Ольга сидела на кухне и считала в уме: до отпуска оставалось ровно девятнадцать рабочих дней. Впереди маячил юг, тишина, тёплый ветер и отсутствие Натальи.
Наталья в её жизни появилась десять лет назад вместе с Иваном. Сначала казалась милой, даже забавной: стройная, вечно смеющаяся, с ногтями длиной с антенну. Потом — как это часто бывает — развернулась во весь рост. И с тех пор уже никто не смеялся.
— Тебе кофе варить? — спросила Ольга, не поворачиваясь.
— Нет, я уже пила. В постели, — Наталья прошлась по кухне босиком, в халате и с видом жертвы несчастной любви. — Ты знаешь, Оль, я плохо спала.
— От дивана пружины? Или от мыслей, как бы не начать работать?
Наталья сделала вид, что не слышала. Села за стол, зацепила локтем сахарницу и чуть не снесла всё к чёрту.
— Иван дома? —
— А ты не заметила, как он ушёл? Или ты ещё спала, когда он тапки натягивал?
Тот самый момент, когда лучше промолчать, но Наталья, конечно, не молчала.
— Слушай, ты как будто мне в упрёк это всё. А я тебе что, мешаю? Я же не на улицу пошла! Мне сейчас тяжело. Я вообще могла бы сесть на антидепрессанты!
Ольга молча повернулась к плите, нажимая кнопку газовой конфорки с такой яростью, будто разминировала мину. Уже неделю Наталья жила у них после развода. Пришла с одним пакетом и тоном «я — бедная, меня все бросили». А через три дня носила её тапки, спала на её диване и называла Ваню «братишка», ласково тянуще, как в турецких сериалах.
— Ты что молчишь? Думаешь, я не замечаю? — продолжала Наталья, наливая себе воды в Ольгину любимую чашку с лисой. — Я не виновата, что у меня всё развалилось. Ты бы попробовала десять лет жить с этим маньяком!
— Ты ровно столько и прожила, сколько с Ваней мы вместе, — бросила Ольга через плечо. — Забавно совпало, да?
Наталья захлопнула холодильник.
— Господи, ты ревнуешь, что он мне внимание уделяет? Это ж мой брат, Оль!
— Ревную? — Ольга повернулась. — Я ревную, что он приносит тебе круассаны с утра? Или что он деньги на карту тебе кидает, а мне говорит: «Давай пока не будем тратиться, у нас ипотека»?
Наталья скривила лицо.
— А ты неблагодарная, знаешь? Я вот всё думаю: не дай бог, если бы я к Машке пошла, она бы меня вообще на балкон поселила. А ты, между прочим, мне диван предоставила! Кровать большая, удобная! Я ценю, Оль. Правда.
— Да я счастлива, что ты оценила, — с железной ухмылкой ответила Ольга. — Завтра, кстати, поедем на собеседование. Помнишь, я договаривалась в салон?
Наталья вздохнула с таким драматизмом, будто ей предложили не собеседование, а шахту.
— Оль, ну какой салон? Я ж ещё не в ресурсе. У меня психика хрупкая. Ты бы сначала поддержала, а не толкала в пекло.
— Ага. В пекло. Это где люди работают?
В комнату вошёл Иван. Как всегда, вовремя. В смысле — в самый неподходящий момент. С порога обнял сестру.
— Ну как ты, Наташка? Спала нормально?
— Спала, — промурлыкала Наталья, — пока меня тут не начали морально избивать.
Иван бросил взгляд на жену, тот самый взгляд, от которого Ольга могла бы вскипятить чайник.
— Оль, ну ты чего опять?
— Я чего? Да ничего. Просто подумала: раз у нас теперь в квартире новый жилец, может, как-то обсудим правила общежития? Я, например, утром зубы чищу — и всё. А не устраиваю перекличку с драмой. И не сплю до обеда.
Иван помолчал.
— Слушай, давай не начинай. Ей сейчас тяжело. Она в разводе.
— А я где, в ЗАГСе сижу? Или ты думаешь, меня этот цирк в доме бодрит? Давай я уеду на пару недель, а вы тут посидите вдвоём. Поужинаете, кино посмотрите. Может, заживёт у вас там всё.
Наталья фыркнула.
— Вот тебе и благодарность, — сказала она жалобно. — Приютили — и сразу носом в грязь.
— Да я даже не носом, Наташ. Я уже лицом в унитаз. Особенно, когда ты приходишь с улицы и ботинки не снимаешь.
Иван вскинул руки:
— Всё, девчонки, хватит! Вы как две кошки, чесслово. Ну не можешь ты помолчать, Оль?
Ольга села за стол, сжав зубы.
— Я молчала, Вань. Я молчала, когда твоя сестра съела мою последнюю пасту. Я молчала, когда она испортила мой плед своим автозагаром. Но ты пойми: я не обязана быть счастливой от того, что в моей квартире теперь ещё одна иждивенка. Она взрослая, и может, наконец, хоть где-то начать не с дивана, а с вакансии.
Иван пожал плечами, но голос стал холоднее:
— Она моя сестра. Мне важно, чтобы она пришла в себя. Ты не обязана её любить, но хотя бы не выгоняй.
— Я не выгоняю, — прошипела Ольга. — Я предлагаю выбор: либо она идёт работать, либо я ухожу.
Наталья резко встала:
— Да пожалуйста! Скатертью дорога! Только не забывай, милая, что квартира — на вас двоих. И ты её так просто не уволокёшь за собой!
Тут наступила тишина. Даже холодильник замолк.
Иван кашлянул:
— Наташа, помолчи. Оль, давай спокойно поговорим. Без этих...
— Без чего, Вань? Без эмоций? Отлично. Я уже подала онлайн на развод. Пусть твоя сестра живёт с тобой. Но в квартире, которую мы с тобой покупали в складчину, жить будет кто-то один. И я уверена, что не она.
Она встала, прошла в спальню, захлопнула дверь и села на кровать. Через дверь доносился голос Натальи:
— Всё, началось. А я ещё думала — может, у них всё нормально. А они тут друг друга не выносят уже давно.
Ольга взяла телефон, открыла банковское приложение. Там висел их совместный ипотечный счёт.
— Ну что, сестра, — сказала она вслух, — кто у нас тут без жилья останется?
Ольга вышла с работы рано. Не потому что закончилось — потому что кончилось терпение.
С утра Наталья прислала в семейный чат фотографию завтрака — тарелка с омлетом, два авокадо, кофе в той самой чашке с лисой. В комментарии — «Когда ты наконец дома, как женщина, а не ломовая лошадь». У Ольги затряслось левое веко.
Она закрыла отчёт, захлопнула ноутбук, сунула в сумку зарядку, запихнула в рот жвачку и, не глядя на коллег, вылетела в коридор. В такси почти не дышала.
“Я теперь как женщина…” — крутилась в голове фраза Натальи, и Ольга уже подумывала начать кидаться женщинами. Или авокадо. Или хотя бы тапком.
В квартире было тихо, подозрительно тихо. В спальне, конечно, — Наталья. Лежала в её же халате, с её пледом, смотрела сериал с каким-то Артуром в главной роли.
— Привет, Олечка, — тянуще пропела она, — сегодня ты рано…
— Это твой халат? — спокойно спросила Ольга, разуваясь.
— Ну… он просто такой мягкий. Ты ж сама говорила — надо себя баловать.
— Ммм. А ты чего не в салоне?
— Да я приболела чуть. Там кондиционер дул. У меня иммунитет слабый. Плюс я же на нервной почве — организм страдает.
— А я вот, прикинь, не заболела. Хотя каждый день, между прочим, читаю твои философские сводки из чата и дышу с Ваней одним воздухом, — она повернулась. — Где он, кстати?
— А он сегодня к маме поехал. Ну, нашей. Она волнуется. Сказала: «Может, тебе с Наташей жить, а Ольга пусть сама себе снимает».
— А ты что сказала?
— Что вы сами разберётесь. Это же ваша квартира. Ну почти твоя. Напополам. Ты там разберись, кто сильнее, а мне влезать не хочется.
Ольга молча прошла в кухню. Сковорода жирная, нож в раковине, на подоконнике стакан с разводами от помады.
Она достала из шкафа бутылку «Мартелла», которую приберегала для пятничного «только для меня». Открыла, налила на два пальца. Потом ещё на полтора. И потом — сверху, чтоб не болталось. Села. И решила: хватит.
В половине восьмого дверь отворилась. Вошёл Иван, неся пакеты из «Перекрёстка» и торт.
— Оль, привет. Наташке торт купил. Она просила.
— Молодец. А мне что?
— А ты разве просила?
— Знаешь, Вань, ты в последнее время стал очень буквально всё понимать. Наверное, потому что думаешь — я пошутила с разводом?
— Оль, не начинай. Я просто пытаюсь, чтобы всё устаканилось.
— Устаканилось? Ты сейчас с кем живёшь? Со мной или с Наташей?
Наталья вышла из комнаты, потягиваясь.
— Привет-привет! — Она подбежала, чмокнула брата в щёку. — Я видела торт!
Ольга не выдержала:
— Наташ, ты не хочешь отдать халат?
— Господи, ты же вроде не ревнуешь?
— Я не ревную. Я просто не хочу, чтобы в моём доме кто-то жил за мой счёт, в моих вещах, ел мою еду и ещё втирал мне, что я обязана быть доброй, потому что «у неё сложный период».
— Оль, ну ты реально с ума сходишь. Она же родная мне! Ты что, правда думаешь, что я её на улицу выгоню?
— Я думаю, что если ты продолжишь жить по принципу «родня важнее всего», то скоро окажешься один. Ну или с сестрой. В одной комнате. С видом на железную дорогу.
Иван бросил пакеты на стол:
— Ты офигела, что ли? Это моя сестра, у неё трудности! Мы же с тобой были вместе все эти годы — ты что, не понимаешь, что я просто не могу её бросить?
— А я что, не твой человек? Или ты думаешь, мне легко? Ты вообще слышал, как она мне говорит? Словно я тут прислуга.
— Ну ты тоже не сахар, — буркнул он.
— Отлично, — Ольга кивнула. — Тогда давай по-серьёзному. Завтра — к юристу. Если ты хочешь жить с Наташей — пожалуйста. Но половина квартиры — моя. И я выставляю её на продажу.
Наталья прыснула:
— Кто ж её купит, эту берлогу?
— Зато она своя. И без сестёр, которые считают, что работать — это для бедных.
Иван сел. В глазах — паника.
— Слушай, ну может, не так резко? Давай мы всё обсудим.
— Вань, мне тридцать шесть. Я не хочу в этом возрасте делить торт с твоей сестрой и ждать, когда она «войдёт в ресурс». Мне не нужен мужчина, который не может расставить приоритеты. Ты хочешь быть спасателем? Спасай. Только не за мой счёт.
— А ты что, совсем не прощаешь? — хрипло спросил он.
— Когда человек делает ставку — он либо выигрывает, либо остаётся с тем, на кого поставил.
Она поднялась, взяла из шкафа папку с документами и прошла в спальню. Наталья повернулась к брату:
— Ну ты лошара, Вань. Честно. Можно было не доводить.
— А ты, Наташ, — сказал он медленно, — могла бы просто пойти и устроиться на работу.
Утром Ольга проснулась в тишине. Из кухни не доносилось «ну ты же жена, тебе не сложно!», не пахло чужим кофе. В гостиной стояла тишина. Ни сериалов, ни фырканья.
На диване лежал листок. Почерк Наташин, убористый:
«Уезжаю к Машке. Она говорит, у неё есть складной матрас. И мозгов побольше. Прости, братец. А ты, Оль, можешь не благодарить. Просто повезло тебе».
Ольга уселась на диван.
— Повезло, говоришь? — прошептала она. — Ну что ж, сестра. Повезло — не то слово.
Через две недели Ольга сидела в нотариальной конторе, листала договор купли-продажи и, вопреки обстановке, ела эклер. Да, прямо на официальной бумаге, между пунктом о долях и условием выхода из совместной собственности. Эклер был с варёной сгущёнкой, и это был единственный человек, которому она на тот момент доверяла.
— Ольга Сергеевна, вы капаете начинкой, — вежливо напомнила нотариус, женщина с глазами, давно уставшими от чужих разводов.
— Я знаю, — кивнула Ольга. — Я и замуж выходила с такой же лёгкостью. Всё капала… только не начинкой, а временем, деньгами и нервами. Вот сейчас обратно собираю. Сгущёнкой. Для баланса.
Нотариус вздохнула и протянула ручку:
— Подпишите вот здесь. Иван Сергеевич пока задерживается?
Ольга посмотрела на часы. Опаздывал на двадцать минут. Как и на годовщину свадьбы три года назад. Как и в роддом. Как и к врачу, когда у неё был подозрительный анализ.
Но в этот раз она не злилась. Она больше не злилась вообще.
Через десять минут дверь отворилась, и влетел Иван. Рубашка не глажена, волосы как будто намазал супом, а в руке… в руке был торт. Снова. Сметанный.
— Оль, я думал, может, ты передумаешь. Я даже поговорил с Наташей. Она у Машки, там кошка воняет, она готова извиниться, — выпалил он.
— Это всё замечательно. Только я не планирую жить дальше с человеком, который покупает торт каждый раз, когда косячит, а потом считает, что этим можно заменить позвоночник.
Иван сел.
— Я не хочу разводиться. Ну… у нас же были хорошие моменты?
— Были. В кафе на углу. В отпуске, где ты не брал трубку от сестры. В три дня, когда ты болел, и я ухаживала, а она уехала на марафон желаний.
Он вздохнул.
— Я просто не хотел её бросать. Она же одна.
— А я кто была?
— Ты сильная.
— Вот именно. Слишком. Пока однажды не надоело.
Нотариус кашлянула:
— Если вы хотите, я выйду…
— Не стоит, — улыбнулась Ольга. — Мы уже всё проговорили. Только один вопрос остался.
Она посмотрела на Ивана.
— Ты собираешься выкупить мою половину? Или мы продаём всё и делим?
Он поёрзал.
— Я не потяну выкуп. Машина в кредите, Наташе помог…
— Ну вот и славно. Значит, продаём.
— А можно я останусь хотя бы до момента продажи?
— Конечно. Только в комнате. На диване. И без гостей с авокадо.
Он неловко усмехнулся:
— Может, мы ещё… ну… как-то?
— Вань, ты хороший. Но ты не мой. Ты её брат. Всё. Больше у меня с тобой общих точек нет. Даже точек соприкосновения.
Они выставили квартиру на продажу через два дня. Агент пришёл бодрый, в белых кроссовках, с папкой и духами, от которых слезились глаза.
— Тут хороший вариант, — заявил он. — У вас свет, балкон, и соседи вроде тихие. Только вот… запах, — он принюхался, — как будто кто-то всё ещё эмоционально ест в спальне.
— Это сгущёнка, — спокойно сказала Ольга. — Остатки моей брачной жизни. Она быстро выветрится.
Первые два просмотра были неудачными. Один молодой парень сказал, что «аура гнетущая». Вторая — бабушка — спросила, есть ли тут домовой, потому что кто-то шепчет, когда она заходит в ванну.
— Это Иван, — сказала Ольга. — Он там ещё живёт.
— Оль… — пробормотал он. — Может, не надо так?
— А как надо? Плакать в ванной, как в прошлом сентябре?
— Я правда сожалею. Наташа уехала, я понял…
— Поздно.
На третий просмотр пришёл Алексей. Высокий, небритый, с лёгкой походкой человека, который давно знает, чего хочет. Он обошёл квартиру, заглянул на кухню, в спальню, посмотрел на балкон. Встал в проходе и сказал:
— Мне нравится. Даже запах честный. Не ванильный, как у этих новостроек.
— Тут никто не притворяется, — хмыкнула Ольга.
Он посмотрел на неё пристально.
— А вы продаёте — потому что…?
— Потому что устала быть умной, удобной и всё прощающей.
Он кивнул.
— Ну тогда, может, не всё так плохо. Я бы купил. И диван оставьте. Удобный. Чувствуется, тут важные разговоры были.
Ольга рассмеялась впервые за много дней.
— Этот диван — как поле боя. Но если хотите — берите. Только он может обидеться.
Через месяц сделка была закрыта. Иван переехал к матери. Наталья — к какой-то подруге из фитнес-клуба. Алексей въехал в квартиру, а Ольга сняла студию у метро.
В одну из суббот ей пришло сообщение:
«Если надумаешь продать ещё и свой телефон — дай знать. Я всё ещё считаю, что у нас остались точки соприкосновения. Алексей».
Она улыбнулась.
И написала в ответ:
«Точки — возможно. Но теперь я точно знаю, где моя половина. И она не делится пополам».
Финал.