегда лишний третий. Иногда даже не один.
Когда Елена вернулась с работы, дома царила подозрительная тишина. Ни телевизора, ни запаха еды, ни даже шуршания Валентины Ивановны по кухне. Это насторожило.
Она включила свет в коридоре — лампочка мигнула, будто раздумывая, стоит ли работать при такой обстановке, но в итоге сдалась. В прихожей стоял чемодан. Большой, тёмно-синий, с изрядно пошарпанными углами — Ольгин.
Вот и началось, — подумала Елена. — Добро пожаловать, бизнес-леди.
Ольга выплыла из спальни с видом обиженного младенца, которому отказали в новой игрушке.
— Привет, Лен. Мы... тут с Андреем подумали, что мне пока у вас будет удобнее. Ну, чисто временно. Ты же понимаешь, снимать — дорого, а я пока ищу помещение.
— Конечно, — кивнула Елена, сбрасывая туфли. — Всё лучше, чем искать совесть.
Ольга моргнула, но сделала вид, что не расслышала. Из кухни донёсся звон чайника и голос Андрея:
— Лен, давай поужинаем вместе. Я макароны сварил. Хочешь?
— Если я съем макароны с вами, это не будет считаться, что я финансирую стартап?
Ольга фыркнула:
— Боже, Лен, какая ты стала злая. Раньше ты была проще.
— Раньше я была глупее. Не путай, — ответила Елена и ушла в ванную.
Когда она вернулась — в халате, с полотенцем на голове и видом человека, который собирается засесть в сериал на три дня — Ольга уже устроилась в их спальне. На их кровати. С их подушкой. С Андреем рядом.
— А вы чего тут? — спросила она, хотя прекрасно всё поняла.
— Лен, ну ты же сама говорила, что тебе неудобно с моей храпящей рожей. Вот мы с Ольгой и подумали, что ты можешь пока в зале поспать, — сообщил Андрей так, будто говорит о перестановке цветов на балконе.
— То есть... — Елена медленно осела в кресло, — ты предлагаешь мне выйти из моей спальни, чтобы ты лег с сестрой?
— Лен, не извращай, — раздражённо бросила Ольга. — Мы просто спим.
— Ну тогда почему у тебя на ногах мои носки, а на столике — его боксерки?
Наступила тишина. Даже Андрей, обычно не терявший чувства идиотской уверенности, замялся.
— Лен, ну не начинай. Ты же взрослая женщина. Мы в одной квартире, надо как-то договариваться.
— Отлично. Я взрослая женщина. И сейчас я позову взрослого человека. С документами.
Она достала телефон и начала что-то набирать.
— Ты куда? — напрягся Андрей.
— К юристу. Хочу узнать, сколько стоит выписать постороннего человека, который, случайно, ещё и в моих тапках.
— Леночка, — заговорила вдруг Ольга, подскочив, — ты чего устраиваешь?! Мы же семья!
— Вы — семья. Я — спонсор. Но у любого спонсора может закончиться бюджет.
Андрей вскочил. Он был в тех самых дурацких спортивках с вытянутыми коленями, в которых обычно ходят на мусорку или разводятся.
— Хватит! Ты вечно устраиваешь сцены! Ты думаешь, ты такая вся правильная? А я что, не человек? У меня тоже есть мечты, цели!
— Серьёзно? И среди них — своя кровать, своя подушка и своя жена... только не я?
— Не начинай, — буркнул он. — Просто ты не даёшь нам развиваться.
— Ах вот как. Значит, я — тормоз в вашем семейном бизнесе?
— Да! — выдохнул он. — Ты тормоз. Своими вечными расчетами, с этими «не входи в мой шкаф, не тронь мой ноутбук». Ты не жена — ты бухгалтер.
Ольга молчала. Видимо, решила, что быть статистом в чужой семейной трагедии — выгоднее.
Елена встала. Медленно. Выпрямилась. Подошла к комоду, достала документы, молча положила их на стол.
— Вот, Андрей. Тут всё. Ипотека, договор, все платежи. На чьё имя?
— На твоё... — пробормотал он.
— Правильно. Квартира — моя. И с сегодняшнего дня — вы оба тут больше не живёте.
— Ты не имеешь права! — взвизгнула Ольга.
— Я имею всё. У меня есть договор, прописка только моя, у тебя нет даже временной регистрации. Завтра утром я подаю заявление в полицию о самовольном заселении. А ты, Андрей, — прощай. Брак заканчивается не штампом, а моментом, когда муж ложится в твою кровать не с тобой.
Он молчал. Потому что знал — правды на его стороне нет.
— Лен, ну ты... ты же не выгонишь нас на улицу?
— Вы уже на улице. Просто не поняли ещё. Сейчас объясню.
Она открыла дверь и указала на коридор.
— Чемодан собран. Осталось только выйти. С Богом. А бизнес — откройте в автобусе. Там, говорят, спрос растёт.
Она не плакала. Потому что плакала уже. Там, в банке, когда подписывала ипотеку. В ночах, когда считала копейки на телефон. В те минуты, когда думала: ну вот, я замужем, всё наладится.
Теперь всё наладилось.
Ольга что-то шипела, Андрей бурчал, чемодан падал, носки оставались на месте. Елена стояла, как страж границы — без улыбки, но с правом на оружие.
Через полчаса она закрыла дверь. На ключ. Двойной оборот. И впервые за долгое время поняла — в её квартире больше никто не претендует на место у плиты, у подушки и в душе.
Оставалась только она.
Но это была неплохая компания.
Через две недели Андрей позвонил.
Елена сидела в любимом сером халате, ела салат из того, что было, и слушала джаз — чтобы не казаться себе одинокой. Телефон зазвонил как раз в момент, когда саксофон уходил в высокие ноты.
— Алло? — она взяла трубку без особой надежды.
— Лен, это я… Можно поговорить?
Конечно можно. Особенно если хочешь извиниться, собрать чемодан и уехать к маме. С концами.
— У тебя есть ровно пять минут. Не потому что я занята. А потому что больше не заслуживаешь.
— Спасибо, щедро, — пробурчал Андрей, — слушай… Я хотел сказать, что ты всё не так поняла.
— Правда? А как надо было понять? Что ты спишь в одной кровати с сестрой, чтобы протестировать новый матрас?
— Да ты же понимаешь, там ничего не было…
— Это-то как раз и страшно, — перебила она. — Было бы хоть что-то — у меня был бы повод подать в суд за измену. А так — просто мерзость. Трусливая, липкая, бесцветная мерзость. Вы оба жалкие.
— Я просто хотел помочь ей…
— Своим присутствием в моей жизни? Спасибо. Помог. Минус муж, минус иллюзии, минус год жизни. В обмен — чистая квартира и тихие вечера. Выгодный обмен.
Он замолчал. Видимо, пытался придумать, как выкрутиться. Привычка.
Потом выдал:
— Мне негде жить.
— А ты попробуй пожить с совестью. Она, говорят, бесплатная.
— Лен… — голос его стал мягким, почти жалобным, — ты же знаешь, я не справляюсь без тебя. Я всё это начал ради нас. Я думал — если бизнес пойдёт…
— Стоп. Ты начал ради себя. Ты и бизнес. А я была просто расчетной статьёй. Без права голоса.
— Ну прости…
— Поздно. Я подала на развод. Документы у нотариуса, подпишешь — и свободен. Можешь жениться на Ольге. А лучше — на Валентине Ивановне. Это будет идеально: она командует, Ольга визжит, ты киваешь. Полный цикл.
— Ты правда всё это готова закончить?
— Я не готова. Я закончила. И знаешь что самое интересное?
Он промолчал.
— Я даже не скучаю.
В ЗАГСе было уныло, как всегда. Женщины с мёртвыми глазами, мужчины, которые считают минуты до обеда, запах мятой бумаги и канцелярского клея.
Елена пришла первая. Сдала документы, села на скамейку.
Андрей появился в последний момент. Неопрятный, с красными глазами. Видимо, ночевал где-то на кухне у Ольги. Или у мамы.
— Привет, — пробормотал он.
— Здравствуй, — спокойно ответила Елена.
— Ты хорошо выглядишь.
— Я теперь сплю. В одиночестве. Это освежает.
Он опустил глаза.
Когда их пригласили, он шагнул первым, как на расстрел.
— Оба согласны? — спросила регистраторша, не отрывая взгляда от бумаг.
— Да, — уверенно сказала Елена.
— …Да, — пробормотал Андрей.
Печать ударила так, будто кто-то плюнул на гроб.
— Всё. Вы разведены. Подпишите.
Они вышли на улицу. Было пасмурно.
Он остановился, сунул руки в карманы.
— Лен, а если всё-таки… когда-нибудь…
— Андрей, — перебила она, — ты был моей ошибкой. Но я бухгалтер. Я умею списывать потери.
Он снова промолчал.
Потом попытался пошутить:
— А что теперь? Начнёшь всё с нуля?
— Нет. Я не с нуля. Я с квартиры. А это, как ни крути, плюс.
Через месяц Елена стояла на кухне. У неё был новый чайник, новая кружка и новая привычка: добавлять мяту в чай.
Телевизор тихо играл. В квартире — тишина. Без Ольги, без Валентины Ивановны, без Андрея.
Зазвонил домофон.
Она нажала кнопку.
— Кто?
— Курьер. Цветы.
— Никаких цветов не заказывала.
— На имя Елены Николаевны. Просто подпишите.
Она спустилась. В руках курьера — букет. Белые лилии. И записка.
«Прости. Если когда-нибудь... ты всё же вспомнишь. А.»
Она усмехнулась. Поставила букет на подоконник.
— Вспомнить — могу. Вернуться — никогда.
Закрыла окно.
И улыбнулась.
Потому что это была её квартира.
И её жизнь.
С этого момента — по-настоящему.
Конец рассказа.