Вот что я решила. Помните мой пост......https://dzen.ru/b/aByyqNl4Dm7U3OBC?share_to=link
На Псифесте, когда тревога накрыла меня с головой, психолог подкинула мне неожиданный — и немного хулиганский — прием. «Возьми плюшевого медвежонка, — сказала она. — Но это не просто мишка. Это Мишка-врунишка. Говори от его имени, и пусть все гадают: правда в его словах или вымысел?». Так я и сделала. Теперь, если нужно проговорить что-то щекотливое, я вручаю микрофон ему. «Это не я, это Мишка несёт ахинею!» — смеюсь я. Ведь как обижаться на игрушку? Да и лишнего о себе я не раскрываю — все истории теперь пишет он, этот пушистый трикстер. Верить им или нет — ваше право. А я, Леся-мастерица, просто продолжаю водить его лапой по клавиатуре… И кто знает, где заканчивается его вымысел и начинается моя правда?
Начало тут:
Продолжаю писать:
Воскресенье. Пасха. Солнце висело за окном как позолоченная икона, а воздух пах теплым куличом и воском. С утра телефон трещал от сообщений: «Христос воскресе!», «С днем ⁰,рождения!» — строки сливались в один яркий шум. Муж звонил утром, голос с помехами: «Готовят к завтрашней операции. Не скучай». Я мыла посуду, перебирала старые фотографии, гладила его рубашки — будто пыталась залатать тишину делами.
Беспокойство. Оно клубилось где-то под рёбрами, как дым без огня. Сын не отвечал на сообщения, но это привычно — он вечно в лекциях или спит после "ночных библиотечных бдений". «Может, устал?» — писала подруге. Она: «Пасхальный стресс, у всех нервы».
К вечеру небо потемнело, будто кто-то вылил в него чернила. Включила светильник — желтый круг на стене дрожал, как живой. И тут звонок. Незнакомый номер. Подумала о мошенниках: вчера чуть не перевела деньги «за блокировку карты сына». Но телефон вибрировал снова и снова, настойчиво, как стук в дверь.
— Олеся Васильевна? — женский голос, слишком ровный, как у диктора.
— Да...
— Вас беспокоят из больницы, где находится ваш сын.
Пол ушёл из-под ног. Сердце — нет, не сердце — что-то горячее и тяжёлое провалилось в живот, отдалось в висках. Пальцы впились в край стола.
— Подъезжайте, пожалуйста. По телефону подробностей не сообщаем.
Пауза. Потом, словно сквозь вату:
— Не волнуйтесь.
Как собиралась — не помню. На машине ехать не решилась. Автобусы уже не ходили. Вызвала такси, стояла под подъездом, сжимая в кулаке пасхальное яйцо — розовое, с блёстками. Водитель спросил: «Далеко?» Я кивнула, а сама думала: «Сын. Больница. Ну как же так?»
В голове — обрывки. Вчера: трамвайные гудки, муж, который шутил про музей. Сегодня утром: врач в белом халате, сказавший «Всё под контролем». И вот теперь — ночь, чужая больница, где сын. Мужу решила не звонить, ведь операция должна быть завтра утром.
Таксист включил радио. Там пели «Христос воскрес!» — задорно, с гармошкой. Я закрыла глаза. Почему я взяла с собой пасхальное яйцо. Непонятно.
...Когда вошла в приёмное отделение, время сжалось в точку. Медбрат в синих перчатках, запах хлорки, часы на стене: 21:47.
— Ваш сын... — начало врача.
Тут голос оборвался. Или это я перестала слышать?
P.S. То, что случилось дальше, перевернуло всё. Слова «падение с самоката», «травма», «с рукой будем решать завтра» — они теперь живут во мне, как занозы. Но тогда, в коридоре, я вдруг вспомнила, как три недели назад муж в шутку сказал: «Жизнь — как трамвайная линия. Резкие повороты, а рельсы всё равно ведут вперёд».
Он оказался прав. Только вот рельсы эти иногда ведут в темноту. А свет в конце тоннеля — это не метафора. Это лампы операционной. Человек предполагает, а Бог располагает
Продолжение следует.