Пока ты спишь.
Проснулась в пять утра от того, что муж ворочается. Лежит с открытыми глазами, смотрит в потолок.
— Не спится? — шепчу.
— Нет, — он поворачивается, улыбается мне криво. — В голову всякая дурь лезет.
Операция плановая, ничего страшного — так нам говорили. Рутинное вмешательство. Но когда речь идет о самом близком, даже слово «рутинное» звучит как насмешка.
Больница имени Боткина — одна из лучших в городе. Современное оборудование, грамотные врачи. Я сто раз повторяла это себе, пока мы ехали в больницу.
В приемном отделении пахнет антисептиком и чем-то нейтрально-чистым. Медсестра, хрупкая девушка с усталыми глазами, заполняет документы, спрашивает стандартные вопросы. Муж шутит, что, может, передумает и сбежит. Но голос дрожит.
— Ты же знаешь, что все будет хорошо, — говорю я, целую его в щеку.
— Знаю, — он кивает. — Но страшно.
Его уводят. Дверь закрывается.
Я остаюсь одна в коридоре, где время течет иначе.
Ехали.
Я везла его в больницу сама. Нарочно говорила бодрым голосом, включила его любимый подкаст, даже подпевала, когда он шутя тыкал в меня пальцем: «Да ладно, перестань, я же не умираю».
— Обычная операция, — повторяла я, будто это заклинание. — Боткина — лучшие. Через три дня будешь как огурчик.
Он кивал, сжимая мою руку на ручке КПП каждый раз, когда я переключала передачу.
А потом — коридоры, бумаги, его смешок : «Гляди, не разбей машину без меня». И тишина.
Я держалась, пока не села за руль одна.
Первый поворот — сжала зубы. Второй — горло сдавило. А на третьем светофоре вдруг поняла, что не могу разглядеть зелёный: слёзы плывут густо, как дождь по стеклу.
Пришлось свернуть на обочину.
Рыдала .
Смешно.
Страшно.
Потом сморкалась в салфетку, смотрела в зеркало: красные глаза, размазанная тушь.
— Идиотина, — сказала себе вслух. — Всё же хорошо.
Но тело будто только сейчас разрешило себе понять, как оно боялось.
Решила много не звонить, чтобы не нервировать.
Продолжение следует..