Деревенский туалет пах свежими досками, крапивой, росшей у самого крыльца, и чем-то неуловимо родным, что невозможно было определить, но что сразу напоминало детство. Бабушка называла это "духом деревенской жизни", и в этом запахе действительно было что-то живое, почти одушевленное.
Я сидела на скрипучем сиденье, зажав между коленями потрепанный томик "Приключений Тома Сойера", который висел на гвоздике вместо рулона бумаги. Бабушка считала, что книги — это роскошь, но газеты — практично. Поэтому в уличном "замке" всегда лежала стопка "Правды" за 1987 год, а на стене висели случайные страницы из классиков.
— Ленка, ты где? — раздался голос брата за дверью.
Я не ответила. Во-первых, потому что была увлечена чтением — как раз на том месте, где Том убеждал друзей красить забор. Во-вторых, потому что в нашей шумной семье из пяти детей моменты тишины были редки, как солнечные затмения.
Дверь туалета была старой, из неструганных досок, с щелями, через которые пробивались лучи солнца, рисуя на полу золотистые полосы. Шпингалет — тот самый, из-за которого потом пришлось объяснять бабушке, зачем мне понадобился папин топор, — висел снаружи. Кто-то из взрослых, должно быть, считал, что в деревне туалетные двери должны запираться только извне. На случай медведей, вероятно.
— Ленка! — брат постучал кулаком по двери. — Ты там?
Я вздохнула и перевернула страницу.
— Нет, — ответила я. — Я улетела в Америку. Остался только мой голос.
За дверью наступила тишина. Потом раздались быстрые шаги — Сергей, видимо, решил, что я и правда исчезла.
Солнце медленно двигалось по небу, а я все сидела, упираясь босыми ногами в прохладные доски пола. Время в деревне текло иначе — не минутами, а запахами, звуками, лучами света, которые постепенно смещались по стене.
Из-за двери доносились голоса:
— Ты Ленку не видел? — спрашивала мама.
— Нет, — бойко отвечал Сергей. — Может, к речке убежала?
Я фыркнула. Если бы я убежала к речке, в доме уже стоял бы крик — мама боялась воды, как огня. После того случая, когда я в пятилетнем возрасте чуть не утонула в корыте с дождевой водой, за мной следили, как за ценной картиной в музее.
Но сейчас все были заняты. Бабушка стучала скалкой, раскатывая тесто для пирогов. Дедушка что-то чинил в сарае — оттуда доносилось ритмичное постукивание молотка. Сестры, Надька и Марька, орали во дворе, играя в "казаки-разбойники".
А я сидела в своем маленьком королевстве, где пахло деревом и крапивой, и читала про мальчишку, который превратил нудную работу в приключение.
Через пару часов (или минут — кто их считал?) я услышала, как к туалету подходят шаги.
— Лена! — это был папин голос. — Ты там?
Я уже собиралась ответить, но тут раздался возмущенный крик Сергея:
— Она не может быть там! Я же два часа назад проверял!
Папа вздохнул. Потом раздался звук отодвигаемого шпингалета.
Дверь распахнулась, и я увидела папино лицо — смесь удивления, облегчения и едва сдерживаемого смеха.
— Ну что, путешественница, — сказал он, — как Америка?
Я захлопнула книгу и встала, отряхивая юбку.
— Жарко, — ответила я. — И медведи повсюду.
Сергей стоял за папиной спиной, его глаза были круглыми, как блюдца.
— Ты... ты все это время была тут?
Я важно кивнула.
— Ага. И даже прочитала про то, как Том Сойер красил забор. Кстати, — я повернулась к брату, — у бабушки забор совсем облез...
Папа расхохотался и потрепал меня по голове. Сергей покраснел, как рак, и тут же убежал, бормоча что-то про "нечестную игру".
А я, с книгой в руках, побрела к дому, где меня уже ждали пироги, крики сестер и вечный, ни с чем не сравнимый хаос большой семьи.
Но теперь я знала, где искать тишину, если она вдруг понадобится.
Вечером, когда все уже спали, а в доме пахло свежим хлебом и молоком, я прокралась обратно в туалет с фонариком. Книга все еще висела на своем месте — страница была загнута, чтобы не потерять нужное место.
Я присела на скрипучее сиденье, включила фонарик и снова погрузилась в чтение. На этот раз никто не мог мне помешать — шпингалет теперь был с обеих сторон.
Правда, бабушка потом долго ругалась, обнаружив, что в туалете нечем подтереться. Но это уже совсем другая история.