На старой деревянной веранде, заставленной геранями и фикусами, две женщины вели неспешную беседу. Валентина, прижимая к груди чашку с остывшим чаем, смотрела куда-то сквозь мутноватое стекло окна. Её младшая сестра Мария нервно теребила кружевную салфетку.
— Валь, ну сколько можно? Десять лет прошло, а ты всё никак не успокоишься, — Мария говорила тихо, будто боясь спугнуть притаившуюся тишину.
— Знаешь, Маш, я ведь не о том жалею, что случилось тогда. Я о том жалею, что вы все молчали. Все знали, а я... — Валентина поджала губы, сдерживая непрошеные слёзы.
Егор, муж Валентины, появился на веранде так неожиданно, словно подслушивал за дверью. Половицы предательски скрипнули под его ногами.
— Опять за старое? — он устало опустился на стул. — Валюш, мы же договорились не возвращаться к этому разговору.
Валентина резко поставила чашку на стол. Чай выплеснулся на кружевную салфетку, оставив рыжее пятно.
— Договорились? Нет, Егор, это ты решил, что мы договорились. А я просто устала спорить. Десять лет назад вы с Машей решили, что я слишком слаба, чтобы знать правду о собственной дочери.
— Мы хотели как лучше, — Мария попыталась взять сестру за руку, но та отдёрнула ладонь.
— Как лучше? — Валентина горько усмехнулась. — Лучше было позволить мне жить в неведении, пока моя Леночка встречалась с женатым человеком? Позволить мне строить воздушные замки о её светлом будущем, пока она губит свою жизнь... — голос Валентины дрогнул.
В памяти всплыла картина десятилетней давности: случайно подслушанный разговор соседок у подъезда, осуждающие взгляды, шепотки за спиной. «Бедная Валя, она одна не знает...»
Егор поморщился:
— Лена взрослая. Она сама решала, как ей жить.
— Конечно! — Валентина всплеснула руками. — Только почему-то все вокруг знали о её решениях, кроме родной матери!
Она встала, подошла к окну. За стеклом качались ветки сирени, тяжелые от недавнего дождя.
— Даже ты, Маша... Моя единственная сестра... Помнишь, как приходила каждое воскресенье на чай? А я-то, дура, радовалась, думала — соскучилась сестричка. А ты просто присматривала за мной, докладывала потом Ленке, что с мамой всё в порядке.
Мария опустила глаза:
— Лена взяла с меня слово молчать. Она боялась тебя расстроить.
— Расстроить? — Валентина отвернулась от окна. — А когда я узнала обо всём случайно, от соседки Нины Петровны, это, по-твоему, меня не расстроило?
Она вспомнила тот день: обычный поход в магазин, случайная встреча, участливый взгляд соседки. «Валечка, как же вы справляетесь? Такое испытание...» И рухнувший мир иллюзий.
Егор нахмурился:
— Валя, ты же знаешь, что Ленка всегда была своевольной. Вся в тебя.
— Дело не в своеволии! — Валентина в отчаянии взмахнула руками. — Дело в доверии, Егор! В том, что вы все... все до единого... решили, что я не заслуживаю знать правду.
Мария поёжилась:
— Сестренка, мы просто хотели уберечь тебя. После того, как врачи обнаружили проблемы с сердцем...
— Не смей! — Валентина резко развернулась к сестре. — Не смей прикрываться моим здоровьем! Я не фарфоровая кукла, я мать!
Она подошла к буфету, достала старую фотографию. На снимке Лена — выпускница школы, с золотой медалью на груди. Счастливая улыбка, ясные глаза. Кто бы мог подумать, что через год эта прилежная девочка бросит институт ради романа с женатым преподавателем?
Егор тяжело вздохнул:
— Валюш, но ведь всё обошлось. Лена одумалась, разорвала эти отношения...
— Через три года, Егор! — Валентина со стуком поставила фотографию на место. — Три года я жила в счастливом неведении, пока моя девочка... А вы все были рядом, знали, молчали и... жалели меня.
За окном начал накрапывать дождь. Первые капли застучали по карнизу, как метроном, отсчитывающий упущенное время.
Мария встала, подошла к сестре:
— Знаешь, что самое сложное было? Видеть, как ты строишь планы на её будущее. Как радуешься её мнимым успехам в институте, как гордишься ею...
— А она тем временем пропускала лекции, встречаясь с этим... — Валентина осеклась, подбирая слова. — С Виктором Сергеевичем. Можно называть его по имени. Я за эти годы выучила не только его имя, но и имена его жены, детей...
Она подошла к окну, провела пальцем по запотевшему стеклу:
— Маш, я бы пережила это. Я бы помогла дочери, поддержала её. Но вы лишили меня этой возможности.
Егор попытался обнять жену, но она отстранилась:
— Валюш, мы же не могли знать...
— Чего не могли знать? Что правда всё равно всплывёт? Что однажды я встречу Нину Петровну в магазине, и она, не зная, что я не в курсе, начнёт сочувствовать мне?
Валентина вспомнила тот разговор в магазине. Банальная встреча у молочного отдела. «Ах, Валечка, как же тяжело вам, наверное, было все эти годы...» И земля, уходящая из-под ног.
Мария побледнела:
— Прости нас...
— Знаете, что самое страшное? — Валентина медленно опустилась на стул. — Не то, что моя дочь оступилась. Не то, что она страдала. А то, что я узнала обо всём последней. Что все эти годы я жила в выдуманном мире, который вы для меня создали. Из жалости.
В этот момент на веранду вбежала Машенька, семилетняя внучка Валентины. Остановилась на пороге, почувствовав напряжение.
— Бабуль, я тебе рисунок принесла...
Валентина попыталась улыбнуться:
— Спасибо, солнышко. Положи на стол.
Девочка аккуратно положила альбомный лист и попятилась к двери. В глазах — недетское понимание ситуации.
— Машенька, — окликнула её Валентина, — ты маму не видела?
— Она в машине звонит. Сказала — важный клиент.
Когда внучка ушла, Валентина покачала головой:
— Вот, полюбуйтесь. Уже и Машенька научилась подбирать правильные слова. «Важный клиент» — это у нас теперь универсальная отговорка.
Егор кашлянул:
— Лена много работает...
— Да неужели? — Валентина взяла в руки принесенный внучкой рисунок. — А ты знаешь, чем именно она занимается? Что за «консалтинг» такой, от которого она вечно прячет глаза?
Мария встрепенулась:
— Валя, у неё правда серьёзный бизнес...
— Серьёзный? — Валентина усмехнулась. — Настолько серьёзный, что даже родной матери нельзя рассказать? Или это тоже часть вашего заговора молчания — «не расстраивать маму»?
За окном послышались шаги. Лена поднималась на веранду — стройная, ухоженная, в дорогом костюме. Профессиональная улыбка на лице.
— Мамуль, привет! Я привезла твой любимый чай...
Валентина смотрела на дочь, пытаясь разглядеть за глянцевой оберткой успешной бизнес-леди свою маленькую Леночку. Ту самую, которая когда-то прибегала со школы и взахлёб рассказывала о своих пятерках.
— Спасибо, доченька. Присядешь с нами?
Лена бросила быстрый взгляд на часы:
— Прости, мам, не могу. Клиент ждёт...
— Конечно, — кивнула Валентина. — Клиенты всегда ждут. Уже десять лет как ждут.
Лена замерла на пороге:
— Мам, только не начинай...
— Не начинать что, Лена? — Валентина встала. — Разговор по душам? Или ты до сих пор считаешь, что мама слишком слаба для правды?
Лена обернулась. В глазах мелькнуло что-то — страх? раздражение? усталость?
— Мам, давай не сейчас. Машенька в машине ждёт, у неё через час занятие по английскому...
— А знаешь, — Валентина взяла в руки рисунок внучки, — Машенька в свои годы уже лучше тебя умеет выкручиваться. «Мама занята важным звонком» — как дипломатично! А ты всё про какие-то занятия по английскому...
Егор попытался разрядить обстановку:
— Девочки, может чаю?
— Нет! — Валентина хлопнула ладонью по столу. — Хватит этих вечных чаепитий с недомолвками! Лена, сядь. Поговорим наконец.
Лена медленно опустилась на стул. Расправила несуществующую складку на юбке:
— О чём, мам?
— О том, как мы все научились лгать друг другу. Красиво, профессионально, с заботой в голосе. О том, как я десять лет назад узнала от соседки о твоём романе с Виктором Сергеевичем...
— Мама! — Лена вскинулась. — Зачем ворошить прошлое?
— Затем, что оно не прошлое! Оно здесь, с нами. В том, как ты избегаешь прямых ответов. В том, как прячешь глаза, говоря о работе. В том, как учишь Машеньку подбирать удобные формулировки...
Мария попыталась вмешаться:
— Валечка, может не при ребёнке...
— А когда, Маша? Когда внучке исполнится восемнадцать, и она тоже научится виртуозно врать матери? Когда она заведёт свой инстаграм с идеальной картинкой жизни и будет писать посты о семейных ценностях?
Лена побледнела:
— Ты следишь за моими соцсетями?
— Конечно, дочка! — Валентина горько усмехнулась. — Это единственный способ узнать о твоей жизни. Красивые фотографии, умные подписи... «Бизнес-завтрак с партнёрами», «Важные переговоры», «Семейный уикенд»... Только почему-то под каждым таким постом у тебя глаза всё тусклее.
Лена резко встала:
— Всё, хватит! Я не обязана отчитываться...
— Нет, не обязана, — спокойно согласилась Валентина. — Ты давно уже ничего не обязана. Ни говорить правду, ни доверять, ни просто... быть собой.
В этот момент на веранду снова заглянула Машенька:
— Мам, мы опаздываем...
Лена схватилась за эту возможность как за спасательный круг:
— Да-да, солнышко, уже идём!
— Вот так всегда, — тихо произнесла Валентина. — Вечно куда-то спешим, вечно опаздываем. Только знаешь что, Лен? От себя не убежишь.
Лена замерла у двери:
— Что ты хочешь от меня услышать, мам? Что я была глупой? Что испортила себе жизнь? Что до сих пор расплачиваюсь за те ошибки?
— Нет, доченька. Я хочу услышать правду. Хотя бы раз в жизни.
Повисла тишина. Было слышно, как в саду щебечут птицы, как шелестят листья яблонь. Лена медленно вернулась к столу.
— Какую правду, мам? О том, что мой «успешный бизнес» держится на связях того самого Виктора Сергеевича? Что мой муж — подставная фигура в компании? Что я просыпаюсь по ночам от страха потерять всё, что построила такой ценой?
Егор и Мария синхронно охнули. А Валентина просто смотрела на дочь — впервые за много лет видя настоящую Лену, без маски успешной бизнес-леди.
— Вот видишь, — мягко сказала она, — небо не обрушилось. Земля не разверзлась. А мама не упала в обморок от шока.
Лена закрыла лицо руками:
— Прости... Я так боялась тебя разочаровать. Снова.
— Глупышка, — Валентина обняла дочь. — Меня невозможно разочаровать сильнее, чем этим многолетним притворством. Этими дежурными улыбками, открытками к праздникам, коробками конфет...
— Мамочка, но я правда старалась...
— Старалась быть идеальной? — Валентина погладила дочь по голове, как в детстве. — А надо было просто быть собой. Даже если значит быть запутавшейся женщиной, которая не знает, как выпутаться из паутины собственной лжи.
За окном снова начал накрапывать дождь. Машенька нетерпеливо посигналила из машины.
— Иди, — Валентина легонько подтолкнула дочь к двери. — Не опаздывай на этот свой английский. Только пообещай: завтра приедешь, и мы поговорим. По-настоящему.
Лена кивнула, торопливо вытирая слёзы:
— Обещаю. И... прости за всё.
Когда машина уехала, Валентина повернулась к мужу и сестре:
— Вот так. Оказывается, можно просто говорить правду. И никто не рассыплется.
Мария покачала головой:
— Но эти её связи с Виктором... Я и не знала...
— А я знала, — тихо сказала Валентина. — Догадывалась, по крайней мере. Материнское сердце не обманешь красивыми постами в инстаграме.
Она подошла к буфету, достала старую фотографию — ту самую, где они втроём: она, Маша и маленькая Лена, смеются на фоне цветущих яблонь.
— Помните это фото? Как же давно мы так не смеялись... По-настоящему, без оглядки.
Егор виновато кашлянул:
— Валюш, может, нам тоже... поговорить?
— О чём, милый? О том, как ты прикрывал дочь все эти годы? Или о том, почему до сих пор отводишь глаза, когда речь заходит о твоих командировках?
Егор побледнел:
— Ты и об этом...
— Знаю? — Валентина грустно улыбнулась. — Конечно знаю. Женщина, которая десять лет живёт во лжи, поневоле учится замечать детали. Запах чужих духов, случайные чеки в карманах, звонки в неурочное время...
Мария ахнула:
— Егор, ты что же...
— Тихо, Маша, — остановила её Валентина. — Это наше с Егором дело. И знаешь что? Может, пришло время и нам поговорить начистоту. Раз уж сегодня такой день...
Она повернулась к мужу:
— Что скажешь, дорогой? Готов последовать примеру дочери?
За окном громыхнуло — надвигалась гроза. Егор тяжело опустился на стул:
— Я... не знаю, с чего начать.
— Начни с главного, — Валентина присела напротив. — С правды.
Мария поспешно встала:
— Пожалуй, я пойду... Это действительно ваше личное...
— Сиди, — мягко остановила её Валентина. — Ты же всё равно узнаешь. От соседок, от знакомых... Как я когда-то узнала о Лене. Так пусть хоть раз всё будет по-честному.
Егор вытер вспотевший лоб:
— Валя, я... У меня правда есть другая женщина. Уже три года.
— Знаю, — кивнула Валентина. — Людмила Сергеевна, бухгалтер из соседнего офиса. Каштановые волосы, зелёные глаза, двое детей от первого брака.
Егор потрясённо уставился на жену:
— Откуда...
— Я же говорю — женщина, живущая во лжи, учится замечать детали. И я даже понимаю, почему ты выбрал её. Она не требует правды. Не задаёт неудобных вопросов. С ней можно просто... играть в счастье.
Мария всхлипнула:
— Валечка, как же ты...
— Как я живу с этим? — Валентина пожала плечами. — Так же, как мы все живём последние годы. Улыбаюсь, киваю, делаю вид, что верю в командировки. Готовлю праздничные ужины, поздравляю с годовщиной свадьбы... У меня хорошая школа притворства, правда, Егор?
Он опустил голову:
— Прости...
— За что? — она невесело усмехнулась. — За то, что ты такой же, как все мы? Научился прятать правду за красивой ложью? «Береги маму», «не расстраивай маму»... А в итоге что? Дочь запуталась в своих недомолвках, муж живёт двойной жизнью, внучка с малых лет уже умеет виртуозно врать...
За окном сверкнула молния. Где-то вдалеке заворчал гром.
— Знаете, что я поняла за эти годы? — Валентина подошла к окну. — Ложь — она как снежный ком. Начинается с малого — «не скажу маме, что прогуляла урок», «не признаюсь жене в измене»... А потом растёт, растёт... И вот уже целая жизнь построена на фундаменте из красивой лжи.
Егор встал, подошел к жене:
— Что теперь будет, Валя?
— А что может быть? — она повернулась к нему. — Будем учиться говорить правду. Как бы больно это ни было.
Мария нервно теребила край скатерти:
— А если... если правда разрушит всё?
— А что разрушать-то? — Валентина развела руками. — Эту красивую декорацию? Идеальную семью из инстаграма дочери? Образцовый брак с «командировками»? Так это же всё... бутафория.
В саду громыхнуло совсем близко. На веранду влетел порыв ветра, качнул занавески.
— Я вот о чём думаю, — продолжила Валентина. — Может, поэтому Машенька и рисует такие странные картины? — Она подняла альбомный лист, оставленный внучкой. — Смотрите: вроде семья на пикнике, все улыбаются. А краски какие-то... тревожные. И лица будто размытые, нечёткие.
Егор всмотрелся в рисунок:
— Обычные детские каракули...
— Нет, милый. Это крик души. Ребёнок же всё чувствует. Как мама притворяется, как папа играет роль, как бабушка с дедушкой прячут глаза... Вот и рисует — как умеет.
Первые капли дождя застучали по крыше веранды. Мария поёжилась:
— Гроза начинается...
— Да, — кивнула Валентина. — Самое время. Знаете, в детстве я боялась гроз. Пряталась под одеяло, затыкала уши... А потом поняла: гроза — это очищение. После неё воздух становится свежим, небо — чистым...
Она повернулась к мужу:
— Так что теперь будет, спрашиваешь? Будет гроза, Егор. Большая гроза. С молниями правды и громом признаний. А потом... потом посмотрим.
Егор нерешительно взял её за руку:
— Ты подашь на развод?
— Не знаю, — она не отняла руки. — Сначала надо научиться говорить правду. Себе — в первую очередь. А потом уже решать — что с этой правдой делать.
Мария поднялась:
— Мне пора. Дети ждут...
— Иди, — кивнула Валентина. — Только знаешь... давай теперь без этого нашего фирменного «всё хорошо, всё нормально». Хватит.
Когда сестра ушла, Валентина повернулась к мужу:
— И нам с тобой придётся учиться заново, Егор. Учиться говорить правду. Какой бы горькой она ни была.
За окном громыхнуло в последний раз, и хлынул ливень — сильный, очищающий. Валентина смотрела, как потоки воды смывают пыль с оконных стёкол, и думала о том, что может быть — только может быть — не всё ещё потеряно. Если найти в себе смелость смыть налёт красивой лжи и посмотреть правде в глаза.
Конец
🎀Подписывайтесь на канал💕